Доказательство Канта - Елена Янова

голову сломаю окончательно, проще у самой Макс спросить. Но сначала надо за ней подглядеть, раз такой случай представился. И я, активировав призму, побежал навстречу неизбежному, чувствуя, как за секунды расползается по всей броне и коже лица скользкая пленка. Бр-р-р, надо будет ученому сказать, чтобы как-то исправил эту штуку — холодно, неприятно и странно до жути. Ближе к палате Тайвина я остановился, перевел дух и принялся красться по коридору, стараясь не производить ни звука, чтобы не спугнуть Макс. У меня до сих пор плохо укладывались в голове два противоречащих друг другу факта: о влюбленности моего потенциального заместителя и о ее возможном предательстве.

Дверь в палату была приоткрыта, Макс в полной боевой выкладке, в полумраке стояла над кроватью Тайвина, держа в правой руке какую-то мелкую вещицу, невидимую для меня с этого ракурса, и с сожалением смотрела на ученого, и взгляд этот мне сильно не понравился. Отодвинувшись от двери, я тихонько зашел за угол и постарался, сняв призму, имитировать звук приближающихся шагов. Зайдя в палату, я увидел Макс, стоящую в вольной стойке, собранную, готовую к отчету.

— Привет, — стараясь как можно более естественно говорить, произнес я, но внутри что-то похолодело. — Что нового?

— Все так же, — отрапортовала Макс. — Тайвин в себя не приходил, никого не было, происшествий не было. — Ее рука подозрительно дернулась то ли к кармашку с правой стороны пояса экзокостюма, то ли к кобуре игломета, и я подумал о том, что если она захочет сейчас меня скрутить, ей это удастся с потрясающей легкостью. И она точно знала, как и я, что ей никто не давал указаний лететь в госпиталь.

— Макс, — со всей возможной искренностью и открытостью в голосе сказал я, и она подозрительно вскинулась. — Ты же понимаешь, что только один человек знал все о том, что у нас происходит, когда, куда и зачем мы можем полететь, доступ и к ученым, и к флаерам имел…

Макс явственно побледнела, но держала себя в руках.

— И кто же? — без выраженного интереса поинтересовалась она. Я пожал плечами и показал ей пустые ладони, демонстрируя, что не держу зла и не буду сопротивляться.

— Ты.

Макс чуть заметно выдохнула, сдвинула брови страдальческим изломом, насупилась и посмотрела на меня исподлобья.

— А как же Гайяна?

— Она не знает устройство флаера. А кто-то их очень профессионально испортил. Оба.

— Ей могли помочь, — до последнего держалась Макс, и я сменил тему.

— Что у тебя в правой руке? — Макс дернулась, как от удара, еще больше побледнела, хотя казалось, что дальше некуда, и достала из кармашка пояса небольшой автоинъектор с маслянистой тягучей молочного цвета жидкостью, опалесцирующей в свете фонарей с улицы.

— По назначению врача принесли, — вымученно улыбнулась она. — Я побоялась вкалывать, мало ли…

— Что это? — прервал я ее. Я прекрасно видел, что она часть информации недоговаривает, и холодок в груди медленно, но верно разрастался в полноценную ледяную пустыню.

— Это чтобы помочь ему заснуть. — Макс отчаянно смотрела на меня, словно умоляя не продолжать, но я не мог себе этого позволить.

— Вечным сном? — издевательски поинтересовался я. Макс вздрогнула.

— Нет, конечно, о чем ты. Просто глубокий, крепкий и здоровый сон… — она верила в то, что говорила, а я, всматриваясь в эмоции, пробегающие на ее лице, все яснее понимал — Гайяна не соврала мне практически ни в чем. Может, я даже сам себя чуточку обманул.

— Макс, — обманчиво мягко начал я. Ее словно током ударило: она прекрасно знала, что последует дальше, все-таки выучила меня как облупленного. — Ты вот как не умела обманывать, так нечего и начинать учиться. Рассказывай. — Вложив в голос как можно больше приказной интонации, я постарался просто не оставить ей выбора.

Макс замялась, опустила глаза, не зная, с чего начать, и в конце концов, осторожно подбирая слова, глухо заговорила.

— Они прислали мне первую голозапись и с ней первую записку и инструкцию, что надо сделать, вечером, два месяца назад. Где-то через месяц после того, как был тот выезд на экватор, на котором ты призму нашел. Сказали, что давно наблюдают за тобой, за ним, — она кивнула на Тайвина. — И за мной. Сказали, что я должна постараться убедить его уйти. В «Авангард» или вообще куда угодно, иначе не поздоровится. Ну и записки… я подумала, что никакого вреда не будет, там же ничего такого не было…

Я про призму сам узнал только минут десять назад. А Макс уже в курсе. Ясненько. Я молчал, Макс нервничала, но продолжала.

— Они, конечно, не представились, но я же не тупая. Показали ролик, там один из них подходит к твоему флаеру, машет рукой и уходит. Ты же понимаешь, тебя могли убрать в любой момент, могут и сейчас! — Макс все же допустила слабину, позволив проскользнуть истерическим ноткам, и я грустно подумал, что правда на вкус оказалась весьма специфическим продуктом, с горькой кислинкой. — Я… я не могла этого допустить. — Ее голос становился все тише, она начинала понимать, что сама загнала себя в ловушку, таинственным «им» даже делать почти ничего не пришлось — только талантливо сыграть на чувствах.

— Макс, мой флаер на Шестом только ленивая собака не знает, и так было с начала существования колонии. Хотели бы — давно уже меня на свете бы не было. И тебя никто не заставлял ломать