Жертвы дракона - Сергей Покровский

Охотники сели по сторонам и напротив, образуя вместе с мертвыми замкнутый круг, означавший, что сейчас нет различия между живыми и ушедшими из жизни.

Женщины в праздничных нарядах сели отдельным кругом. Растерзанную брачную одежду Шух заботливо прикрыли шкурой рыси, и каждая из женщин и девушек подарила ей какое-нибудь украшение: красиво сплетенный ремешок, сшитые вместе разноцветные кусочки меха или блестящие камешки. Девушки сплели из цветов венок и, подвесив к нему пестрые перья, надели на голову Шух, чтобы скрыть на ее лице следы жестоких побоев.

Мертвые скоро встретятся с ранее ушедшими, и живые спешили передать свои просьбы, наказы и последние новости. Сын поручал рассказать умершему много зим назад отцу, что теперь у того есть два внука, и просил послать им здоровья. Охотники извещали об удачах и неудачах на промысле, напоминали, чтобы ушедшие старики позаботились послать побольше добычи. Всякий раз просьб и поручений набиралось очень много. Но сегодня, когда чуть не половина охотников навсегда покинула землянки, было не до этого. Горе было таким тяжелым, что забылись каждодневные заботы. Угрюмые и молчаливые сидели охотники в одном кругу с мертвыми, а женщины с трудом удерживали слезы — многие из них потеряли кто мужа, кто сына.

Когда на днях отдавали невест южным соседям, выпили весь запас «веселого напитка». Теперь пришлось занять его в долг у Большого предка. Долбленую березовую колоду, доверху наполненную напитком, выкопали из земли у подножия деревянного истукана, пообещав к следующему празднику вернуть взятое.

Колдун смочил напитком губы изображений, вырезанных одно под другим на столбе.

— Отец наш, самый старый и самый лучший, — торжественно провозгласил он, — прими дар своих детей.

Потом колдун неторопливо обошел ряды невысоких столбиков, которыми отмечались места, где были зарыты покойники, скупо обрызгивая около них землю.

— Ушедшие от нас старики, — хором повторяли охотники, — возьмите наш дар и примите к себе своих детей.

Напоив «стариков», колдун пригубил сам и передал сосуд Бэю. Тот сидел рядом с Кру, и на его обязанности было смочить губы мертвеца «веселым напитком», после чего он сам сделал один большой глоток и передал сосуд соседу.

Когда сосуд обошел круг, колдун опять наполнил его обжигающей рот жидкостью и снова подошел к Большому предку. Теперь он заговорил с ним уже не так почтительно.

— Зачем, самый старший отец, ты допустил врагов напасть на своих детей? — сердито закричал он, опять смачивая губы истуканов. — Ты должен был послать бурю и затопить их ладьи.

Повторяя те же укоры, колдун скупо, по нескольку капель еще раз полил столбики, под которыми лежали захороненные сородичи.

Напиток был крепок, и вскоре провожающие вначале тихо, а затем все громче стали переговариваться друг с другом.

Льок видел, как багровело лицо упорно молчавшего Бэя, настороженно прислушивавшегося к выкрикам других охотников. У самого Льока на этот раз сильнее, чем двое суток тому назад, кружилась голова.

Третий раз подошел колдун к деревянному столбу.

— Зачем ты позволил погубить столько своих детей?! — уже с яростью кричал он. — Разве мы не заботились о тебе? Когда приходили южные соседи, разве я не поил тебя «веселым напитком»? А ты, неблагодарный, допустил, чтобы столько наших братьев погибло от рук врагов?

Пошатываясь, колдун отнес сосуд к резным столбикам, вернулся к истукану, сел на корточки и по-собачьи начал рыть землю перед каменным помостом.

«Зачем он это делает?» — подумал Льок, наблюдая за колдуном. К его большому удивлению, колдун вытащил толстую суковатую палку.

— Вот тебе за то, что погубил столько наших братьев! Вот тебе за твою вину!

И с этими словами он стал колотить палкой Большого предка.

— Бей его сильнее! Бей! — послышались пьяные крики охотников. — Какой он отец, если не уберег своих детей!

К яростным выкрикам охотников стали примешиваться вопли и плач женщин. Сначала они только перебирали пальцами распущенные вдоль плеч волосы, затем начали дергать и вырывать целые пряди. Громче всех звучал звонкий голос Смеющейся.

— Зачем, Шух, ты ушла такой молодой и не успела порадоваться жизни? — обливаясь слезами, кричала женщина. — Вот у других есть дети, а кто тебя станет веселить? Скучно тебе будет, Шух!

