Когда боги спали - Аллан Коул

Закончив послание, Сафар призвал всех к полной тишине. Он принялся обрабатывать себя и Лейрию, одежду и кожу, дымящими травами, чтобы запах человека не учуяли чувствительные носы демонов. Сотворил он и заклинание, прячущее человеческую ауру от восприятия демонов-магов. Наконец он обратился к каменной черепашке и попросил Гундара приготовиться дать сигнал о возможной опасности.

Маленький Фаворит и его близнец Гундари уже пришли в нормальное состояние. Вдохновленный книгой лорда Аспера, Сафар разработал специальное исцеляющее снадобье — особые порошки, смешанные с теплым медом и вином. Две недели идол жил на этом снадобье. Поначалу ничего не происходило. Лишь слабое жужжание, свидетельствующее о существовании жизни внутри камня, становилось все сильнее.

А затем, однажды утром, Сафара разбудило знакомое:

— Заткнись! Заткнись! За-а-ткнис-сь!

И он понял, что в маленьком мирке Фаворитов дела идут нормально. Теперь ему лишь надо было заставлять их молчать. Для этого он постоянно держал при себе мешочек с засахаренными фруктами.

Когда все было готово, Сафар обратился к Лейрии.

— Я знаю, ты привыкла идти впереди, — сказал он.

— Это не привычка, мой господин, — сказала она. — Это мой долг. Ведь я же твоя телохранительница. И должна следить, чтобы тебе ничто не угрожало.

— Да, да, — нетерпеливо сказал Сафар. — И ты прекрасно справляешься со своими обязанностями. Но на этот раз нам предстоит изменить существующий порядок вещей. Я вырос тут. Еще мальчишкой я бродил по этим холмам. Я знаю все потаенные местечки и все тайные тропки. И поэтому хочу, чтобы ты шла за мной. Держись как можно ближе. Если сможешь, ступай след в след. Делай как я. И не делай того, чего я не делаю. Понятно?

Лейрия дала слово, что будет поступать именно так, и спустя несколько минут они уже торопливо спускались по старой оленьей тропе, столь слабо различимой, словно ее проделали мыши.

Не прошли они и сотни ярдов, как Сафар внезапно круто повернул вправо и исчез.

Лейрия чуть не впала в панику, отчаянно пытаясь отыскать след Сафара. Затем она увидела, как в одном месте качается листва, и бросилась туда. Она услыхала шиканье Сафара, прежде чем увидела его, и успела отскочить назад, едва не наступив ему на пятки. Так, бесшумным тандемом, они и двигались какое-то время, то спрыгивая с тропы, то вновь выходя на нее, круто сворачивая вправо или влево, а затем опять устремляясь вперед. Но по напряжению в икрах Лейрия ощущала, что в основном они идут вниз.

Вниз — к широкому озеру и плодородным полям Кирании.

Каджи Тимур запустил мастерок в яму с глиной. Он чувствовал, как острый кончик проходит сквозь песок и гравий, и толкал его все глубже. Вытащив груз, он скрыл свое отвращение к плохому качеству глины и к содержащемуся в ней мусору и плюхнул добытое в ведро.

— Поторопись, старик, — сказал демон. — Я устал.

— Прошу прощения, господин, — сказал Каджи; — Я стар, как вы уже неоднократно напоминали мне весь день, и суставы мои болят. Если бы у меня была помощь, что, как вы мудро сообщили, невозможно, я бы работал быстрее.

Демон по имени Трин презрительно глянул на отца Сафара и сказал:

— Ты думаешь, раз ты человек, а демоны не различают выражения лиц человека, то я не соображу, что ты насмехаешься надо мной?

Он огрел Каджи дубинкой. Каджи крякнул и чуть не упал. Но удержался и смахнул слезы, набежавшие не столько от боли, сколько от обиды. Трин знал толк в этих вещах. Он знал, как стукнуть человека по черепу, чтобы сделать больно, но не раскроить.

— Сейчас ты, должно быть, проклинаешь меня и свою судьбу, — сказал Трин. — Вот и хорошо. Это научит тебя, как вести себя со мной. Ты что же думаешь, я не нашел бы занятия получше, чем торчать тут на сырости и холоде, пока ты весь день будешь ковыряться в этой яме. Моя бы воля, я бы вытащил мозги из твоего черепа и позабавил моих друзей хорошо настоявшейся выпивкой.

— Вы правы, о благородный, — сказал Каджи. Он уже пришел в себя и встал, держа в руке полное ведро, — и благодарю, что напомнили мне, какой я счастливчик. И то сказать, что бы сталось со мною и моей семьей, если бы не мудрость вашего начальства? Они очень умные демоны. И я не раз говорил об этом Мирне, моей жене. Они правильно сообразили, что добрые горшки Тимура на рынке стоят золота. Золота, которое требуется вашему королю на ведение войны.

Трин фыркнул.

— А по мне, горшок он и есть горшок, — сказал демон. — В него можно что-то положить. Или вынуть. В юности я лепил их дюжинами. При обжиге некоторые из них трескались. Некоторые нет. Какая разница? Глина ничего не стоит. А для обжига нужно лишь немного дров.

— Кто я такой, чтобы спорить с таким опытным гончаром? — сказал Каджи.

— Никто, — согласился Трин. — До того как стать солдатом, я был гончаром. И когда вижу хорошую работу, сразу это понимаю.

Он заглянул в ведро и на пробу копнул содержимое когтем.

— Грязноватая, не так ли? — спросил он.

— Глиняные пласты истощились, господин, — солгал гончар. Лучшая глина находилась на другом берегу озера, но он вовсе не собирался показывать ее демонам. — В данных обстоятельствах лучшей и не найти.

Каджи увидел, как из зарослей позади демона выбрались две фигуры. Словно ощутив их присутствие, демон начал поворачиваться в их сторону.

Гончар поднял ведро, привлекая его внимание.

— Надо немного очистить глину, о благородный, — сказал он. — Ну а если на горшках будут изъяны, почему бы нам не покрыть их глазурью? Как вы, господин, справедливо заметили, горшок он и есть горшок. Однако, когда я ставлю на горшок свое имя — Тимур, на рынке находится много дураков, полагающих, что имя важнее качества.

— Мой отец, — сказал Трин, вытирая коготь о куртку Каджи, — который был прославленным горшечником, частенько говорил мне то же самое.

— Он был столь же мудрым демоном, как и его сын, — сказал Каджи.

Демон сверкнул глазами.

— Ты вновь насмехаешься надо мною, человек? — Он поднял дубинку.

Раздался глухой звук. Желтые глаза демона расширились, и он выронил дубинку. Из горла у него торчала стрела.

Трин замертво повалился вперед.

Каджи опорожнил ведро на труп и сплюнул.

— Горшок он и есть горшок, а? — проворчал он и раскрыл объятия Сафару — Добро пожаловать домой, сынок, — сказал он.

К огромному смущению Сафара, Каджи принялся всхлипывать. Сафар ощущал себя маленьким ребенком, увидевшим родительское горе, причин которого он не понимает.

— Все хорошо, отец, — пробормотал он, неловко похлопывая его по спине. — Все хорошо.

— Слышали мы о том, что творится в Эсмире, — сказал отец, допивая вино из кружки. — Засухи, эпидемии чумы и войны. Но все это казалось происходящим как бы в другом мире. И хоть мы переживали, особенно из-за тебя, Сафар, вот уж не думали, что все эти напасти свалятся прямо на нас.