Земля Жар-птицы. Краса былой России - Сюзанна Масси

Чайковский боготворил своего учителя в Консерватории. Однако Антон Рубинштейн не сумел разгадать большой талант в угрюмом, погруженном в себя ученике. В 1866 году его брат Николай Рубинштейн поехал в Москву с целью основать там такое же музыкальное учреждение. Испытывая ограничения в средствах при формировании штата Московской консерватории, он предложил молодому студенту-старшекурснику Чайковскому стать там первым преподавателем гармонии.

В то время Антон Рубинштейн не представлял себе, что русская музыка кому-то могла быть интересна. В пятидесятые-шестидесятые годы девятнадцатого века лучшим считалось основательное немецкое музыкальное образование. Европа преклонялась перед Мендельсоном, восхищалась операми Верди и высоко ценила могучий гений Рихарда Вагнера. Сам Верди приехал в Санкт-Петербург в 1862 году, чтобы дирижировать премьерой своей оперы La Forza del Destina.[62] Ее постановка обошлась в двадцать две тысячи рублей и вызвала аплодисменты высшего света и Императора Александра II. В 1863 году в Россию снова приехал Вагнер. Критики превозносили композиторов западной школы. В Санкт-Петербурге уже было немало немецких музыкантов, выходцев из больших колоний немцев в окрестностях столицы. Теперь новая Консерватория привлекала многих других — теоретиков и преподавателей из Германии, не имевших ни малейшего представления о музыкальном прошлом России и часто вообще не знавших русский язык. Эти профессора должны были готовить не только музыкантов-исполнителей, но и композиторов.

Чтобы противостоять огромному влиянию Антона Рубинштейна, Балакирев создал в 1862 году Бесплатную музыкальную школу для исполнения музыки «вольных» русских музыкантов и стал первым дирижером ее оркестра.

При всех отличиях, как по характеру, так и по взглядам на музыку, Бородин, Мусоргский и Римский-Корсаков оставались близкими друзьями; их жизни и часто даже их произведения тесно переплетались. Несмотря на любые объяснения, кажется совершенно фантастическим, что все они, не имея основательной базы по классической гармонии, контрапункту, фуге и оркестровке, сочиняли музыку высочайшего класса. Они, подобно дуновению свежего ветра, ворвались в европейский музыкальный мир, в котором преобладало немецкое влияние, и принесли с собой звучание новой национальной музыки.

Хотя Чайковский был современником композиторов «Могучей кучки», он не принадлежал к этой группе. Будучи одним из первых талантливых выпускников Санкт-Петербургской консерватории, Петр Ильич получил прекрасное музыкальное образование у немецких профессоров, преподававших в этом учебном заведении, и в дальнейшем избрал собственный тернистый путь, сумев соединить в своем творчестве европейские традиции с любовью к русским мелодиям. Прожив большую часть времени в Москве и проведя немало лет за границей, Чайковский, однако, довольно часто бывал в Санкт-Петербурге и регулярно советовался с Балакиревым. В 1869 году Милий подсказал ему идею увертюры-фантазии «Ромео и Джульетта». Чайковский любил засиживаться до глубокой ночи с Римским-Корсаковым и его друзьями в одном из ресторанов, беседуя о музыке. Римский-Корсаков отмечал, что Чайковский мог выпить огромное количество вина, не теряя контроля над собой, и соперничать с ним в этом отношении могли очень немногие из них. Угрюмый меланхолик, всю жизнь восхищавшийся Моцартом, Чайковский свободно говорил на немецком и французском языках и прилежно изучал английский, чтобы читать в оригинале своего любимого Диккенса. Тем не менее, композитор ощущал неразрывную связь с соотечественниками и разделял их глубокую любовь к родной земле. Однажды он написал: «Я страстно люблю русского человека, русскую речь, русский склад ума, русскую красоту лиц, русские обычаи…» Его могучий талант оказал влияние на все последующие этапы развития национальной музыки.

Один из членов балакиревского кружка, композитор Александр Бородин, создавал произведения, которые отличались утонченностью и академизмом, но тем не менее в чрезвычайно оригинальной манере отражали дух русской музыки. Музыковеды сходятся в том, что если бы Бородин имел возможность больше сочинять, он сыграл бы более значительную роль в развитии музыкального искусства. Но музыкант был вместе с тем преданным своему делу врачом и ученым, делившим время между двумя призваниями.

