Свидание на Аламуте - Игорь Резун

— Майя!

Но она, задыхаясь, увернулась.

— Ее бери, Лешка! Бери на спину!!!

Какая-то маленькая женщина лежала на полу без сознания. Майя помогла взвалить Кириаки на спину Алексея и теперь придерживала женщину руками.

Еще один приказ отпечатался в мозгу:

— ЛЕСТНИЦА ЗА ВАМИ. ВВЕРХ. МЫ ПРИМЕМ.

Те, кто стоял в цепи, сделали еще шаг. Контур фигуры аль-Талира уже опутан сиреневой паутиной, араб уже скован по рукам и ногам, только дергается, как пойманная муха… И вот еще один удар, нанесенный всеми ими из этих маракасов — оранжевый плевок. Раздался грохот. На том месте, где стоял араб, взвился фонтан мятого железа, и обвалились сверху камни. Сам он теперь лежал на шатающемся куске стали.

Майя, толкая Алексея вперед, последний раз взглянула на страшную арену. Кто выиграл, она не знала, равно как и не знала, какую дозу получила в этом пропитанном радиацией «стакане». Но кошмар ее маленькой жизни, начавшийся еще в прошлом году с прочтения книжки об ордене ассасинов и его могущественном Старце — этот кошмар закончился. Ассасины проиграли.

Протискиваясь за Алексеем обратно по винтовой лестнице, по которой они спустились в «стакан», она ощутила босыми ногами, как раскалились ступени. Пятки нестерпимо жгло.

Но там, сверху, чуть раздвинувшиеся плиты реакторной защиты открывали просвет для того, чтобы протолкнуть тело. И пролезть самим.

…Махаб поднял голову. Какие-то фигурки карабкались вверх, в темноту. Далеко внизу бушевало пламя. И угасающим сознанием, разбитым на части, растерявшим всю энергию, он приметил ту самую, в балахоне, призрачную, с выпуклым животом. Она сложила на нем бледные тени рук и улыбалась.

— Алла… Акба… — прохрипел он.

Решающий удар, игла холода, пущенная невысокой, прозрачноглазой девушкой в комбинезоне, вошла в мозг и рассыпала его на осколки. Тело араба, став внезапно мягким, как глина, перекатилось через край площадки и вместе с обломками стали, мятыми ограждениями, трубами и прочей требухой шахты начало свой полет вниз…

Тексты

Медный, Олеся и остальные…

…Там, внизу, Медный сначала потерялся. Да, на расстоянии примерно тридцати четырех метров от края обрыва, где остановился блок, перед ним открылся пролом в каменной стене, сделанный небольшой порцией взрывчатки, точно уложенной в «слабое» место. Медный втиснулся туда и сразу же упал, запнувшись о рваное железо. Взрыв проломил не только камень, но и стенку стального «стакана» внутри скалы. Света не было. Фонарик на пальце давал голубой луч. От искореженной площадки влево уходил коридор, вверх — остатки обрушенной лестницы. За спиной нарастал гром, там что-то тяжело рушилось внутри скалы… Медный вдруг понял, что «замазка» не работает. То, что можно было назвать эфиром, молчало. Он стащил с головы шлем и принялся вытаскивать липкую массу из ушей. А когда почти справился с этим, услышал до боли знакомое:

— Мед-ны-ый!

Это был ее голос. Чистенький, зовущий, жалобный. Вряд ли ей удастся его одурачить. Он, сам того не замечая, выронил шлем и побежал по гремящему железом коридору — на голос. За поворотом вроде бы мелькнула какая-то тень, раздался нежный смех, и он снова услышал:

— Мед-ный…

А может, ей плохо? Может, ее ранили свои, и она вышла из этого состояния безжалостной ассасинки? Все же ведь бывает так иногда… Или не бывает?! Но верить-то хочется… За еще одним поворотом его ждал морозный воздух — белое молоко тумана, поднявшееся снизу, от ледника, принесло с собой и холодное дыхание. Он вылетел на небольшую площадку, вырубленную в скале, на площадку той самой лестницы, по которой десять веков назад, с мертвым комендантом Аламута на плечах, взошел сам Хасан Гуссейн ас-Саббах; по которой все эти годы ночью взбиралась призрачная женщина с твердым, как алмаз, беременным животом…

И вдруг что-то маленькое, цепкое, как обезьянка, бросилось ему на плечи. Так прыгают дети, обвивая и руками, и ногами. И Медный расслабленно упал спиной вниз, не чувствуя боли, на камни. Он не успел заметить, что на краю каменной террасы сжалось нечто белое членистоногое, какая-то человекообразная личинка.

