Забытый легион - Бен Кейн

Зато Красс, движимый стремлением стать самым могущественным человеком в Риме и сокрушить Помпея и Цезаря, упрямо верил в свою победу. Потери вчерашнего дня были незначительными, да и не стоило тревожиться из-за нескольких сотен лучников. В конце концов, разве не он разгромил Спартака и его войско? Рабов там собралось больше восьмидесяти тысяч. А нынче против его испытанных в боях легионов пытаются встать жалкие несколько тысяч дикарей. Красс громко рассмеялся. Еще несколько коротких недель, и Селевкия падет, подтверждая его прозорливость. Его право быть вождем.

Желая побольше разузнать о богатствах парфян — которые скоро станут его богатствами, — Красс велел позвать к нему Ариамна. Когда предводитель конников явился, полководец, сидя на подушке и овеваемый пальмовыми листьями, которые держали в руках рабы, ел финики.

Набатиец низко поклонился:

— Великий пожелал меня видеть?

— Повтори то, что ты говорил о богатствах Селевкии. — Этот рассказ никогда не надоедал Крассу.

Ариамн опять поклонился.

— Большая их часть находится во дворцах царя Орода, богатейшего человека Парфии. Во многих комнатах там стены обиты чеканным серебром или затянуты цельными полотнищами шелка. Фонтаны отделаны драгоценными камнями. Повсюду стоят золотые статуи с глазами из опалов и рубинов. — Он помолчал, чтобы усилить эффект от сказанного. — Говорят, что в сокровищнице дюжина комнат и все они забиты доверху.

Красс улыбнулся:

— Рим никогда не забудет триумфального шествия, которое будет устроено после этой кампании!

Ариамн хотел сказать что-то еще, но тут оба собеседника увидели, что к ним приближается Лонгин. Следом за легатом шел смуглый человек в кожаной одежде. На поясе у незнакомца висела кривая сабля, а на согнутой левой руке он нес щит. С головы до ног его толстым слоем покрывала пыль, но даже сквозь нее было видно, что он посерел от усталости.

Лонгин, явно взволнованный, остановился и отсалютовал.

Красс недовольно скривил губы. Ариамн поспешно повторил его гримасу.

— Красс, его только что встретил один из наших разъездов. Это гонец от Артавазда, — сказал Лонгин, метнув на набатийца ненавидящий взгляд. — Он гнался за нами день и ночь.

Красс нахмурился.

— Он хочет, чтобы мы поверили, будто он не самозванец?

— При нем документ, заверенный царской печатью.

— И что еще нужно армянам? — сердито бросил Красс.

— На царя к северу отсюда напали большие силы парфян. Теперь Артавазд при всем желании не сможет присоединиться к нам.

Ариамн вскинул взгляд на Красса.

— Продолжай, — ледяным тоном потребовал полководец.

— Артавазд просит нас о помощи. — Не решаясь сразу продолжить, Лонгин умолк.

— Что еще?

— Он снова предлагает нам идти в Парфию через Армению.

— Этот пес хочет, чтобы я отступил? И кинулся выручать его? — загремел Красс. — Когда богатства Селевкии лежат у моих ног!

— Красс, этот путь намного безопаснее, — осмелился сказать легат, хотя было очевидно, что полководец не намерен идти на помощь клиенту республики.

Лицо Красса потемнело.

— Будет ли мне позволено высказать свое мнение? — вкрадчиво произнес Ариамн.

Оба римлянина, замершие было от напряжения, повернулись к нему.

— Великий, Ород, скорее всего, рассчитывал как раз на то, что ты пойдешь через горы. Он послал войско на север, но вместо тебя встретил там Артавазда.

— В таком случае понятно, почему вчера против нас вышло так мало парфян, — кивнул Красс.

— Он пытается задержать тебя, и ничего больше, — продолжал Ариамн. — И кроме этих разъездов, нам ничего не преграждает путь к столице.

Лонгина его слова не убедили.

— Чем докажешь?

— Терпение, легат, — мягко прервал его Красс. — Пусть говорит.

Набатиец вскользь взглянул на Лонгина.

— Вчера мои разведчики опередили лучников и прошли много миль на юго-восток. Там не было ни следа каких-либо еще парфянских войск. Ород наверняка увел свои силы на север.

— Почему же ты раньше об этом не сказал? — язвительно спросил Лонгин. — Это попахивает предательством.

Ариамн принял выражение оскорбленной невинности.

— Поэтому сегодня я вызываюсь лично возглавить разведку.

Красс одобрительно кивнул.

От внимания набатийца не укрылось, что Лонгин стиснул рукоять меча.

— Мы вернемся, как только увидим хоть какие-то признаки присутствия врага. Но я подозреваю, что путь к Селевкии все еще открыт. — Легата Ариамн подчеркнуто игнорировал. — Ты позволишь, великий?

Лицо Красса расплылось в широкой улыбке.

— Говоришь, разведчики не нашли никаких следов парфян?

— Никаких, великий.

Лонгин больше не мог сдерживаться.

— Красс, не доверяй этой змее! Я точно знаю, это ловушка. Почему бы не вернуться к Евфрату и не соединиться с Артаваздом? Если у нас будет десять с лишним тысяч конников, мы растопчем любого врага.

— Молчать! — взвизгнул Красс. — Или у тебя с этим проклятым армянином какие-то свои дела?

— Конечно нет, — пробормотал Лонгин, ошеломленный тупостью и чванством Красса.

— Тогда заткнись. Если, конечно, не хочешь окончить жизнь рядовым.

Лонгин заставил себя сдержать гнев. Сухо отсалютовав, он повернулся к выходу, но все же задержался.

— Пусть только твое предательство подтвердится — я своими руками распну тебя, — прошептал он и только после этого вышел.

— Итак, сегодня мы истребим ту мошкару, которая досаждает моим людям, — заявил Красс.

Набатиец широко улыбнулся.

Вскоре после того как состоялся этот разговор, Ромул и Тарквиний провожали глазами длинную колонну набатийских конников, направлявшуюся на юго-восток.

— Неужели он так вот взял и отпустил их всех?

— Да, мы их больше не увидим, — кивнул этруск и посмотрел на тонкую полоску облаков, висевшую в той стороне неба, куда направлялись удаляющиеся кавалеристы.

Ромул недоверчиво потряс головой.

— Я это заранее знал. — Бренн в который раз точил клинок своего меча. — Наш полководец — круглый дурак.

— Ариамн очень хитер. Он попросту говорил Крассу то, что тот хотел услышать, — уверенно сказал этруск.

— Теперь у нас осталось только две тысячи конников, заметил Ромул. — Интересно, сколько выставят парфяне?

— Пятерых против одного нашего.

Ромул нахмурился, пытаясь подсчитать, сколько же стрел может выпустить такое множество лучников.

Тарквиний оглянулся и, убедившись, что никто посторонний их не услышит, негромко сказал: