Прокляты и убиты. Шедевр мировой литературы в одном томе - Виктор Астафьев

– Да что там? – отмахнулся Мансуров, – скорее говорите.

Полковник Бескапустин, как выяснилось, был от ручья не так уж и далеко, и от немцев близко – метрах в двухстах всего. Сплошной линии обороны нет, да в этих оврагах ее и не будет. Сперва немцы забрасывали штаб гранатами. Комполка с остатками штаба устроился на глиняном уступе – и Бог миловал – ни одной гранаты на уступ не залетело, все скатываются на дно оврага, там и рвутся. Но по оврагам валом валит переплавляющееся войско, немцы боятся застрять на берегу, остаться в тылу, отходят – к утру будет легче.

– Словом, медведя поймали. Надо бы шкуру делить, да он не пускает, – мрачно пошутил комполка Бескапустин.

Майор Зарубин доложил о себе. Оказалось, что находится он с артиллеристами и подсоединившимися к ним пехотинцами, если смотреть от реки, – на самом краю правого фланга плацдарма и, вероятно, его-то правый фланг в первую очередь и шуранут немцы – чтобы не дать расширяться плацдарму за речку Черевинку. Пехоту же, просачивающуюся по оврагам, немцы всерьез не принимают, знают, что с боеприпасами там жидко, и вообще, немцы, кажется, собою довольны – считают переправу сорванной и скинуть в воду жиденькие соединения русских собираются, как только отдохнут-передохнут.

– А нам бы баркас, барка-ас к берегу просунуть! – простонал Бескапустин. – В нем наше спасение. Что мы без боеприпасов? Прикладами бить врага лишь в кино сподручно.

– Ваш сержант Бога молит о тумане, коммунист, между прочим, и потому его молитва действенна.

– Ой, майор, майор, шуточки твои… Как бы тебя на ту сторону отправить?

– Это исключено. У меня в полку нет заместителя, я сам заместитель. Да и плыть не на чем. Говорите наметки на карте. Сигналы ракет те же? Я должен знать, где сейчас наши.

Бескапустин передал данные, в заключение фукнул носом:

– Как это не на чем плыть? У вас же лодка!

– О, Господи! Лодка! Посмотрели бы на нее…

– А, между прочим, почти все наши славяне о ней знают – это такая им моральная поддержка.

– Ладно, полковник. Как Щусь? Как его группа?

– Там все в порядке. Там задача выполняется четко. В это время в том месте, откуда говорил полковник Бескапустин, поднялась пальба, сыпучая, автоматная. Но щелкали и из пистолета, ахнул карабин.

– Стоп! Не стрелять! Что за банда? – забыв отпустить клапан трубки телефона, заорал Бескапустин, – фашистов тешите? Темно! Темно! А нам светло?! Докладывайте!

Телефон замолк. Не отпуская трубки от уха, майор попросил развернуть ему карту и посветить фонариком. И хотя свет фонарика только мелькнул, тут же на берег с шипением и воем прилетело несколько мелких мин, часть из них разорвалась в воде, пара, по-поросячьи взвизгнув, жахнула на камнях, и какому-то стрелку до крови рассекло лицо каменной крошкой, работать-то все равно надо было.

– Осторожнее с огнем, робяты! – предупредил Финифатьев. – Не сердите уж его, окаянного. Он и без того злобнее крысы…

Неловко ворочаясь в щели, тыча пляшущим циркулем в намокшую карту, майор производил расчеты. Мансуров с тревогой наблюдал, как подсыхает, вроде бы меньше делается лицо майора, под глазами, над верхней губой и у ноздрей, на лице уже и земля выступает.

«Пропадает Александр Васильевич… пропадет, если застрянем здесь…»

Набросав цифры расчетов на розовенькой, тоже мокрой бумажке, майор бессильно отвалился на земляную стену щекой.

– Вызывай наших, Мансуров. Я пока отдышусь маленько.

Но, удивительное дело, как только майор заговорил с начальником штаба полка Понайотовым, начал передавать координаты, делать наметки переднего края, голос его окреп, все команды были кратки, деловиты, веками отработанные артиллерией, и после, когда Зарубин говорил с командирами батарей своего полка и с командирами девятой бригады, заказывая артналет на утро, чтобы под прикрытием его утащить с отмели баркас, то и вовсе не угадать было, что он едва живой. Но комбриг девятой хорошо знал Зарубина и, когда кончился официальный разговор, спросил:

– Тяжело тебе, Александр Васильевич?

Майор Зарубин насупился, запокашливал:

– Всем здесь тяжело. Извините, мне срочно с хозяином надо связаться. Чего-то у них там стряслось…

– Все мы тут не спим, все переживаем за вас.

