Индиговый ученик - Вера Петрук

Иману находка не понравилась, и он велел оставить ее у трупа, но Регарди разрешил себе ослушаться учителя, упрямо заткнув нож за пояс. По дороге домой они не разговаривали.

Кучеяр злился на него за непослушание, а Арлинг все ждал, когда появится то чувство тяжести, которое он испытал после убийства Ихсана. Однако оно не приходило. Чувства молчали, а на душе было странно спокойно, словно он помог Джайпу разделать курицу к обеду, а не перерезал горло человеку. Магда тоже больше не разговаривала, и это было первым тревожным признаком того, что с ним было что-то не так.

Голоса совести не проснулись ни на третий, ни на следующий раз. Убийства превратились в обыденность, но ни одно из них не заставило его мучиться так, как это было после смерти Ихсана. Арлинг не знал, зачем иман принуждал его совершать их, но догадывался, что личной выгоды они учителю не приносили. Жертвами Регарди были, по большей части, бродяги, заключенные или бандиты с улицы Красных Свечей. Кто-то сопротивлялся, другие встречали смерть молча, третьи молили о пощаде. Сначала он пытался их запоминать и даже завел дощечку, на которую наносил зарубки, но однажды вещицу обнаружил иман и разбил ее о голову Арлинга. Было больно, однако гнев учителя был неподдельным.

– Нет ничего позорнее, чем собирать коллекцию из человеческих смертей! – бушевал он. – Только безумный оставляет их на память.

Позже до Регарди дошло. Огненный Круг сменился новой учебной площадкой, только вместо чучел на ней были живые люди. Тренировки продолжались повсюду – на дороге, в подворотнях, на рынках и в частных домах, охраняемых целыми гарнизонами. О том, с какой легкостью, иман выбирал ему жертву, Регарди старался не думать. Учитель всегда называл причины, почему человек должен был покинуть этот мир, но с какого-то момента они перестали иметь для Арлинга значение.

Усомнился он лишь однажды, впредь поклявшись больше не повторять ошибки.

Однажды иман привел его в ночную корму в старой части города, велев убить слугу – мальчишку лет двенадцати. Это было неожиданно, так как раньше Регарди никогда не убивал детей. Решив понаблюдать за маленьким кучеяром, он занял место у стойки, заказав мохану. Крепкий напиток был ему запрещен, но в таких местах, как эта корма ничего иного не наливали. Впрочем, иман давно научил его пить и есть любые продукты, не принимая их внутрь, но и не вызывая подозрения окружающих.

Мальчишка ничем не отличался от других слуг, которые ловко сновали между орущими нарзидами, керхами и кучеярами. Среди многоликих посетителей кормы даже согдарийское происхождение Арлинга не привлекало внимания. Воспользовавшись толкотней, Регарди навалился на мальчишку и быстро обыскал его. Однако оружия, наличие которого убедило бы в злом умысле, не нашел. Впрочем, у кучеяра на плече была татуировка из вживленных в кожу камней, но тогда Арлинг ее проигнорировал, приняв за метку хозяина таверны. И зря.

Уже собираясь уходить, Регарди вдруг учуял запах «Розового Сна», популярного в Балидете яда из персиковых косточек. Он был едва уловим и совсем не различался в хаосе запахов, витавших в корме. Проследить его источник оказалось не трудным, но бесполезным делом. Пустой графин тихо бряцал в руках удаляющегося мальчишки, а группа монахов из Шибана, ужинавшая в углу, уже приступала к жаркому, утолив жажду крепкой айвовой настойкой, разбавленной персиковым ядом. Встретить утро им было не суждено. «Розовый Сон» убивал медленно, ласково и незаметно. Заснув, люди уже не просыпались. Противоядие действовало не всегда, да и найти его было трудно. Звездная Корона цвела раз в десять лет на севере Сикелии и на рынках стоила дороже золота.

Позже иман рассказал ему, что мальчишка входил в секту скариев-отравителей и к своим годам успел отправить на тот свет не один десяток людей. С тех пор Арлинг не колебался, убивая своих жертв так, как если бы сражался с деревянными чучелами на Огненном Круге.

Уход Атреи многое изменил в жизни Регарди, но прежде всего, его самого. Он много думал об отношении серкетов к смерти, вспоминая слова учителя о том, что жрецов с первых дней приучали считать себя мертвыми. Становиться Скользящим Арлинг не собирался, но представить себя в шкуре слуг Нехебкая пытался не раз – по необходимости. Многие тренировки в подземелье Дома Солнца начинались именно с этого. «Представь, что ты серкет», – говорил учитель, прежде чем приступить к уроку.

