До захода солнца (ЛП) - Эшли Кристен

Бл*дь, нет. Это же вампиры. Я ни за что не собиралась делать ничего неразумного.

Поэтому отрицательно покачала головой.

— Отлично, — пробормотал он и отпустил меня.

Я сделала два быстрых шага в сторону, затем повернулась спиной к фойе и отступила еще на два шага. Но именно там я остановилась, потому что на меня смотрели три вампира, и я почувствовала, как Нестор оказался у меня за спиной.

Я посмотрела на них, чувствуя, как моя грудь поднимается и опускается, пальцы покалывает, ноги дрожат, но я держалась прямо.

Затем перевела взгляд на Этьена.

— Что происходит? — спросила я и была безумно рада, что мой голос не дрожал.

— Мы решили, что тебе пора кое-что узнать, — ответил Этьен.

Я не хотела знать, то, что он собирался мне сказать, и в этом я была уверена. Я также была уверена, что выбора у меня не было.

— Что именно? — Поинтересовалась я.

— Кое-что о нашей культуре. Кое-что о вашей культуре. Кое-что о моем сыне. И кое-что об этом мире и твоем месте в нем, — ответил Этьен.

Это было очень много. Кое-что из этого я знала или думала, что знала.

Хотя, не их версию.

— Хорошо, — прошептала я.

— А теперь будь хорошей девочкой, Лия, и дай своему Хозяину высказаться. Я скажу тебе, когда тебе будет позволено задавать вопросы, — заявил Этьен, и я сглотнула.

Боже, серьезно. Он был таким придурком.

И все же, не имея другого выбора, я кивнула.

— Очень хорошо, — он наклонился, его глаза загорелись, жуткие, довольные и пугающие, прежде чем он закончил: — Зверушка.

О Боже.

— Знаешь ли ты, — начал он, — что в течение пятисот лет вампиру было строго запрещено брать наложницу в качестве любовницы?

Я ничего не могла поделать с реакцией своего тела. Я хотела, но не могла. Мой живот ухнул на пол, как будто он ударил меня.

Этьен ухмыльнулся.

Я открыла рот, чтобы сказать «нет», но вспомнила его приказ и вместо этого отрицательно покачала головой.

— Я так и думал, — пробормотал он, а затем заговорил громче. — Но это правда. На протяжении веков ни один вампир не брал у своей наложницы ничего, кроме крови. Веков. Но мой сын изменил твой контракт. И изменил его без ведома или согласия Доминиона. Когда они узнали об этом, то были недовольны.

Вот оно это правило, которое он нарушил.

Совсем не несущественное правило, которое он нарушил.

Он нарушил его, чтобы заполучить меня.

Пожалуйста, скажи мне, что этого было не так.

Я промолчала.

Этьен продолжал.

— Вампиры не живут со своими наложницами. Они не целуются с ними на Пирах. Он явно трахает тебя, и делал все с тобой, что хотел, черт возьми, делал до получения разрешения Совета. Они не отнесутся к этому по-доброму.

Я сжала губы и кивнула, чтобы он понял, что я его услышала.

Он продолжал.

— Умышленно или случайно, это заставило других вампиров усомниться в этом законе. Мы, — он махнул рукой, указывая на Марчелло, Катрину и Нестора, — приветствуем это. Потому что это означает войну. И мы готовы.

Хорошо. Понятно.

Хотя это было совсем нехорошо.

Совсем совсем нехорошо!

— Это было так давно, — прошептал Этьен. — Вампиры охотились. Кормились. Бессмертные должны править этой планетой, а не подчиняться каким-то правилам.

Я боролась, но не могла перестать дрожать.

Этьен был далек от завершения.

— Мы не хотим брать твой вид в качестве партнеров. — Он выплюнул последнее слово, если у меня еще не было четкого представления о том, как он относится к «моему виду», то теперь я поняла. — Мы хотим принимать таких, как ты, любым удобным нам способом и когда захотим. Вот как это будет.

Да.

Нехорошо.

Я сжала губы.

Этьен продолжил.

