Книга непокоя - Фернандо Пессоа

Советы неудачно вышедшим замуж

К неудачно вышедшим замуж относятся все замужние женщины и некоторые незамужние.

Особенно избегайте развивать у себя человеколюбие. Гуманность – это некультурность. Пишу холодно, рассудочно, думая о вашем хорошем самочувствии, бедняжки, неудачно вышедшие замуж.

Все искусство, все освобождение состоит в том, чтобы подвергнуть дух наименее возможному, опуская его в тело, которое покоряется желанию.

Быть аморальной не стоит, поскольку это умаляет в глазах других вашу личность или ее опошляет. Быть аморальной внутри себя, окруженной максимальным уважением людей. Быть женой и матерью, телесно чистой и преданной, и совершать при этом необъяснимые оргии со всеми мужчинами по соседству, от бакалейщиков до… – вот какое самое сильное ощущение получает та, кто действительно хочет обладать своей индивидуальностью и расширять ее, не опускаясь до приемов домашней прислуги, что было бы низко, и не впадая в суровую порядочность женщины непоправимо тупоумной, порядочность, что является, наверное, «дочерью выгоды».

Руководствуясь вашим превосходством, вы, женские души, что читаете меня, сумейте понять то, о чем пишу. Все удовольствие идет от мозга; все преступления, как уже говорилось, «осуществляются в наших мечтах». Я помню об одном преступлении, по-настоящему прекрасном. Его не было никогда. Они прекрасны, те, о которых мы не вспоминаем. Борджиа совершал прекрасные преступления? Поверьте мне, что не совершал. Кто их совершал, прекраснейшие, пурпуровые, роскошные, это была наша мечта о Борджиа, была идея о Борджиа, что присутствует в нас. Я уверен, что Цезарь Борджиа, который существовал, был пошлым и глупым; должен был быть таким, ибо существование всегда глупо и пошло.

Даю вам эти советы совершенно незаинтересованный, применяя мой метод к случаю, который меня не интересует лично, мои мечты – об Империи и о славе; они ни в коей мере не чувственны. Но хочу быть вам полезным, хотя бы это более ни к чему не привело, кроме моего собственного отвращения, потому что я ненавижу полезность. Я – альтруист, но на свой собственный манер.

Я собираюсь научить вас, как можно изменять мужу в воображении.

Поверьте мне: только заурядные создания изменяют мужу реально. Целомудрие sine qua non[43] – одно из условий сексуального наслаждения. Отдаваться более чем одному мужчине – это убивает целомудрие.

Признаю, что низменное существо женщины нуждается в самце. Считаю, что она, по крайней мере, должна ограничиться только одним самцом, сделав из него, если ей это необходимо, центр некоего круга воображаемых самцов.

Лучшее обстоятельство, когда можно это делать, – дни, непосредственно предшествующие менструации.

Итак:

Представим вашего мужа с более светлой кожей. Если вообразить правильно, вы почувствуете его, со светлой кожей, рядом с собой.

Запоминайте все движения чрезмерной чувственности. Целуйте мужа, тело которого вы ощущаете на своем теле, и поменяйте его в воображении на мужчину, которого вы находите красивым и который находится сейчас в вашей душе.

Сущность наслаждения – его развертывание. Выпустите на свободу кошачье начало.

Как докучать мужу.

Важно, чтобы муж время от времени раздражался.

Существенно – начать чувствовать притяжение к вещам, внушающим отвращение, не теряя при этом внешней дисциплины.

Самая большая внутренняя недисциплинированность, соединяясь с максимальной внешней дисциплиной, составляет совершенную чувственность. Каждое действие, реализующее мечту или желание, на самом деле делает это неосуществимым.

Замещение – не так трудно, как это считается. Называю замещением ту практику, которая состоит в воображаемом наслаждении с одним мужчиной в момент близости с другим […]

Мои дорогие ученицы, желаю вам, правильно слушаясь моих советов, бесчисленных и развивающихся наслаждений не «с», но «посредством» животного самца, с которым Церковь или Государство вас соединили плотью и фамилией.

И прочно утвердиться ногами на земле, как птица освобождается для полета. Пусть этот образ, дорогие мои, послужит вам постоянным напоминанием о единственной духовной заповеди.

Быть кокоткой, полной всех возможных пороков, не изменяя мужу даже взглядом, – наслаждение от этого, если вы только сумеете его достичь.

Быть кокоткой внутри, изменять мужу внутри, изменяя ему в его объятиях, ведь не для него то ощущение от поцелуя, когда вы его целуете, – ох, лучшие женщины, о мои таинственные Живущие Умом, наслаждение – в этом.

Почему я не советую того же мужчинам? Потому что мужчина – другое существо. Если ему необходимо низкое, порекомендую ему связи со столькими женщинами, со сколькими он сможет: пусть делает это и заслуживает моего презрения, когда… А высший мужчина не имеет потребности ни в одной женщине. Для его наслаждения не нужно сексуальное обладание. Ну а женщина, даже высшая, не вместит подобного: женщина по сути своей сексуальна.

Декларация об отличии

Вещи, связанные с Государством и городом, не имеют влияния на нас. Нам совсем не важно, если бы министры и придворные плохо управляли делами нации. Все это происходит там, снаружи, точно грязь в дождливые дни. Нет в этом того близкого, что виделось бы в то же время и нашим.

Подобно этому, нас не интересуют великие потрясения, как война и кризисы. Пока в наш дом не входят, нам не важно, что в двери стучатся. И это базируется не на презрении к другим, а на нашей скептической самооценке.

Мы не добры и не сострадательны – не потому, что по своему характеру мы отличаемся противоположными качествами, но потому, что не являемся ни тем, ни этим. Доброта – это слабость грубых душ. Для нас интересны какие-то эпизоды из прошлого чужих душ с другим способом мыслить. Мы наблюдаем, но не одобряем и не отвергаем. Наше занятие – быть ничем.

Мы были бы анархистами, если бы родились в том классе, в среде тех людей, кто себя сам называет беззащитным, или в любом другом, откуда можно было бы спуститься ниже или подняться. Но в действительности мы являемся, в основном, созданиями, рождающимися между классами и социальными подразделениями – почти всегда в некоем упадочном пространстве между аристократией и высшей буржуазией, социальное место для гениев и безумцев, кому можно симпатизировать.

Действие приводит нас в замешательство, частично из-за физической неспособности, а еще более – морального отсутствия желания его производить. Нам кажется аморальным действовать. Все мышление нам кажется униженным, если выражено словами, что превращает его в чужую вещь, что делает его понятным для тех, кто его понимает.