А на нем сидела Олеся. Его Олеся! Из одежды — только золотая подвеска, закрывающая лоно и блестящая капельками воды. Он видел смеющееся лицо девушки, такое прекрасное, смугловатое, с живыми черными глазами, обрамленное ее шелковистыми черными локонами. Видел маленькие милые грудки с пуговичными сосками — и этот непонятно что означающий полувенчик. Полувенок… Татуировочку, черную всю, и круглую, как плевок, засохший на асфальте… а ее крепкие ножки стискивали его бедра, заодно прижимая к ним внезапно одеревеневшие руки. Кажется, она расстегнула на нем комбинезон и приникла к его телу обнаженной грудью — горячей, колышущейся. И тотчас ощущение блаженства затопило Медного. Он словно провалился в сон, в котором плавало только лицо Олеси, без туловища, — чистой воды улыбка Чеширского Кота. Он ощущал ее молодое горячее тело…

— Милый, милый мой Андрюша… — услышал он ее голос, ласковый и переливающийся, как сияние. — Андрюша, ты же любишь меня… И я люблю тебя. Ты — первый и последний, Андрюша, кого я почему-то люблю… Мне это самой странно. Я должна убить тебя, но я не могу этого сделать. Мне хочется целовать тебя, Андрюша!

Ее губы коснулись его губ, и Медный поплыл. В его сознании разворачивались картины, одна другой жарче, изумительнее: залитые белым песком пляжи, океанский прибой и переплетение их тел в сверкающей, тающей пене волны. Ее ласковые руки, ее дыхание, ее любовь… Он таял. Он безумно хотел спасти эту девочку, посланную ему, наверно, Богом, растворившуюся в нем, как в сосуде с водой. Хотелось ее защитить и…

Какой-то хлопок.

И сразу — будто пискнул да выключился цветной экран. Темно. Что с ним?! У него открыты глаза, но он ничего не видит. Медный вскрикнул от ужаса и попробовал подняться, но что-то еще прижимало его к каменной россыпи, уже не так, как раньше. С содроганием он коснулся рукой глаз — те в чем-то липком. И он сковырнул этот сгусток с глаз…

Медный по-прежнему полулежал тут, на площадке, но картина изменилась. Панораму Эль-Бурса загораживали четыре пары горных ботинок с высокими голенищами. За ними все так же лежало, скрючившись у камней, обнаженное белое тело. А другое тело, находящееся на Медном, почему-то оказалось лишено самого важного — головы. И все вокруг: его лицо, эти жесткие ботинки и даже то, белое сзади — было забрызгано липкой, густой красно-серой массой, комочками с попадающимися в них клочками черных волос.

— Хорошо работает, — услышал он чей-то оценивающий, равнодушный голос. — Не хуже, чем СВД.

— Да, — подтвердил другой. — И всего-то три тысячных грамма антиматерии. Кожух тяжелый, падла, замаялся таскать… А разорвало, смотри-ка, в мелкую крошку, да?

— Круто, ничего не скажешь.

Медный с ужасом поднял голову. Лис, Шкипер и Иван стояли над ним, с черными шишкастыми шлемами в руках; стоял и Заратустров, опустив на камни приклад снайперской винтовки со странным утолщением в середине. Он не смотрел на Медного, только вдруг похлопал себя по карманам, с досадой хмыкнул и попросил:

— Ребятки, а сигаретки ни у кого не будет? Совсем курева нет.

Медный с отвращением сбросил с себя безголовое тело, казавшееся теперь жутким обрубком. Вскочил на ноги. Ребята словно не замечали его. Лишь только когда он попятился обратно в проем, Лис легко поймала его, притянула к себе и тыльной стороной ладони стерла с его губ тут самую вязкую массу — мозги с кровавыми сгустками.

— Шлем-то где оборонил, горе луковое? — с иронией спросила она.

Их вытащили из этой щели Египтянин и Ирка. Саракаджиев молча принял у Алексея обмякшее тело и бросил: «Кома. Быстрее в вертолет!» Он побежал по пахнущему гарью коридору. Алексей и Ирка забросили руки Майи, у которой тоже подкашивались ноги, на плечи и понесли следом. На плато уже спускались два серо-зеленых транспортных вертолета; их ожидала группа людей. Алексей узнал полковника Заратустрова — обожженного, запорошенного каменной крошкой. Узнал того долговязого парня — кажется, Ивана, — который приходил в их «Магазин Волшебства». Сейчас Иван и его товарищи грузили в вертолет носилки с чьим-то телом, закрытым брезентом. Дул резкий ветер. Небо накрыло Аламут тенями туч, и на лицо тяжело дышащей Майи сыпались хлопья снега.

Они оказались в одном вертолете с полковником. Тело той, которую унес Египтянин, и носилки — в другом. А тут, в грохоте винтов, усилившемся, когда винтовая машина оторвалась от края Аламута, находились только девушка, прижавшаяся к плечу Алексея, полковник рядом с пилотом и те самые ребята сзади. Они молчали. Алексей ощущал, как чудовищное напряжение отпускает его, и он начинает чувствовать даже холод в теле, защищенном только прорезиненным комбинезоном, который дал Египтянин наверху, после подъема. Алексей посмотрел на разорванный рукав этой странной одежды, увидел английские буквы, а потом глянул на шлем пилота: «NATO AIR FORCE»[44].