Продолжая громко рыдать, Смеющаяся выбежала из круга женщин, вбежала в круг охотников и бросилась на землю перед телом своего названного отца.

— Разве ты не был лучшим ловцом, старый Кру? — стала причитать она. — Разве мы не любили тебя? Ты жалел меня, когда твой сын ушел к старикам!! — Смеющаяся билась головой о землю. — Бывало, я ночью плачу, и ты тихонько плачешь… А как ты радовался, когда Бэй стал моим мужем, ты полюбил его, как родного сына…

Скоро за Смеющейся и другие женщины перешли в круг охотников — кто плакал по мужу, кто причитал у ног сына. Охотникам тоже было чем вспомнить убитых. Они громко перечисляли, сколько оленьих шкур, медвежьих когтей и волчьих клыков добывали те, что сейчас неподвижно сидели перед ними. Долго разносились по лесу выкрики, причитания и плач.

Только когда заходящие лучи солнца начали окрашивать верхушки сосен и елей, люди стойбища, поддерживая друг друга, побрели к своим землянкам. Мертвые остались сидеть на поляне под защитой Большого предка. Завтра вернутся сородичи и закопают их в землю.

Почти в каждой землянке на том месте, где раньше спал убитый, лежал вынутый из очага камень. Люди верили, что умерший, пока не зарыто его тело, по привычке может вернуться к себе в землянку. Положенный на спальное место камень помешает ему, и он уйдет обратно на кладбище. У входа в жилище не позабыли воткнуть палку из осины. Если мертвый придет, она преградит ему путь, а когда он в ярости станет грызть палку, горький вкус осиновой коры отпугнет его.

Не было осиновой палки перед землянкой Кибу, и очажный камень не лежал на спальном месте. Смерть не коснулась жилища мастеров.

Утром, когда Льок проснулся, Кибу уже сидел за своей излюбленной шлифовальной плитой. Услышав за спиной шорох, он повернул заросшее волосами лицо к юноше.

— Наше селение потеряло половину охотников, — сказал он с укоризной, — а ты все по-прежнему думаешь уйти с Бэем к себе на родину.

Льок так растерялся, что не мог вымолвить слова. Ему сразу стало холодно, словно он выскочил из теплой землянки на сильный ветер.

— Кто сказал тебе? — прошептал он, с ужасом думая о том, что же теперь будет.

— Ты сам, — с той же укоризной ответил старик.

— Я никогда никому не говорил об этом.

— Ночью во сне ты часто рассказываешь мне обо всем, что думал и что делал за день… Куда унес ты вчера утром два своих отбойника?

Льок промолчал.

— Скажи, Мон-Кибу, ведь тебя спрашивает старший.

Льок рассказал, как вчера они с братом совсем собрались уходить и как остались, увидев чужие лодки.

— Я так и подумал, когда ты прибежал с известием, что идут враги, — подтвердил старик. — Твой брат великий воин. Он спас наших людей от гибели…

Медленно водя взад-вперед по мокрой плите, обсыпанной мельчайшим белым песком, тонкий сланцевый нож, старик задумался, нет-нет да и поглядывая на помощника.

— Пойди скажи Бэю, чтобы он пока не собирался уходить. Охотники недовольны Главным. Сегодня будем держать совет.

Льок пошел в землянку Кру. Когда он увидел почерневшие от копоти камни очага, лежавшие там, где совсем недавно спали Кру и Шух, в глазах его сверкнули слезы.

Он утер их кулаком и повернулся к Бэю и Смеющейся.

— У маленького зайца большие уши, — сказал он Смеющейся, показав на ее сына, сидящего у очага.

Женщина тотчас послала мальчугана за хворостом, и Льок, смущаясь, рассказал, как Кибу узнал их тайну.

— Старый мастер сказал, чтобы мы пока не уходили, — закончил он свой рассказ.

— Неужели он думает, что мы можем уйти, когда тело отца еще не покрыли землей?! — рассердился Бэй.

Смеющаяся встревожилась.

— Плохо, что старик узнал, — проговорила она, — страшная кара ждет вас, если он расскажет об этом на совете.

— Он не расскажет, — тихо ответил Льок. — Он не хочет нам зла.

Льок еще долго сидел с братом и Смеющейся у очага, и к полудню вместе с другими они пошли к мертвым.

Суковатыми, толстыми палками мужчины взрыхляли землю на полосе шириной в человеческий рост и длиной, достаточной, чтобы уложить в ряд всех убитых. Женщины сгребали землю берестяными корзинами и выносили ее на край могилы. Когда яма была вырыта на полроста взрослого человека, на дне ее расстелили оленьи шкуры и стали укладывать погибших охотников, одного подле другого.