Священный любовник (ЛП) - Уорд Дж. Р.

Глава 47

— Сестра моя, — раздалось шипение по другую сторону двери в храм. — Сестра.

Кормия отвлеклась от пергамента, на котором записывала сцены спасения Праймэйлом гражданских.

— Лейла?

— Праймэйл болен. Он хочет видеть тебя.

Перо выпало из руки Кормии, и она ринулась к двери. Распахнув ее, она встретила бледное, обеспокоенное лицо.

— Болен?

— Он прикован к постели, его знобит. Ему воистину плохо. Он долгое время не принимал от меня помощь, мне пришлось притащить его из вестибюля, где он потерял сознание.

Кормия накинула капюшон своей мантии.

— Остальные…

— Наши сестры на трапезе. Все. Тебя никто не увидит.

Кормия вылетела из Изолированного Храма, и ее тут же ослепило сияние, излучаемое Святилищем. Давая глазам привыкнуть к свету, она схватила Лейлу за руку, после чего вдвоем они поспешили к храму Праймэйла.

Кормия прокралась через золотую дверь и отодвинула занавес в сторону.

Праймэйл лежал на кровати одетый в одни шелковые брюки из своего священного одеяния. Его кожа была нездорового цвета и блестела от пота. Мучимое ознобом, его тело казалось невероятно слабым.

— Кормия? — спросил он, протягивая дрожащую руку.

Скинув капюшон, она подошла к нему.

— Я здесь. — Он напрягся, услышав ее голос, но когда она коснулась рукой его пальцев, он успокоился.

Милостивый Боже, он весь горел.

— Что случилось? — спросила она, садясь рядом.

— Я д-д-д-думаю э-это д-детоксикация.

— Детоксикация?

— Н-н-никаких… нар-наркотиков… н-н-никаких б-больше… н-нар-наркотиков…

Кормия едва могла разобрать, что он говорил, но инстинктивно поняла: последнее, что следует сделать — это предложить принести ему самокрутку, которую он всегда курил.

— Чем я могу помочь тебе? — Фьюри начал облизывать свои пересохшие губы, и она спросила:

— Хочешь воды?

— Я принесу, — сказала Лейла, направляясь в ванную.

— Спасибо, сестра. — Кормия посмотрела через плечо. — Принеси заодно несколько полотенец.

— Хорошо.

Когда Лейла исчезла за занавесью в противоположной стороне комнаты, Фьюри закрыл глаза, а его голова заметалась на подушке. Внезапно его речь стала связной:

— Сад… сад, заросший сорняками… О, Боже, плющ… он повсюду… им покрыты статуи.

Когда вернулась Лейла с кувшином, чашей и полотенцами, Кормия обратилась к ней:

— Спасибо. А теперь оставь нас, пожалуйста, сестра моя.

У нее возникло ощущение, что его состояние только ухудшится, и он не захотел бы, чтобы кто-либо наблюдал за его галлюцинациями.

Лейла поклонилась.

— Что мне сказать Избранным, когда я появлюсь на трапезе?

— Передай, что он отдыхает после вашего соединения и ему требуется время для себя. Я позабочусь о нем.

— Когда мне вернуться?

— Скоро начнется сонный цикл?

— После молитв Thideh.

— Верно. Возвращайся после того, как все улягутся. Если лихорадка продолжится… мне нужно будет отправиться на ту сторону и позвать доктора Джейн, и тебе придется остаться с ним.

— Позвать кого?

— Целительницу. Иди. Сейчас. Восхвали пред другими достоинства его тела и твоего статуса. Во всеуслышание. — Кормия погладила волосы Фьюри. — Чем громче, тем лучше для него.

— Как пожелаешь. Я вернусь.

Кормия дождалась, когда уйдет сестра, потом попыталась напоить его. Он был совсем не в себе, не в силах глотать, сосредоточившись на том, что она подносила к его губам. Сдавшись, Кормия намочила полотенце и прижала его к лицу Фьюри.

Его глаза распахнулись, лихорадочный взгляд обратился к ней и настойчиво следил все время, пока она промокала его лоб.

— Сад… полный бурьяна, — сбивчиво бормотал он. — Полный бурьяна.

— Шшш… — Она опустила полотенце в чашу, охлаждая его. — Все хорошо.

Отчаянно вздыхая, он простонал:

— Нет, он покрыт им, повсюду. Статуи… их нет… меня нет.

