Мой знакомый призрак - Майк Кэрри

Гейб отошел назад, потирая испачканные в хне пальцы.

– Знаешь, Кастор, длинный язык – твоя главная проблема, – усмехнулся он. – По крайней мере был твоей главной проблемой, потому что я ее решил.

Адская боль утихла через несколько секунд. Я разразился отборной руганью, однако язык работал вхолостую, и изо рта не вылетело ни звука.

Тогда я понял, хотя, наверное, подозревал с самого начала, какой именно знак нарисован у меня на груди – ТИШИНА. Маккленнан снова украл мой голос.

– А теперь позаботься об остальном, – поднимаясь, велел Дамджон. – У меня еще дела.

Гейб расправил плечи, напустил до смешного торжественный вид и начал быстро-быстро читать заклинание. Говорил он, естественно, на латыни, точнее, на ее средневековом диалекте с мерзким порядком слов, в котором нормальному человеку в жизни не разобраться. Пытаясь вычленить из скороговорки хоть что-то путное, я уловил pretium, что значит цена, implcramus, что значит «дружище, дай на пиво», и damnation, что значит, «пошел…», а куда и объяснять не нужно.

Маккленнан вызывал духов. На моих глазах подобное происходило впервые: я стараюсь держаться подальше от черной магии по вполне объяснимой причине: заклинания очень сложные с непредсказуемым результатом. Они не все такие, а девяносто девять процентов, однако Гейб, похоже, выбрал одно из немногих, что действуют в строгом соответствии с инструкцией.

Его голос разносился по маленькой каюте, вызывая гулкое эхо: такое логичнее было бы услышать в огромной холодной пещере, а не в гламурном неунывающем Челси. По бледным щекам текли ручейки пота – Маккленнан явно выкладывался на все сто и походил на штамповочный пресс, работающий на пределе мощности: латинские слова монотонно впечатывались в воздух, которым мы дышали. Глядя на искаженное гримасой лицо, я понял, почему он выглядел таким измученным, когда я заглянул к нему в офис, и почему глотал метамфетаминовые таблетки, словно леденцы. Ведь это происходило через несколько часов после моей встречи с демоном, и бедный Гейб умирал от психоэмоционального истощения.

Арнольд и головорезы поначалу воспринимали случившееся совершенно спокойно и даже поглядывали на Гейба с насмешкой и презрением. Потом они притихли, потому что температура в каюте стала ощутимо подниматься, а чуть позже, почувствовав едкий запах, начали потеть. Что же, плавали, знаем: жара скорее следствие, чем причина. Роза застонала, давясь кляпом, и закатила здоровый глаз. Даже Лукаш, и тот едва не потерял хладнокровие.

Появления Аджулустикель я не заметил. С демонами всегда так: думаешь, им подавай шумное и эффектное, а они подкрадываются неслышно, как утренняя заря. Возможно, тени за спиной Дамджона на секунду сгустились, возможно – нет; мой взгляд скользнул мимо, а когда метнулся обратно, там уже стояла Джулиет.

Суккуб выступила вперед, и Лукаш поспешно отошел в сторону. Все мужчины в каюте затаили дыхание: громкое «ох!» получилось болезненно резким. Все кроме меня: я не смог бы пикнуть, даже если бы от этого зависела моя жизнь. – Пардон, точнее было бы сказать, «хотя от этого зависела».

Гланды с аденоидами они чуть не проглотили потому, что Джул нет была обнаженной. Какая бы картинка ни возникла в вашем воображении, забудьте, немедленно забудьте – незваная гостья была совсем не такой. Вообще-то ее тело вряд ли прекраснее, чем, скажем, у жены Менелая Елены; наверное, ради такого любовь и спустила бы на воду всю ту же тысячу кораблей. Однако благодаря мускусному запаху феромонов, буквально пропитавшему каюту, она казалась воплощением мужских фантазий: самой желанной, чувственной, открытой – настоящий дар небес.

Под ногами Ласки-Арнольда расплывалась лужица, громилы Дамджона смотрели на Джулиет разинув рот, а стоявший слева захрипел от отчаяния или неожиданного оргазма. Тем не менее все они имели надо мной весомое преимущество: Аджулустикель смотрела не на них.

Ее взгляд держал, словно тиски, тиски, которым уступаешь в темноте за закрытыми дверями, а в висках пульсирует разгоряченная похотью кровь. Гибкая и пластичная, словно пантера, Джулиет медленно приближалась ко мне. На долю секунды эта хищная поступь позволила абстрагироваться от запаха и понять ее истинную сущность. Итак, Джулиет – плотоядное, стоящее на вершине экосистемы, в которой для нее нет достойных соперников: длинные ноги идеально приспособлены для погони, а аппетитные округлости – всего лишь адаптивная маскировка.

Послышалась негромкая, смутно знакомая музыка, похожая на перезвон китайского «сквознячка».

– Убей его медленно, – звонким, чуть натянутым голосом велел Маккленнан. – Другого он не заслужил.

Головорезы поспешно расступились, и без их поддержки я тут же пребольно рухнул на колени. Упал, а голова машинально поднялась: я физически не мог отвести взгляд от Джулиет, Даже моргнуть не мог: ее жуткая безупречность заполонила сознание, разбив в мелкие осколки все чувства, кроме страха и желания.

– Смертный, – утробно прорычала она, – из-за тебя я бежала, ноги в кровь стерла. За это получишь награду: агония будет сладостной, а мой след навечно останется в твоем сознании.

Да, это уже не «сквознячок», а как ни странно и нелепо, церковные колокола, звонящие на октаву выше обычного, будто инеем покрылись. Вот теперь я действительно узнал этот звук.

Я закрыл глаза, оба сразу. Ничего сложнее в жизни не делал: напряжение такое, словно два грузовика в гору толкаю. Сознание протестующе закричало – сознание жертвы, завороженной прекрасной хищницей: сейчас, сейчас она высосет у меня мозг! Но глаза я закрыл, значит, хоть часть ее гипноза не доходит до цели. Жадно ловя звук, я чуть опустил голову: так лучше слышно.

На плечо легла рука Джулиет, ногти впились в кожу совсем рядом с горлом. Тонкие пальцы сжались, и я взвыл от боли – естественно, беззвучно, а открыв глаза, увидел селевую лодыжку, по-прежнему скованную серебряной цепью.

Аджулустикель пыталась подмять меня на ноги, а я боролся. Нет, не с силой Джулиет – бесполезно, все равно проиграю, – а с собственной слабостью. Сухожилия натянулись до предела и порвались. Я снова вскрикнул: вышел вопль с нулевой громкостью, но уверен, слух Дамджона он ласкал и в таком виде. Пару секунд правая рука (вообще-то левая у меня сильнее) лихорадочно шарила по полу. Увы, попались лишь жалкие обломки флейты, но потом ладонь нащупала что-то холодное. Это же болторез!

Джулиет вновь наклонилась и на этот раз схватила меня за шею. Боль обжигала виски, щеки и подбородок, показывая, куда вонзились острые когти. Я абстрагировался от боли, абстрагировался от Джулиет, хотя ее образ до сих пор танцевал в сознании непотребное танго.