Бородин появился на свет в результате романтической связи двадцатичетырехлетней дочери солдата и грузинского князя царской крови, безумно влюбившегося в девушку в шестидесятилетнем возрасте. Мальчика, родившегося в 1833 году в Санкт-Петербурге, записали сыном камердинера князя, Порфирия Бородина, однако кавказская кровь его родного отца проявилась в темпераменте композитора и наложила отпечаток на его музыкальное творчество. Хотя мать не могла формально признать его своим сыном и настаивала, чтобы мальчик называл ее «тетушкой», Александр рос, постоянно ощущая ее нежность и заботу. Еще ребенком он любил слушать военные оркестры, дававшие концерты в парках столицы, и один из музыкантов научил его играть на флейте. К тому времени, когда юному Александру исполнилось всего двенадцать лет, он уже был страстным меломаном. Он сам освоил игру на скрипке и, не имея представления о контрапункте, в тринадцатилетнем возрасте написал концерт для фортепиано и трио для двух скрипок и виолончели. Бородин также увлекался наукой, и поскольку его мать считала музыку не заслуживающим внимания призванием, юноша был зачислен в 1850 году в Санкт-Петербургскую Медико-хирургическую академию. В том же году Чайковский, сын горного инженера из провинциального городка Воткинска, поступил в Училище правоведения.

Еще на студенческой скамье Бородин организовал струнный квартет и часто ходил по несколько километров пешком с виолончелью в руках, чтобы встретиться с друзьями и музицировать с ними всю ночь напролет. В 1856 году двадцатитрехлетний Бородин, закончив обучение в Медико-хирургической академии, получил в ней должность врача-ординатора. Там он познакомился с молодым прапорщиком Модестом Мусоргским, назначенным в госпиталь на дежурство. Приятели проводили в разговорах многие часы. В 1858 году Бородин защитил диссертацию, посвященную кислотам, и стал доктором медицины. Следующие четыре года он прожил в Европе, куда его откомандировало российское правительство с группой студентов и Дмитрием Менделеевым, будущим великим русским химиком, для знакомства с последними достиженими науки.

В Гейдельберге Бородин влюбился в очаровательную русскую девушку по имени Екатерина Протопопова, талантливую пианистку, продолжавшую образование в Германии. Вдвоем молодые люди ходили на концерты, и Екатерина знакомила его с музыкой Шумана и Шопена. Кроме того, Екатерина так глубоко увлекла Александра Бородина вопросами достижения женского равноправия, что несколько лет спустя, уже женившись на ней, Бородин активно выступил за право женщин получать высшее образование, и в результате при его участии в российской столице были учреждены Высшие женские медицинские курсы.

В 1862 году, после возвращения Бородина в Санкт-Петербург, Мусоргский познакомил его с Балакиревым, который в своей обычной напористой манере стал убеждать Бородина приступить к сочинению симфонии. Работа продвигалась медленно. Александр еще только начинал преподавательскую деятельность в Медико-хирургической академии и уделял много времени студентам. Образованный и остроумный, он работал с увлечением, и студенты отвечали ему любовью. В лаборатории Бородина царила непринужденная атмосфера. Проводя свои опыты, Александр часто напевал какую-нибудь мелодию, и всегда был готов поговорить о музыке с любым, кому это казалось интересным. По вечерам звуки рояля разносились из его квартиры по залам Академии. Римский-Корсаков, вернувшись из плавания, стал большим другом Бородина. Николай и Александр проводили ночи напролет, исполняя друг другу свои произведения на рояле, виолончели или флейте. По воспоминаниям Римского-Корсакова, Бородина так захватывали разговоры о музыке, что он мог бросить эксперимент, в порыве вдохновения исполнить фрагмент какого-либо сочинения и внезапно, в разгаре обсуждения, сорвавшись с места, спешил обратно в свою лабораторию, чтобы предупредить взрыв.

Не удивительно, что при совмещении разнообразных занятий Бородину потребовалось пять лет работы, прежде чем в 1867 году он наконец завершил свою Первую симфонию. Два года спустя он сам дирижировал во время ее исполнения на одном из концертов Бесплатной музыкальной школы. Слушатели тепло встретили новое произведение, но критики, благоволившие кругу Рубинштейна, отнеслись к дебюту композитора прохладно. Один из них язвительно заметил, что симфонию написал некто Бородин, дабы сделать приятное своим друзьям, и они так громко аплодировали, что он вынужден был выйти на сцену и поклониться. Они посмеивались над кружком Балакирева, называя его небольшой компанией военных, морских офицеров и химиков.