Командир девятой бригады не был сентиментальным человеком, на нежности вообще не гораздый, и если уж повело его на такое…

– Спасибо, спасибо! – перебил комбрига Зарубин. – Всем спасибо! Если бы не артиллерия… – майор знал, что во всех дивизионах, на всех батареях сейчас телефонисты сняли трубки с голов, нажали на клапаны: все бойцы и командиры бригады слушали с плацдарма тихий голос заместителя командира артполка, радуясь, что он жив, что живы хоть и не все, артиллеристы-управленцы исправно ведут свое дело, держатся за клочок родной земли за рекой, с которого, может быть, и начнется окончательный разгром врага. Если он тут не удержится, то негде ему зацепиться, до самой до Польши, до реки Вислы не будет больше таких могучих водных преград.

– Слушай! – возбужденно закричал Бескапустин Зарубину. – Все ты, в общем, правильно наметил, остальное уточним утром. Сейчас главное – не бродить и по своим не стрелять. Твои художники-пушкари напали тут на нас! И чуть не перестреляли…

– Какие пушкари?

– Да твои. Они, брат, навоевались досыта, у немцев в тылу были, все тебя искали. Во, нюх! Один из них как узнал, где ты и что ранен, чуть было не зарыдал…

Ох и не любил майор Зарубин весельчаков и говорунов, да еще когда не к разу и не к месту. Происходя из володимирских богомазов, обожал все вокруг тихое, сосредоточенное, благостное и оттого не совсем вежливо оборвал полковника:

– Дайте, пожалуйста, старшего.

– Даю, даю. Вон руку тянет, дрожмя дрожит, художник. Больше фашиста тебя боится.

«Да что это с ним? – снова поморщился майор Зарубин, слушая трескотню комполка, – отчего это он взвинчен так? Уж не беду ли чует?»

– Товарищ майор! – ликующим голосом, твердо напирая на «щ», закричал лейтенант Боровиков – командир взвода управления артполка, правая рука майора. – А мы думали…

– Меня мало интересует, что вы там думали, – сухо заметил Зарубин, – немедленно явиться сюда! Вычислитель жив?

– Жив, жив! А мы, понимаешь, ищем, ищем…

– Прекратить болтовню, берегом к устью речки! Бегом! Слышите – бегом! И не палите – здесь везде народ.

– Есть! Есть, товарищ майор!

«Ишь, восторженный беглец! – усмехнулся майор, и внутри у него потеплело. – Так радехонек, что и строгости не чует…» – Навстречу артиллеристам был выслан все тот же неизносимый, верткий и башковитый вояка Мансуров. – «Чего доброго, попадут не под немецкий, так под наш пулемет…»

– Искать штаб полка надо с берега. Заходите в устье каждого оврага. Далеко от берега штаб уйти не должен – времени не было, да и на немцев в оврагах немудрено нарваться.

«Резонно!» – хотел поддержать майора Мансуров. Майор, видать, забыл, что сержант побывал уже у Бескапустина. Но когда тут разбираться. Втроем они побежали, заныряли от взрывов по берегу, густо и бестолково населенному, – переправлялись все новые и новые подразделения, толкались, искали друг друга, падали под пулями. Артиллерийские снаряды со стороны немцев на берег почти не попадали, большей частью рвались в воде, оплюхивая берег холодными ворохами, грязью и каменьями. Но минометы клали мины сплошь по цели – в людскую гущу.

– Уходите из-под огня в овраги. В овраги уходите! – не выдержав, закричал Мансуров, зверьком скользя под самым навесом яра. И по берегу эхом повторилось: в овраги, в овраги – суда! Суда! – звали верные помощники Мансурова, с ночи к нему прилепившиеся, – вояки они были уже тертые, кричали вновь переправившимся бойцам наметом проходить густо простреливаемые, широкозевые, дымящиеся устья оврагов, в расщелье одного, совсем и неглубокого овражка запали: – суда, суда, товарищ сержант! – позвали и передали из рук в руки телефонный провод. – «Может, немецкий?» – не веря в удачу, засомневался Мансуров.

– Щас узнаем, – прошептал один и, чуть посунувшись, громче позвал: – Эй, постовой! Есть ты тута?

– Е-э-эсь! Да не стреляйте! Не стреляйте! Что это за беда? Со всех сторон все палят. Кто такие?

– Бескапустинцы!

– Тогда валяйте сюда. Да не стреляйте, говорю, перемать вашу! – ворчал в углублении оврага дежурный. – Головы поднять не дают, кроют и кроют… – И дальше, куда-то в притемненный закоулок оврага доложил; – Товарищ полковник, тут снова наши причапали!

День второй