Меч Владигора - Леонид Бутяков

К счастью, в тот самый час, когда он собирался на решающую встречу с вождями, ему сообщили о схваченных в предгорьях гусляре и скоморошке — ближайших друзьях Владигора. Впрочем, если он верно понял своего Господина, скоморошка была для синегорца не просто случайной спутницей и подружкой… Климога решил, что будет полезно продемонстрировать вождям этих пленников, а коли понадобится — изрезать на ремни, дабы сомневающиеся убедились в его всевластии и, соответственно, в бессилии Владигора. Дескать, о каких таких волшебных способностях синегорца вы промеж собой толкуете, если он, поскребыш, даже девку свою уберечь не сумел?

Новость о пленниках, задержавшая Климогу в главном лагере, спасла ему жизнь. Он понял это сразу, как только услышал звуки битвы в становище разбойной ватаги. Когда же ему сообщили подробности о дерзкой вылазке Владигора к рыбачьему домику и похищении савроматских вождей, Климога возблагодарил судьбу и Великого Господина за то, что вновь разминулся с отпрыском Светозора.

Страшно было подумать, как обошелся бы с ним Владигор, застав в рыбачьей избушке… Этот страх даже лучше приказов Великого Господина подтолкнул Климогу к решительным действиям.

Девку и старика он велел отправить в надежный схорон, который — случаются же такие дурацкие совпадения! — еще два года назад был устроен его разбойной ватагой совсем рядом с Ключ-Камнем. Знать бы раньше, что один из трех гранитных зубьев, торчащих среди труднодоступной долины, и есть знаменитый Ключ-Камень, многое сложилось бы по-другому!

Упрятать пленников в той самой долине, где синегорец раздобыл Богатырский меч, Климоге посоветовал хитроумный Засоха. Дескать, ни за что не догадается Владигор искать свою девку в том месте, где уже побывал недавно. И хотя в первом — буйном — порыве Климога намеревался собственноручно растерзать дружков молодого князя, чуть остыв, признал доводы помощника вполне разумными.

Ведь если во время осады Владигор надумает выставить заложников на крепостные стены, дабы остановить савроматских воинов угрозой гибели их любимых вождей (он, Климога, так бы и сделал!), наилучшим ответом синегорцу явятся закованные в колодки гусляр и скоморошка. Конечно, дорога ложка к обеду, поэтому раньше времени показывать их Владигору не нужно. Пусть пока ни о чем не догадывается, а срок придет — налюбуется!

Эх, если бы да кабы…

От всех этих умных рассуждений у Климоги голова пухла. Нутром чуял — не взять Дарсан единым махом. Если уж Владигор каким-то чудом за крепостными стенами обосновался, вышибить его оттуда будет непросто.

Но все оказалось еще хуже.

Сам Триглав не сумел одолеть синегорца, поддержанного невесть откуда явившимися чародеями!

Колдовская сеть была разодрана в клочья — и орда обратилась в бегство. И Великий Господин бежал, как побитая собака! Бежал столь поспешно, что забыл о своем наипреданнейшем слуге!..

До последнего момента Климога надеялся, что всемогущий Триглав протянет к нему драконью лапу и позволит укрыться в ней, унесет в свое далекое царство, как унес однажды Черного колдуна Ареса из мятежного Синегорья. Увы, надежда Климоги умерла в тот миг, когда лиловый след драконьего хвоста растаял в предзакатном небе…

Теперь спасение он видел только в одном: спрятаться в Таврах, исчезнуть, затаиться в схороне, о котором знают лишь Засоха и дюжина самых верных разбойников.

Куда-то в ту сторону, за высокие горы, улетел Господин. Может, решит вернуться и взять с собою Климогу?

Наконец, именно там, в схороне, сейчас заперты пленники, столь близкие сердцу молодого Синегорского князя. Если Владигор все же выйдет на след Климоги, девку и гусляра можно будет использовать для торгов с ним: две жизни за одну — разве откажется?

В том, что Владигор кинется в погоню, Климога не сомневался. Значит, главное — выиграть время и сбить синегорца со следа. К счастью, предательское солнце уже скрылось за горизонтом, а отыскать в ночной степи одинокого всадника вряд ли по силам даже выкормышу чародея.

Поэтому Климога, пересилив страх, предпочел остаться один.

Сопровождавшим его Засохе и остаткам разбойной ватаги (после боя с изменниками Абдархора и дикими берендами в живых осталось менее полусотни) он, не вдаваясь в разъяснения, приказал поворачивать на запад. Местом будущей встречи Климога назвал становище авхатов неподалеку от ладанейской границы.

Засоха, кажется, прекрасно понял все, что задумал Климога, но спорить не стал. Каждый спасается, как умеет… Не удостоив своих верных соратников ни единым словом благодарности, Климога Кровавый, злобно настегивая коня плеткой, умчался в ночую мглу.

Многого не знал Кровавый. Не знал, что Владигору уже известно о тайном схороне в горной долине и его пленнице. Не знал, что златогривый конь синегорца способен доставить своего хозяина в эту долину гораздо быстрее, чем самые лучшие авхатские скакуны. Ну и, разумеется, никак не мог предположить, что Владигор уже давно опередил его, той же ночью пролетев и мимо осторожных разбойничьих костров, и мимо одинокого путника, нещадно хлеставшего своего коня в стороне от караванных путей…

Синегорский князь не замечал ничего вокруг, ибо, одержимый лишь единственным желанием — спасти Ольгу, гнал взмыленного Лиходея к заветной цели со страстью, равной безумию.

Его одержимость и спасла Климогу в ту ночь от немедленной смерти. Впрочем, этого Климога тоже не знал.

…Лиходей домчал Владигора к уже знакомому князю ущелью на рассвете, преодолев за ночь трехдневное расстояние. Князя бил нервный озноб, в глазах туманилось, мысли скользили, как речные уклейки на мелководье…

Неожиданно его взгляд остановился на мертвом воине, лежащем возле горной тропы. Птицы-падальщицы успели изрядно исклевать окровавленное лицо, из которого знакомой рукоятью торчал охотничий нож.

Подарок ворожеи Дироньи упрямо возвращался к своему владельцу! Выхватив нож из мертвой глазницы, Владигор направил златогривого вверх по горной тропе. Степные грифы, словно того и дожидаясь, с громким клекотом скользнули вниз.

Пожалуй, именно это их бесстрастно-естественное стремление к трупному мясу заставило Владигора взять себя в руки. Ему вдруг показалось, что в своей жажде расправиться с Климогой он мало чем отличается от питающихся падалью степных грифов.

Но полностью он пришел в себя, только поднявшись на знакомое горное плато, поросшее ярко-зеленой травой. Все здесь было насыщено противоречиями, которые лишь теперь бросились ему в глаза. Жизнь и смерть, время и безвременье сошлись воедино.