Голос сердца. Книга вторая - Барбара Брэдфорд

Видя его угрюмое, расстроенное лицо и печальные глаза, Франческа не решилась сразу произнести слова, вертевшиеся у нее на кончике языка. Она еще раз проговорила их в уме, после чего осмелилась произнести.

— Примерно четыре года назад, сразу после моего переезда сюда, в Нью-Йорк, Дорис рассказала мне, что еще в тысяча девятьсот пятьдесят шестом году папа обратил внимание кое на что в Катарин.

Она сделала паузу, не решаясь договорить.

— Что именно? — спросил Ник, впившись в нее взглядом. — Пожалуйста, расскажите это мне.

— Папа сказал ей совершенно недвусмысленно, что чувствует в Кэт эмоциональную неустойчивость, — Франческа нервно закашлялась и понизила голос, — и умственную неуравновешенность. Мне очень жаль, Ник.

— Ничего, не беспокойтесь, — покачал он головой. — А что Дорис, она с этим согласна? А вы сами?

— Дорис сомневалась, не зная, согласиться ли ей с папой или нет, — пробормотала, с трудом подбирая слова, Франческа. — Вы знаете, она никогда особенно не любила Катарин, но Дорис очень справедливый человек и была готова отнести свои сомнения в ее пользу. Что касается меня, то тогда я просто рассмеялась и отмела все эти предположения, как беспочвенные. Но позднее у меня появились поводы усомниться в своей правоте. Даю честное слова Ник, но в январе, когда я вернулась в Англию, мне показалось, что Катарин находится на грани…

— На грани — чего? — нахмурился Ник.

— …нервного срыва.

У Ника перехватило дыхание.

— О, Франки, что такое вы говорите… — Начал было он и тут же замолчал, понимая, что Франческа права, а он просто не хочет смотреть в глаза фактам, прячет их в глубине сознания. — Ее настроение колеблется по параболе, — грустно заметил он. — Всего минуту назад — это та счастливая, очаровательная Катарин, которую мы все так любим, а еще через минуту — она впадает в глубочайшую депрессию. Подозреваю, что она — шизофреничка, а порой у меня даже возникает мысль, что у нее паранойя. — Он тяжело вздохнул. — Потом кривая ее настроения идет обратно, проходит через свою нижнюю точку, и тогда она становится властной, требовательной, упрямой. — Ник заметно переменился в лице. — В марте дело дошло до того, что она стала всячески оскорблять меня, причем не только словами, но и действием.

— О, Ник, не может быть!

— К сожалению, еще как может! А началось все из-за того, что я имел неосторожность заговорить о катании на лыжах в Кенигзее. Она разъярилась и стала обвинять меня в том, что я собираюсь ехать туда на свидание с Дианой, вопила, что я не люблю ее и волочусь за Дианой. Я отнес тогда этот ее взрыв на счет беспричинной ревности, но неделю спустя скандал с оскорблениями вспыхнул снова, уже безо всякого повода. Я даже не представляю, что послужило для него толчком. После двух этих срывов она впала в унылость и с самым жалким видом умоляла простить ее.

— Да, ее поведение иррационально и может раздражать, — сделала вывод Франческа. — И потом, мы оба знаем, что Катарин склонна к мании преследования.

Ник кивнул и сменил тему, завидев официанта, подошедшего к их столику, чтобы сменить грязные тарелки. Ник заказал кофе, а когда официант отошел и они снова остались одни, он разоткровенничался.

— Сейчас я мысленно вижу, как впервые познакомился с Кэт в пятьдесят шестом году, когда она была совсем молоденькой и очень озабоченной девушкой. Вы помните кинопробы к «Грозовому перевалу»? Тот день, когда мы все собрались вместе, чтобы просмотреть их?

— Да, помню и очень хорошо. Такое не забывается. Она была в них великолепна.

— Я тоже так считаю. Когда мы выходили из просмотрового зала, у меня возникло ужасное предчувствие надвигающейся беды, ощущение того, что все достается ей слишком быстро, и она не сумеет справиться с неожиданно свалившейся на нее славой. Мне тогда еще показалось, что ее ждут в будущем многие беды, но несколько лет спустя я смеялся над своими предчувствиями. Я оказался не прав, ошибался на ее счет целиком и полностью. Катарин переживала свои успех и славу с невероятным спокойствием. Вы согласны, дорогая?

— Абсолютно, Никки! Она не переставала поражать меня. Во многих отношениях она совершенно не переменилась, хотя уже давно стала большой звездой. Вот почему все это так обескураживает, я имею в виду те внезапные перемены в ней, происшедшие за последние месяцы.

— Если задуматься, то не такие уж они внезапные, — заметил Ник. — Готов поклясться, что я начал замечать в ней некоторые странности еще несколько лет назад, в шестьдесят четвертом, если быть совсем точным, когда мы с нею и Виктором ездили в Африку на съемки фильма, сценарий которого я написал специально для них двоих. Во время поездки, это было в ноябре, Катарин была ужасно раздражительной, сухой и резкой с Виктором и вела себя, как маленький диктатор, по отношению к нам обоим. Но в то же время она была невероятно, просто маниакально, энергичной. Казалось, что она способна вообще не спать. Когда вторая съемочная группа выехала на пейзажные съемки, у нее с Виктором выдалась целая неделя свободной, и Катарин настояла, чтобы мы отправились на сафари, поволокла нас в африканский буш в компании с каким-то странноватым местным хвастуном-охотником, на мой взгляд, слегка чокнутым. А еще ей непременно надо было таскаться по джунглям, общаться с туземцами и заниматься Бог знает чем еще. Всего не упомнишь. Мы с Виком едва таскали ноги, плавясь от жары, потные и грязные, как свиньи, а Кэт оставалась свежей, как огурчик, и наслаждалась каждой минутой, проведенной там. Это тем более странно, если учесть, и вы это хорошо знаете, как она ненавидит жару, считая, что она расстраивает ей нервы, как она помешана на чистоте. Можете мне поверить, она тратит безумно много времени на туалет в любых, самых примитивных условиях. — Ник пожал плечами. — Не могу понять, что с ней тогда произошло, но она сама на себя была не похожа. Перемена в ней была особенно разительной, если учесть, что год назад в Мексике она была совершенно иной, удивительно спокойной, раскованной даже, я бы сказал, безмятежной. Если хотите знать правду, то ни до того, ни после я никогда не видел ее такой довольной и счастливой, как тогда.

— Да, она мне рассказывала об этих поездках. Ей понравилась Мексика, но Африка покорила ее. Она часто повторяла, что хотела бы поехать туда снова, часами рассказывала о красоте африканского ландшафта, его безбрежности, о ночном африканском небе, о животных, о простой жизни туземцев. Порой она поднималась до поэтических высот, повествуя о розовых фламинго, парящих над каким-то невероятном сапфировом озером. И… — Франческа нахмурилась и, пораженная какой-то новой мыслью, взглянула на Ника. — А не была ли Кэт тем летом на побережье?