Истории о призраках - Эдит Уортон

плащ, и в жесте этом были и презрение, и горечь, и разочарование. Так он стоял недвижно, в своей покосившейся шляпе, натянутой на самые уши. Глубоко оскорбленный, он тем не менее не преминул взять протянутый Бирном серебряный пятак, выслушав его уклончивый ответ, будто меж ними и не было этого разговора.

– Мне следует спешить на корабль, – подытожил Бирн.

– Идите же с богом, – пробормотал карлик, насмешливо салютовав ему шляпой, которую, как и прежде, затем вновь натянул набекрень.

Лишь только шлюпку подняли на борт и корабль вышел в море, Бирн отчитался о произошедшем капитану, что был немногим старше его. Нелепая история рассмешила обоих, но затем они обменялись тревожными взглядами. Капитан немало дивился коротышке-испанцу, пытавшемуся подбить офицера на службе Ее Величества украсть какого-то мула, это казалось ему чересчур забавным и необычным. Подобная просьба просто не укладывалась у него в голове, и он все сыпал удивленными восклицаниями.

– Действительно, невероятно, – заключил наконец Бирн свой рассказ.

Долго они смотрели друг на друга. «Ясно, как божий день», – поспешно согласился капитан, хотя его одолевали сомнения. Том, для одного бывший лучшим из матросов под его началом, для другого добродушным и почтительным другом, вдруг стал для них очаровательным символом верности, воззвав к их чувствам и совести, и помыслы их неотрывно стремились к нему. Несколько раз они поднимались на палубу, обводя взглядом берег, словно тот мог сказать им что-либо о его участи. А тот простирался вдали – безмолвный, голый, дикий, омываемый холодным ливнем. С запада катились пенистые валы, и ветер гнал мрачную кавалькаду облаков над кораблем.

– Полагаю, вам стоило прислушаться к просьбе вашего знакомца в желтой шляпе и исполнить ее, – раздраженно заметил командир судна в вечерней беседе.

– В самом деле, сэр? – горько и тоскливо откликнулся Бирн. – Но что бы вы сказали мне тогда? Меня бы с позором выгнали со службы за кражу мула у союзников короны. Или – вот уж воистину повод для сплетен – забили бы до смерти цепами и закололи вилами, поймав с поличным. Или бы постыдно гнали до самой шлюпки, ведь я бы не стал стрелять в гражданских ради какого-то паршивого мула… Все же, – тихо произнес он, – мне жаль, что я этого не сделал.

Еще до наступления темноты молодые люди измучились так, что впали в некое странное душевное состояние, колеблясь между презрительным скептицизмом и тревожными сомнениями. Это было невыносимым, и была недопустимой сама мысль о том, что вот так им придется прождать еще не менее шести дней. Поэтому, лишь только стемнело, корабль взял курс на берег. В эту бурную, черную ночь он шел туда, на поиски моряка, то кренился под порывами ветра, то качался на волнах, почти неподвижно, словно разрываясь меж холодным рассудком и горячностью порывов.

Засветло от него отчалила шлюпка и, влекомая волнами, направилась к мелкой бухточке, где офицер в плотном плаще и круглой шляпе с трудом выбрался на узкую полоску гальки.

«С одобрения капитана, – пишет г-н Бирн, – я вызвался как можно незаметнее вернуться обратно. Мне не хотелось, чтобы меня заметил мой оскорбленный приятель в желтой шляпе, чьи намерения оставались для меня загадкой, или одноглазый трактирщик, состоявший в связи с дьяволом, или любой из жителей этой глухой деревеньки. К сожалению, на мили вокруг не было ни единого удобного места для высадки, кроме этого, и я не мог обойти дома из-за крутого склона оврага.

Но мне повезло, – продолжает он, – все крестьяне еще спали в своих постелях. Солнце еще не взошло, когда я шел по опавшим листьям, устилавшим единственную улицу. Не было ни души, даже собаки молчали. Стояла глубочайшая тишина, и только я успел удивиться тому, что здешние жители не держат собак, как услышал глухое ворчание, и из проулка меж двумя хибарами, поджав хвост, показалась зловещего вида псина. В молчании она пронеслась передо мной, ощерив зубы, и столь внезапно исчезла, что могла оказаться нечистым воплощением самого дьявола. Что-то в ее повадках встревожило и омрачило меня настолько, что появление этой твари показалось мне дурным предзнаменованием».

Насколько ему казалось, никто не заметил его появления на берегу, и он отважно направился на запад по пустынному нагорью, несмотря на ветер и дождь, ливший с пепельно-серого неба. Вдалеке суровые безлюдные горы вздымали свои крутые голые склоны, застыв в угрожающем ожидании. Вечер застал его близ них, но, выражаясь по-моряцки, он сошел с курса, проголодался, весь вымок, вымотался за день пути по каменистой пустоши, где почти никого не встретил, так и не узнав, проходил ли здесь ранее Том Корбин. «Вперед, только вперед!» – повторял он себе час за часом, побуждаемый идти дальше не страхом или надеждой, но неопределенностью.

День уже был на исходе, когда он очутился перед разрушенным мостом. Он спустился вниз, перешел вброд ручей, чьи быстрые воды отражали последние блики солнца, и, выбравшись наверх, был встречен ночной тьмой, спустившейся внезапно, словно ему завязали глаза. В горах протяжно завывал ветер, шумел в ушах, как взбесившееся море. По всей видимости, он заблудился. Даже днем дорога была едва различима среди колдобин, луж и камней, теряясь в пустошах меж валунов и голых зарослей. Но, как он выразился, он «продолжал держать курс по ветру», натянув шляпу до самых бровей, опустив голову, время от времени останавливаясь, ощущая упадок скорее сил душевных, нежели телесных, а крепость и рассудок его подтачивали мысли о тщете усилий и нараставшее беспокойство.

В одну из таких остановок в шуме ветра, словно издалека, он услышал стук – стучали по дереву. Ветер тут же стих.

Сердце его заколотилось как бешеное: в нем все еще живы были впечатления о пути в одиночестве среди пустошей, которые он пересекал без малого шесть часов, и чувство подавленности. Подняв глаза, он увидел слабый проблеск света, под густым покровом тьмы казавшийся призрачным. Пока он вглядывался вдаль, стук снова повторился, и вдруг он – нет, не увидел – почувствовал преграду впереди. Что это, подножие холма? Быть может, дом? Да, дом, стоявший совсем рядом, будто выросший из-под земли или явившийся, приветствуя его, безмолвный и мертвенно-бледный, из глубины ночного мрака, величественно возвышаясь над ним. Он шагнул под его сень, еще три шага, и он коснулся рукой его стен. Без сомнения, это была гостиница, и какой-то другой путник пытался войти. Снова послышался осторожный стук.

В следующее мгновение широкая полоса света показалась из отворенной двери. Бирн смело шагнул вперед, в то время как человек снаружи отскочил, сдавленно вскрикнув, и исчез в ночи. Из глубины дома также донесся возглас удивления. Бирн налег на закрывающуюся дверь и протиснулся внутрь, несмотря на значительное