Это было трудно. Арлинг старательно воображал, как его разрывают на части дикие псы, как он разбивается о камни мостовой, сорвавшись во время ночных прыжков по городским крышам, как ему отсекает голову ловкий Фарк из Школы Карпов. Регарди представлял свою смерть в мельчайших деталях – от запаха крови до треска сломанных костей и вывернутых суставов – но каждый раз громкий стук собственного сердца упорно напоминал, что он жив и умирать не собирался. Кровь горячо бежала по венам, голову наполняли мысли и чувства, а сухой ветер играл с его волосами, и они не были волосами мертвого человека.

«Возможно, поэтому учитель выбрал Беркута?» – как-то подумалось ему. Наверное, Беркут сумел преодолеть эту тягу к жизни, которая оказалась в Арлинге настолько сильной, что стала непреодолимой преградой на пути к Испытанию Смертью. Он ненавидел жизнь, но, сам того не желая, с каждым вздохом привязывался к ней все крепче. Победить себя оказалось труднее многих занятий в подземелье учительского дома.

Арлинг не только изменился сам, но изменил свое отношение к миру. Теперь иман почти не привлекал других учителей к его обучению, занимаясь с ним сам. Многие кучеяры, которых Тигр приглашал в школу для преподавания, его не знали, а старые учителя предпочитали его не замечать, так как статус «любимчика главы школы» непоправимо отравил репутацию Регарди грязными слухами. Слуги, прежде всего, Джайп и Пятнистый Камень, были недовольны тем, что Арлинга освободили от трудовых обязанностей, считая, что такой пример уменьшает трудолюбие других учеников. Учитель их жалобы проигнорировал, а Регарди пришлось потратить не один месяц, чтобы наладить отношения со старшей прислугой. Жить в ссоре с теми, кто готовит тебе пищу, было неумно.

Одиночество, поселившееся в нем с переездом в Дом Солнца, не стало меньше. Наоборот, оно только выросло, распространившись по всем уголкам души, словно плесень в сыром подвале.

Отношения с учениками были еще сложнее, чем со слугами. В отличие от Беркута, Сахара и Ола, которые гордо носили свои синие пояса старших учеников, одежда Арлинга мало отличалась от тех, кто провел в школе несколько месяцев. У него пояса вообще не было, что нередко сбивало с толку новичков.

Узнав о его статусе «любимца», новые ученики часто переходили в оборону, начиная насмехаться над его драганским происхождением или слепотой, однако такие насмешки заканчивались после первых общих тренировок. В последние годы иман нередко заставлял Арлинга проводить уроки на Огненном Круге, а после сурово отчитывал за каждую ошибку, словно Регарди был настоящим учителем, который не справился со своими обязанностями. Арлинг такие занятия не любил. Во-первых, ему потом приходилось вдвойне отрабатывать все допущенные просчеты в подвале Дома Солнца, а во-вторых, после таких тренировок новички начинали его бояться, сохраняя этот страх на все годы обучения.

Впрочем, ни страх, ни насмешки учеников Регарди не волновали. Они не относились к его миру, а общения ему хватало с учителем, старшими слугами и «избранными», которых осталось только трое. Его тревожили другие вопросы – почему молчала Магда, почему не получался тот или иной прием, или почему иман не позволяет ему пройти Испытание Смертью.

Учитель… Наверное, не было другого слова, которое вызывало бы у него столько разных эмоций. Смерть Атреи образовала незаметную, но все же ощутимую трещину в их отношениях. Она была похожа на слабую выбоину в камне, в которую ветер уже занес мелкие песчинки. Сможет ли она исчезнуть или с годами станет только шире – Регарди не знал. Он по-прежнему послушно выполнял указания имана, доверяя ему во всем, хотя поступки имана не всегда были понятны.

После ухода Атреи колебания Тигра между прошлой жизнью, в которой остались серкеты и Пустошь Кербала, и нынешней, наполненной делами школы и Белой Мельницы, стали все более ощутимы. С одной стороны, иман продолжал обучать Арлинга странным ритуалам и приемам, каждый из которых был вызовом для человеческого тела, с другой стороны, всегда брал его с собой, отправляясь по делам в город, а когда Регарди заново научился писать, стал поручать ему составлять ответы на письма, приходившие в школу со всего мира – о том, сколько стоило обучение, какие знания получал выпускник, и какими преимуществами он обладал по сравнению с выпускниками других похожих школ Балидета. Имана можно было обвинять в чем угодно, но только не в халатном отношении к делу. Возможно, если бы он выбрал иной путь, из него получился бы неплохой купец.