Post-scriptum (1982-2013) - Джейн Биркин

дать ни взять две итальянские дыни. Брендон, муж Люси, был смущен, когда я описала их Люси, которая и без меня знала об этом!

Мы покинули отель «Тюситала» в 19:30, вылет в 22 часа был подтвержден: Апиа – Новая Зеландия. Мы хотели воспользоваться закатом и сняться с шофером такси, который был недоволен тем, что солнце ушло, мы заметили это, куря по последней сигарете в отеле. Габ как зачарованная смотрела на небольшие виллы по пути в аэропорт, так называемые faalas, в которых есть большая спальня с кроватями, они находятся прямо на море, они были освещены и напоминали образцовые дома, обитатели которых убивают время, играя в карты. Многие из них пустовали. Были там и музыкальные беседки, «для свиданий женщин», – пояснил наш симпатичный таксист. Мы были под впечатлением от прекрасного вида, но по приезде в аэропорт в 19:30 озадачены: там не было ни души, кроме двух уборщиц, которые сказали: «Сегодня нет вылетов». – «Что?» – «Нет вылетов сегодня», – повторила очаровательная аборигенка. «Это невозможно, посмотрите на билет». Но так оно и оказалось, у стойки не было никого! Наше такси доставило нас до полицейского участка неподалеку, и бесподобно красивый полицейский в традиционной юбке «авихава» приветствовал нас в своем кабинете, оборудованном кондиционером; самоанцам не занимать юмора. Габ была очень веселой, и после небольшого испуга при виде лающей собаки мы обе с удовольствием болтали с полицейским, у которого был мелодичный голос. Он позвонил в пункт управления полетами аэропорта Апиа: до 1:45 ни одного вылета! Наш полицейский сказал, что проверит, хорошие ли у нас места, ему сообщили наши имена, я подарила ему свое серебряное стило от Тиффани, которое не пишет, подарок, полученный на концерте. Габ, как настоящая Мата Хари, немного заволновалась из-за таксиста – он показался ей подозрительным. «Он хорошо с вами обращался?» – спросил полицейский. «О да!» – «Сколько он с вас взял, чтобы довезти до аэропорта? Он ждет вас?» – «Ну да, иначе это была бы катастрофа». Таксист нервно рассмеялся. «У вас есть лицензия? – потом спросили мы его. – Были проблемы с полицейским?» – «Нет, все o’kay, – ответил он и добавил: – Что вы думаете по поводу моего предложения?» Он изложил нам свой план, как убить шесть часов, остававшиеся до вылета: «We go barbecue, then grandma’s house»[315]. Мы радостно взвизгнули, заехали заправиться и подкачать шины, которые он постоянно проверял. Затем остановились у какой-то лавчонки, слегка опешив оттого, что обещанное барбекю будет представлять собой не костер на берегу моря с отбивными, а просто кусок курицы, завернутый в фольгу и поданный на картонке. «And grandma?» – «Не волнуйтесь», – последовало в ответ. И вот мы прибыли с пустыми руками, но не к бабушке, которую видели по дороге в аэропорт, а к дедушке, который вернулся с плантации, как стало известно после разговора с ним по мобильному. «Бабушка будет ждать». А пока это был дедушка с отцовской стороны, он сидел практически в чем мать родила в лачужке из соломы, на плетеной подстилке, кровать стояла прямо на улице, на свежем воздухе. Дедушка с увлечением смотрел международный футбольный матч по телевизору.

После матча он встал с лежанки и заковылял к столбу, поддерживающему faalas, уселся, прислонившись к нему, не слишком удобно устроившись, – одеяло все время сползало на землю. Чьи-то руки подвинули мне стульчик, чтобы я могла сесть, пепельницу и тряпку; чтобы никого не обижать, мы съели кусок отвратительной курятины; думаю, трансляция матча велась из Англии, Габ узнала игроков, говорить особенно было не о чем, но гостеприимство было налицо, как и попытки помочь двум англичанкам, оказавшимся в трудной ситуации.

Габ согласилась на их предложение поспать два часа, не потому, что ей этого хотелось, а потому, что она понимала: мы мешаем дедушке-самоанцу смотреть матч. Мы отправились в faalas современного типа, расположенную неподалеку от дедушкиной хибарки. Когда мы уходили, он улыбался. Его хибарка стояла на сваях, к ней с помощью провисающего кабеля было подведено электричество, телевизор с большим экраном был единственным предметом обстановки. Нас привели в комнатенку, набитую диванами и цветами и похожую на морг. Изображения Христа с белокурыми детьми, увитые гирляндами и раковинами, выцветшие фотоснимки, вставленные в рамки из жемчуга, с которых на нас смотрели более или менее отдаленные предки, о которых явно не забывали. Первые причастия, свадьбы, новорожденные на стенах – все, как у меня на улице Ла-Тур. Диван, на который нам указали, был обит бархатом, нам дали чистую простыню, чтобы можно было укрыться от комаров, – окна были распахнуты настежь. Стены были задрапированы тканью. Габ, завернувшись с головой в простыню, стала похожа на мумию. Я спать не могла, беспокоясь по поводу самолета и желания сходить по-маленькому, которое мучило меня уже несколько часов, я не могла лежать и стала изучать наше пристанище, не сходя с места, чтобы не обидеть хозяев, но глаза мои внимательно всматривались во все, и вот я увидела на потолке самого огромного таракана, какого мне приходилось видеть в жизни, не считая того, которого я нашла в своем нижнем белье на Кубе. Этот, в отличие от кубинского, был жив и полз как ни в чем не бывало прямо над головой Габриэль. «Что это за звук?» – прошептала она под простыней. «Не знаю», – ответила я, после чего заметила вереницу почти прозрачных ящериц с расставленными в стороны лапками – я видела таких однажды, когда была с маленькой Лу на Филиппинах. «Это всего лишь ящерицы с клейкими лапками, чтобы ловить комаров», – сказала я в темноте. Какие-то молчаливые тени придвинулись к нам, и я увидела, что совершенно очаровательная девочка рассматривает меня, спрятавшись за другим диваном, также обтянутым бархатом. Видимо, она уже какое-то время не сводила с нас глаз. Я спросила, как ее зовут. «Аве», – выговорила она на отличном английском. Я поинтересовалась, могу ли нарисовать ее, она кивнула, вскоре к ней присоединился грустный мальчик, и я нарисовала брата с сестрой; мне с ними было легче найти общий язык, чем с дедушкой, он сидел с таксистом и какой-то теткой перед телевизором. Аве было двенадцать лет, ее брату семь.

Мы спросили у восхитительной Аве, можно ли нам воспользоваться туалетом, она проводила нас в какое-то темное помещение и протянула нам туалетную бумагу; со всех сторон доносилось кудахтанье, я распевала во все горло, а Габ свистела. Благодаря полученному на Кубе опыту мне удалось исправить слив в унитазе, к всеобщей радости, мы попрощались с дедушкой, сфотографировались, обещали писать друг другу; нам дали мыло, пластиковый умывальник