Лондон, любовь моя - Майкл Муркок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Добрый вечер, дамочки. — Здесь он в безопасности и может обращаться к ним напрямую.
Вы умеете глотать огонь, мистер Кисс? Вы когда-нибудь глотали огонь?
— О, разве что фигурально выражаясь, дамочки. Не как настоящий профессионал.
Он поднимает голову и замечает, что месяца уже не видно и на небе нависли тяжелые тучи. На его лбу выступает пот. Глядя на огни Греческой улицы, он вспоминает о своей подруге, которая живет в Сент-Анн-Корт. Хорошо бы нанести ей визит. Услышав сзади рычание, он оборачивается, готовый увидеть все, что угодно, любое чудовище, и мгновенно осознает, что то, что он услышал, было раскатом грома. Приближается гроза. Он смеется над собой и видит над куполом церкви зигзаг молнии. Тогда он решается идти дальше. Раз уж придется укрываться от дождя, то лучше, если это окажется какое-нибудь более знакомое место.
— Спокойной ночи, дамочки!
Он возвращается назад через Саттон-роу, мимо магазина «Фойлс» по Чаринг-Кросс-роуд, а оттуда направляется по Хай-Холборн к Виадуку. Он все еще с трудом воспринимает местные .новостройки и вспоминает, как днем и ночью, без сна, рыскал среди развалин в надежде услышать шепот живых, прочитать мысли еще не угасших сознаний. Теперь гром гремит прямо над его головой, подобный рокоту бомбардировщиков, летящих роем, чтобы сеять смерть. Сверкание молний напоминает ему о зенитках, трассирующих снарядах и лучах прожекторов. Он замедляет шаг. Дождя все нет. Выйдя на Чансери-лейн, он видит, что на дороге, лицом к земле, лежит человек. Рядом рассыпанное содержимое двух пластиковых пакетов. Сначала ему кажется, что это какой-то пьянчужка, но, приблизившись, он соображает, что перед ним женщина. На вид ей лет двадцать пять, у нее длинные каштановые волосы. Из носа сочится кровь. На ней дешевое ситцевое платье, бесформенное, как мешок.
Когда мистер Кисс подходит, чтобы помочь ей, она нервно поднимается на ноги и не слишком охотно разрешает ему довести себя до тротуара. Усадив ее на ступеньки у входа в какое-то учреждение, он возвращается назад, чтобы подобрать рассыпавшееся — картошку, лук и морковь. Он собирает все в порванные пакеты и старается связать их, чтобы ничего не вываливалось. При свете молнии он видит, что ее ладони и колени разбиты до крови. Он разворачивает ее к свету фонаря. Да, при падении она сильно поранилась.
— Эй, с ней все в порядке? — доносится голос. Там, вниз по Чансери-лейн, мерцают огни машины. Должно быть, это тот самый водитель, который ее сбил.
— Похоже, ее нужно доставить в больницу, — отвечает мистер Кисс.
Хлопает дверца, и к ним медленно направляется упитанный человек в полосатом жилете и серых брюках.
— Я не виноват. Честно, приятель. Она вам расскажет. Она сама наступила за нашу веревку.
Пытаясь промокнуть ее раны, в большинстве поверхностные, хотя кое-где и требующие наложения швов, мистер Кисс вопросительно смотрит на нее. Она кивает. Капли дождя падают на тротуар, смешиваясь с сочащейся кровью. Она начинает плакать.
— Веревка, — говорит она.
— Я буксировал вот эту старушку, — показывает пальцем упитанный. — Мы остановились у светофора, а тут она пошла между нами, и, конечно, когда мы тронулись, веревка ее отбросила. Я остановился сразу, как только заметил, что произошло. Ты ведь в порядке, милая? — В самом вопросе уже заложен ожидаемый ответ.
— Как тебя зовут? — ласково спрашивает Джозеф Кисс.
— Ева. — У нее приятное лицо, хотя и весьма хмурое. Она охотно кивает обоим мужчинам.
На ступеньках станции метро «Чансери-лейн» появляются две женщины. Не сразу, но решаются подойти. Обеим слегка за тридцать, у них веселые лица, потрепанность которых не скрыть за изощренным макияжем. На обеих пастельного цвета платья со множеством нижних юбок; видно, что отправились куда-то поразвлечься.
— Это Ева, я так и думала, — говорит одна. — Что с тобой, милочка?
— Она споткнулась, только и всего. — Мужчина в жилетке, словно ища подтверждения, смотрит на дорогу. Только теперь мистер Кисс замечает прячущуюся в тени фигуру мужчины, держащего руки в карманах, скорее всего, пьяного.
— Вы видели, как это произошло? — спрашивает его мистер Кисс, в то время как женщины направляются к своей подруге. Мужчина не выходит из тени, не желая вмешиваться. — Вы пытались помочь ей?
Мужчина в тени поднимает руку к голове и поправляет кепку.
