Сатира и юмор: Стихи, рассказы, басни, фельетоны, эпиграммы болгарских писателей - Петко Славейков

у меня была ленивая, грузная, сонная, но с большим самолюбием, и иногда она смотреть на меня не хотела. Она не могла себе представить, что ей придется всю жизнь прожить с простым почтальоном, каким был я, к тому же поменьше ее ростом, худощавым и не особенно красивым, одетым всегда в одну и ту же форму и с маленьким жалованьем. Эту неприязнь ко мне ей удалось привить и нашему десятилетнему сыну Ивану, и, когда я собирался оттаскать его за уши, он у меня за спиной всегда показывал мне язык. Да, авторитет мой был подорван, и теперь я спешил домой, чтобы его восстановить. А восстановив авторитет в своем семействе, я восстановлю его и в квартале, где со мной тоже обходились как с мальчиком из лавки и не особенно меня почитали.

Шел я по Экзарха Иосифа к нашему подвалу и чувствовал такую легкость, словно не по земле ступал, хотя «вальтер» гирей висел на пояснице и болтался туда-сюда, оттягивая мой кожаный ремень. Я еще не свыкся с ним, да и было мне как-то неудобно идти с оружием по улице, потому что люди посматривали озадаченно на мою поясницу и вроде бы хотели что-то мне сказать. Один даже крикнул:

— Эй, товарищ дорогой, что там болтается у тебя под одежей? Гляди, как бы не выпало!

— Не твое дело, — сказал я ему и продолжал свой путь, а потом рассердился: зачем я его не задержал и не потребовал удостоверения личности? Всегда в таких случаях смелые решения приходят мне в голову с запозданием. И потому я продолжал свой путь вызывающе, а сам поглядывал на людей с надеждой, что ко мне опять прицепятся из-за моего оружия, но они отводили глаза и отскакивали в сторону, чтобы случайно меня не задеть. «Вальтер» продолжал болтаться на пояснице и колотил меня по моим выпирающим костям.

Домой я прибыл почти как с поля сражения — ошалелый от славы и вроде бы поглупевший. Жена только что вернулась с покупками и торопилась приготовить обед, выложив на стол виноград и кусок мяса, который она резала длинным острым ножом. Я всегда побаивался этого ножа, когда она брала его в руки. Теперь, однако, я был храбрый и ввалился в кухоньку в некотором роде пренебрежительно и спросил отчасти вызывающе, почему это не приготовлен обед и что можно так долго делать в одной комнате, чтобы не успеть приготовить обед. Это задело мою жену. Она перестала резать мясо, посмотрела на меня и сказала:

— Важная шишка!

Я подумал, что это относится к «вальтеру», который оттягивал мой ремень, и ответил горделиво:

— Каждому по заслугам!

— Да, но бакалейщик сказал, что больше не хочет давать нам в долг!

— Так и сказал? — И я крутнулся перед ней на каблуках, но она опять не заметила моего пистолета. — Не хочет, говоришь? Захочет! Как миленький… Мы с этой буржуазией еще не свели счеты…

Я опять повернулся у нее перед носом и нагнулся над краном вроде бы напиться воды, но жена продолжала резать мясо, не замечая пистолета.

— Ты же есть хотел? Зачем водой наливаешься?

— Это мое дело, — ответил я, нагнувшись к умывальнику, поддерживая одной рукой тяжелый «вальтер». Жена продолжала ворчать, а я все пил воду. В эту минуту в кухню влетел, запыхавшийся и усталый как всегда, наш десятилетний сын Иван — видно, есть захотел, набегавшись по улице. И еще с порога заметил пистолет.

— Папка! — крикнул он и кинулся ко мне, чтобы схватить меня за пояс.

— Иван, — сказал я, — ты с ума сошел!

И я поймал его за руки.

— Я хочу посмотреть! Покажи!

В это время жена повернулась к нам и окинула нас сонным взглядом:

— С чего это вы сдурели?

— Мама, мама, у папки пистолет!

Жена выронила нож и воззрилась на меня со страхом.

— Ты что, спятил, Драган? Откуда ты его взял?

Я отступил немножко, привалился к стене, чтобы защитить «вальтер» от Ивановых рук, и сказал не сразу, но достаточно твердо:

— Мне его дали от организации.

— От какой еще организации?

— Товарищ Мичев…

— Ты спятил, Драган!

Жена опять взялась за нож. Я стоял у стены как пришитый. А Иван продолжал вертеться передо мной, тянуть руки к моему поясу и клянчить. Как все мальчишки, и он имел слабость к оружию, потому я теперь и стоял у стены как пришитый и боялся, как бы не произошло какого несчастья. Я слышал, будто оружие стреляет раз в год и незаряженное, что же говорить, когда оно набито патронами, как в случае с моим «вальтером»?

— Слушай, Иван, — сказал я наконец, — отойди в сторонку! С оружием не шутят… Ну же, сынок! Отойди в сторонку!

— Покажи! — настаивал он.

— Нельзя, сынок!.. Иван! — крикнул я в отчаянии. — Отойди к двери. Еще дальше. К самой двери! Стой теперь там! Не двигайся!

Делать было нечего, я скинул куртку, расстегнул пояс и вытащил пистолет вместе с кобурой. Потом взял в руку эту холодную железяку и издалека показал сыну, который, сверкая глазенками, весь дрожал от непонятной радости. «Прощай твой покой, Драган!» — сказал я себе и снова убрал пистолет в кобуру, вздел ее на ремень и стал опоясываться и затягиваться, А в это время Иван опять подбежал ко мне, на этот раз с намерением потрогать пистолет, хотя бы через кожаный футляр. Я сказал ему, что он чересчур разошелся, и попросил жену его одернуть.

— А мне какое дело? — сказала она. — Сами разбирайтесь!

— Как же это так? — возразил я. — Да ведь он может себя убить!

— Надо было вовремя об этом думать, — сказала она, вытирая нож и глядя мимо меня. А потом добавила: — Может, тебе хоть повышение по службе дадут?

— Все может быть, — сказал я. — Но ты скажи мальчику, чтобы он унялся.

— В милицию, что ли, тебя переведут?