Ужас в желтых глазах заставил похолодеть ее кровь. У него были галлюцинации: очевидно, он ничего не соображал, но что бы он там не видел, это было для него реальным… он все больше волновался, его тело извивалось на белых простынях.

— Плющ… о, Боже, он приближается ко мне… по всей моей коже…

— Шшш… — Возможно, в одиночку она не справится. Может… Но, если проблема в его голове, тогда… — Фьюри, послушай меня. Если плющ разрастается на чем-то, то нужно это расчистить.

Конвульсии немного ослабли, его взгляд стал чуть более сосредоточенным.

— Мы… можем?

Она подумала о садовниках на той стороне.

— Да. Мы избавимся от него.

— Нет… не выйдет. Он победит… он…

Она наклонилась вниз, нависла над его лицом.

— Кто сказал?! — Казалось, ее властный тон привлек его внимание. — А сейчас скажи мне, откуда мы начнем вырезать его?

Когда он замотал головой, она ухватила его рукой за подбородок.

— С чего мы начнем?

Он моргнул при ее команде.

— Э… хуже всего на статуях четырех этапов взросления…

— Хорошо. Значит, начнем с них. — Она попыталась представить четыре этапа… младенчество, юность, зрелость, старость. — Мы начнем с ребенка. Какие инструменты будем использовать?

Праймэйл закрыл глаза.

— Ножницы. Возьмем садовые ножницы.

— И что мы с ними сделаем?

— Плющ… плющ обвивает статуи. Больше… не видно лиц. Он… душит статуи. Они — в неволе… они не могут видеть… — Праймэйл начал плакать. — О, Боже. Я не могу больше видеть. Я никогда не мог видеть… сквозь сорняки в этом саду.

— Останься со мной. Послушай меня… мы все изменим. Вместе мы исправим это. — Кормия взяла его руку и прижалась к ней губами. — У нас есть ножницы. Вместе мы разрежем плющ. И мы начнем со статуи ребенка. — Она почувствовала прилив сил, а он сделал глубокий вдох, словно готовясь к серьезной работе. — Я сниму плющ с детского лица, а ты разрежешь ветви. Ты меня видишь?

— Да…

— Ты можешь видеть себя?

— Да.

— Хорошо. Теперь я хочу, чтобы ты отрезал эту часть плюща. Сделай это. Сейчас же.

— Да… Я отрежу… да.

— Складывай отрезанное на землю, у своих ног. — Она смахнула волосы с его лица. — А сейчас режь снова… и снова…

— Да.

— И снова.

— Да.

— Сейчас… сейчас тебе видно лицо статуи?

— Да… да, я вижу лицо ребенка… — Слезинка пробежала по его щеке. — Я вижу его… я вижу… себя в нем.

Тем временем в доме Лэша Джон замер на лестнице и решил что, возможно, его мозг закоротило от раздражающего фактора в виде тюдоровского дизайна.

Ведь не может быть, чтобы внизу на полу вестибюля, скрестив ноги, сидел Лэш, а вокруг него кружилась неясная клякса.

Пока мозг пытался отличить реальность от абсолютно невозможного бреда, Джон заметил, что сладость детской присыпки витала в воздухе, почти окрашивая его в розовый. Боже, он не затмевал тошнотворный запах смерти… а усугублял ужасную гниющую вонь. Его всегда тошнило от этого запаха, потому что он был словно предвестником смерти.

В эту секунду Лэш взглянул на него. Он казался столь же шокированным, как и Джон, но потом на его лице медленно расцвела улыбка.

Голос парня из вихря поднялся вверх по лестнице, и казалось, он преодолел дистанцию больше, чем в несколько десятков ярдов между ними.

— Ну, здравствуй, малыш Джон. — Смех был знакомым и чуждым одновременно, и сопровождался странным эхо.

Джон схватился за пистолет, прочно взяв его двумя руками, как его учили, и направил на того, кто сидел внизу.

— Скоро увидимся, — сказал Лэш, становясь двухмерно-плоским изображением самого себя. — Я передам привет от тебя своему отцу.

Его фигура замерцала, а потом и вовсе исчезла, поглощенная искривленным потоком.

Опустив оружие, Джон убрал его в кобуру — обычный жест, когда не в кого стрелять.

— Джон? — Топот ботинок Куина раздался на лестнице позади него. — Ты что, мать твою, делаешь?

«Не знаю… мне показалось, что я видел…»