— Она споткнулась. Точь-в-точь как он сказал. Сама виновата. — Попав в свет фонаря, он надвигает шляпу на лоб, как будто недоволен тем, что его привлекают в качестве свидетеля. — Да она и не поранилась толком. — На нем засаленное короткое пальто, грязная зеленая рубашка, черные брюки. Мокрые от пота волосы облепили лицо. — Сама виновата. — Он таращится на других женщин, на Еву. — Кончай ныть!
Закатав рукава своих легких платьев и повесив плащи на ближайшие перила, женщины помогают Еве сесть ровно.
Одна из них разрывает на полоски носовой платок и перевязывает сильно кровоточащую рану на правой руке Евы.
— Мы отведем тебя, милая. Можешь остановиться у меня, пока мы решим, что надо делать.
— Она может идти домой. Она в полном порядке.
Женщина не обращает внимания на его слова.
— Он ударил тебя, милая? Да, Ева?
Только теперь до Джозефа Кисса доходит, что между этим мужчиной и упавшей женщиной есть какая то связь. Поднимает голову, чтобы спросить водителя, но видит, что огни обеих машин уже исчезают в конце Чансери-лейн.
— Эй! — кричит мистер Кисс и опускает руку.
Тем временем Ева рассказывает своим подругам, что с ней произошло. Она растерянно переводит взгляд с мужчины на мистера Кисса, словно боясь, что эти двое могут быть заодно.
— Можешь пошевелить пальцами? — окликает ее мужчина. — Да с ней все в порядке. Много шума из ничего! Если может шевелить пальцами, значит, все в порядке. — Он оглядывается на станцию метро, потом на Виадук.
Мистер Кисс чувствует, как нарастает в нем гнев, и пытается подавить его, боясь, что это может закончиться новым арестом.
— Он с вами? — спрашивает он Еву.
— Вроде бы. — Ева внезапно заливается слезами. Похоже, что первоначальный шок отпустил ее. Она пытается встать, но снова тяжело садится. Дождь льет все сильнее, и все сильнее течет кровь с ее лица и рук.
— Вот ублюдок! Все будет хорошо, милая! — говорит одна из женщин, чтобы успокоить мистера Кисса. — Мы живем тут через дорогу. Мы можем о ней позаботиться.
Мистер Кисс вспоминает, что встречал эту женщину раньше, около дома по соседству с Брукс-Маркет. Но он не уйдет. Он оглядывается на мужчину, вернувшегося на дорогу.
— Это ее муж?
— Сожитель, — отвечает другая женщина, подчеркивая разницу. Разорвав нижнюю юбку, она перевязывает Еве пальцы. — Этот Билли Ферлинг всегда был негодяем.
Билли Ферлинг, словно предупрежденный об опасности этим определением, перебегает через Чансери-лейн и проходит мимо них. Мистер Кисс думает, что он наконец-то отправился за помощью.
ну их всех на хрен не лезьте коровы опять кровища всегда кровища кровища всюду щас блевану вот дерьмо-то корова тупая блядина достали уже
Билли Ферлинг удаляется и почти уже доходит до угла Фернивал-стрит, напротив Брук-стрит и красного здания «Пруденшл», когда мистер Кисс окликает его:
— Эй! Мистер Ферлинг! Вашу жену надо отвезти в больницу! Вы что, не собираетесь ей помочь?
— У меня дела, — отвечает Билли Ферлинг, пересекая плохо освещенную Фернивал-стрит. Он направляется в сторону Феттер-лейн и величественного Виадука под проливным дождем и раскатами грома.
— Мы о ней позаботимся, — говорит одна из женщин с некоторым беспокойством. — Честно, это рядом, через дорогу. — Придержав свою блестящую юбку, она приобнимает Еву. — Пойдем, золотце.
— А куда это он пошел? — рычит мистер Кисс, как потревоженный лабрадор. — Почему он не помогает?
— Да ну его! В это время он обычно ошивается около «Спортивной жизни», — говорит другая женщина с явным удовольствием, словно пытаясь затушить гневное пламя, съедающее мистера Кисса. — Думает, коли получит номер пораньше, ему больше повезет на завтрашних скачках. Так что он отправился на Фаррингдон-стрит.
Озадаченный тем, что они нисколько не гневаются и не расстраиваются из-за случившегося, мистер Кисс стоит и смотрит вслед исчезающему Ферлингу. Он почти в таком же шоке, как Ева, поскольку не может поверить в то, что машины попросту уехали, хотя одна из них могла доставить пострадавшую в больницу, и в то, что муж несчастной элементарно ее бросил, и в то, что все они приняли это как должное. Одна женщина начинает собирать продуктовые пакеты, сделав что-то вроде мешка из собственного плаща, в то время как другая помогает Еве доковылять до светофора и перейти улицу. Похоже, их смущает его присутствие, им кажется, что он наблюдает какие-то интимные подробности их жизни.
— Ужасно мило с вашей стороны, — говорит женщина с пакетами деланным тоном, всем своим видом демонстрируя подозрительность и недоумение: почему он все еще торчит здесь? Возможно, она подозревает, что им двигают обычные мужские мотивы, типичные для такой ситуации. Джозефа Кисса охватывает смутное чувство стыда — стыда за себя, за свой пол.