— Люсьен, вольно или невольно, начал этот процесс. Каждый в нашей культуре позиционирует себя по-своему. Вампиры, которые не желают перемен, готовы бороться за статус-кво. Наложницы, которые хотят сохранить свое место в качестве паразитов нашей культуры. Вампиры, которые хотят быть свободными, чтобы найти своих партнеров, какую бы форму они ни приняли. И мои братья, — снова взмахнул рукой, — желающие просто быть свободными, чтобы быть вампирами.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Ну, кое-что я могла бы сказать по этому поводу. Это было так похоже на Люсьена, делающего то, что он хотел, и черт бы побрал все последствия.

Когда он остановился, возникла пауза, хотя я не хотела, чтобы он продолжал, но все равно кивнула.

Поэтому он продолжил.

— Не обманывай себя, думая, что мой сын заботится о тебе. Он хочет, чтобы ты поверила, конечно, что так бывает при приручении. Но это не правда.

Еще одно покачивание тела, когда его слова врезались в меня, и он улыбнулся. Он наслаждался каждой секундой моей реакции.

Ублюдок.

Он продолжал, но на этот раз говорил тихо, медленно, наслаждаясь болью, которую он точно знал, причинял мне.

— У него была смертная пара. Восхитительная Мэгги.

Боже. Боже! Боже!

— Мэгги схватили, подвергли пыткам и убили во время Революции.

О нет.

О Боже.

Боже, Боже! Боже!

— Мэгги была единственной настоящей любовью моего сына, как бы это ни было отвратительно, но это правда. Смерть Мэгги стала причиной взлета моего сына во время Революции, Люсьена было не остановить. Смерть Мэгги стала причиной, что он стал неудержим в охоте на своих. Мэгги была для него всем. Мэгги была его жизнью. Без Мэгги он просто существует. У него неплохо получается, он наслаждается своей жизнью и плодами своих усилий, но это просто существование. Ничего больше. Тебя, восхитительная Лия, он использует. Наша жизнь длинная, у нас должны быть свои потребности, даже если просто существуешь, хочется найти развлечения, чтобы нарушить монотонность. Вот кто ты есть, Лия. Развлечение. Приятное, сочное, но просто развлечение.

«Любовь — это одеяло, которое согревает тебя».

Люсьен испробовал эту любовь с Мэгги.

Мы много разговаривали. Он потратил время, обучая меня. Он рассказывал мне истории о своей семье.

Но он никогда не упоминал Мэгги.

Я боролась со слезами, которые наполнили мои глаза.

У меня ничего не получилось.

И я ненавидела, что Этьен ухмылялся торжествующей, жуткой ухмылкой, видя мои слезы, скользящие по щекам.

— Я расскажу тебе как устроено наше приручение, — сказал он с фальшивой мягкостью. — Нам запретили им заниматься, но мы все жаждем его. Нам всем оно нравится. Но как только укрощение завершается, мы насладимся трофеями нашей победы, а затем отступаем. Переходя к следующей смертной и укрощению ее, следующей еде, следующему развлечению, которое делает жизнь вампира сладкой.

Каждое слово, каждое гребаное слово, которое он произносил, убивало меня.

Люсьен солгал. Он не только нарушил обещания, он откровенно солгал.

С самого начала.

Он играл со мной, как с игрушкой.

Как со зверюшкой, домашним животном.

Он играл со мной.

Слезы продолжали литься.

— Ты ничто, Лия, — прошептал он, его глаза сверлили меня. — Игрушка сейчас и всегда. Но у вампира жизнь вечная и несколько лет, проведенных в наслаждении куском мяса, для него неплохо, потом он отпустит тебя, и в мгновение ока забудет, какая ты была на вкус, как выглядела, даже твое имя.

Еще больше слез. Я могла только плакать от его слов, только это он мог получить от меня.

Но ему безумно нравилась каждая моя соленая слеза.

— Теперь ты понимаешь свое место в нашем мире, у тебя есть какие-нибудь вопросы? — спросил он.

— С Эдвиной все в порядке? — спросила я в ответ, и его взгляд переместился за мою спину. Нестор, должно быть, не вербально ответил ему, потому что Этьен утвердительно кивнул.

Я кивнула в ответ.

— И это все, что ты хотела спросить? — подсказал он, поскольку я больше ничего не сказала.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Думаю, ты очень детально все рассказал, — прошептала я и услышала смешок Нестора за своей спиной, но не обернулась.

Я не сводила глаз с Этьена.

— Я рад, что ты так думаешь, — пробормотал Этьен, ухмыляясь мне еще своей садистской ухмылкой. — А теперь мы уходим.