Пробирная палата - К. Паркер

Дассаскай снова зевнул и заморгал.

– Очень здравое отношение к жизни в данных обстоятельствах. Хотелось бы мне знать, думает ли об этом Бардас Лордан. Сейчас он воспринимается людьми как человек, потерявший Перимадею. Думаешь, его это тревожит? Думаешь, он попытается изменить мнение о себе? Или ему все равно?

– Ты уже дважды упомянул о нем, – спокойно заметил Темрай. – Почему?

– Не знаю. – Дассаскай пожал плечами. – Никакой особой причины нет.

Темрай почесал затылок.

– А ты не пытаешься меня подстрекать, а? Или проверить?

– Зачем мне это?

– Трудно сказать. Может быть, тебя интересует, есть ли у меня слабые места, может, ты хочешь узнать, побледнею я или задрожу, когда услышу его имя. Наверное, шпионам важно знать именно такого рода вещи.

– Не совсем. – Дассаскай протянул чашку за добавкой. – Насколько я знаю – мне приходится лишь догадываться, как ты понимаешь, – шпионов интересуют другие вещи, им нужны твердые факты: передвижение войск, диспозиции, планы наземных укреплений, зоны поражения. А то, о чем говоришь ты, сражение выиграть не поможет.

– Да, ты прав. Кстати, а ты действительно шпион? Или это только слухи?

– Нет, я не шпион.

– Ну и ладно. Поверю на слово.

Дассаскай наклонил голову.

– Спасибо. Раз уж заговорили… У тебя есть шпионы во вражеской армии? Мне просто интересно.

– Вообще-то нет, – ответил вождь.

– А если бы и были, ты мне не сказал бы, да? Чтобы я не сообщил об этом в своем следующем донесении?

– Вот именно. Теперь моя очередь. Скажи, зачем ты явился сюда после падения Ап-Эскатоя? Всем же ясно, что наша жизнь не для тебя.

– Лишь из-за того, что люди относятся ко мне с подозрением. Меня же считают шпионом.

Темрай поджал губы.

– Отчасти это так. Но дело не в том, ты и ведешь себя, как чужой. У тебя было столько возможностей уехать куда угодно – на Остров, в Коллеон, в Аузиру. Мог бы уехать на восток или остаться возле Ап-Эскатоя, подождать, пока его отстоят заново. Или город тебе тоже не по вкусу?

Дассаскай засмеялся:

– Не знаю, с чего ты взял, что я мог бы уехать куда угодно. Во-первых, я все потерял после крушения Ап-Эскатоя. Последние деньги ушли, чтобы добраться сюда, да и то в конце пришлось идти пешком.

– Ладно, пусть так, – согласился Темрай, – но если для тебя добраться куда бы то ни было уже большое достижение, почему ты не направился, преодолевая огромные препятствия и совершая героические подвиги, в какой-нибудь город, туда, где можно принимать ванну, где не надо таскать с собой воду для бритья, где нет пыли, грязи и гусей. Зачем тебе эта дикость? Я хочу сказать, что перед тем, как попасть сюда, ты прошел через несколько прекрасных городов. Что тебя так влекло сюда?

– Гуси, – ответил Дассаскай. – Всю жизнь я втайне мечтал о том, чтобы копаться в гусином дерьме и скручивать шеи гусям.

Темрай кивнул с совершенно серьезным видом:

– Что ж. Это мне понятно. Ладно. – Он поставил чашку на стол. – Мне надо идти работать, подавать пример остальным. Как же там жарко.

– Не спеши, отдохни, пока есть возможность, – сказал Дассаскай. – И раз уж ты сам поднял эту тему, то должен меня понимать. Ведь ты сделал такой же выбор.

– Неужели?

– Конечно. Ты жил и работал в Перимадее. Не говори мне, что тебе все там было противно, что ты дождаться не мог, когда же сможешь удрать в степь. Если тебе там так не нравилось, то зачем тратить столько времени и сил, чтобы превратить нас в двойников перимадейцев?

Темрай ответил не сразу.

– Видишь ли, – сказал он наконец, – я и сам не знаю. Начать с того, что это получилось как бы само собой. Нам ведь надо было научиться строить осадные машины, а для этого пришлось начинать с основ. Потом, узнав жизнь получше, мы уже не очень-то спешили вернуться на равнины, к козам. И, конечно, ты прав: мне не было противно в Городе. Я с удовольствием жил там, мне очень нравились люди, жители Города.

– А потом ты взял и стер его с лица земли? Не обижайся, я просто спрашиваю.

– Я не обижаюсь, вопрос справедливый. Наверное, этого не избежать. Если хочешь, чтобы пострадал враг, то рано или поздно задеваешь и друзей. Войну, разрушение нельзя держать в бутылочке, как какой-нибудь купорос или селитру, если хочешь ими пользоваться, расплескивай во все стороны. Дассаскай опустился на кровать.

– Верно. Но все равно, зачем подражать тем, кого ты уничтожил? В чем тут дело? В чувстве вины? Или ты избавился от них, чтобы занять их место?

Темрай нахмурился:

– Не думаю, чтобы я делал это преднамеренно. По-моему, проблема в том, что чем сильнее ненавидишь врага, тем больше становишься на него похожим. Ненависть – очень интимное чувство, оно сближает тебя с тем, кого ненавидишь. Иногда мне даже кажется, что невозможно по-настоящему ненавидеть кого-то, пока не поймешь его. Убить человека – да, это не трудно, это можно сделать хладнокровно, как бы со стороны, но ты же не ненавидишь гусей, хотя, наверное, и не понимаешь их.

Дассаскай улыбнулся:

– А что тут понимать?

– А, ну вот, попробую объяснить. Когда я был ребенком, и отец с дядей впервые взяли меня на охоту, они сказали, что настоящий охотник должен понимать того, кого убивает. Долгое время я искренне считал, что они любят лосей и кабанов, на которых мы обычно охотились. Они говорили о них с такой теплотой и уважением, как будто речь шла о членах семьи. Думаю, все дело в том, что, наблюдая за жизнью этих животных на протяжении многих лет, люди привязались к ним. Они всегда благодарили зверей, которых убивали. Однажды я спросил отца, что он чувствует, когда убивает животных, и отец ответил, что каждый раз ему так тяжело, словно он теряет друга. Я никогда не понимал, что он имеет в виду, пока сам не стал жить в Городе. Мне трудно это объяснить, но теперь я по крайней мере знаю, что он испытывал.

– Бессмыслица какая-то, – сказал Дассаскай. – Но если уж на то пошло, в дружбе или любви тоже нет никакого смысла. Наверное, это можно сравнить с некоторыми семьями, где случаются самые ужасные распри. Вряд ли люди могли бы так ненавидеть друг друга, если бы не любили с такой же силой. Взять хотя бы братьев Лорданов.

– Три раза.

– Что? Ах да, извини. Но пример хороший.

– Ты прав, – согласился вождь, – пример хороший. Было время, когда я ненавидел Бардаса Лордана больше, чем кого-либо на всем свете. Сейчас я не могу этого сказать. Может быть, потому что теперь уже он охотится за мной, а не наоборот.

Дассаскай посмотрел на вождя:

– Если он убьет тебя, ты его простишь?

Темрай улыбнулся:

– Я уже простил.

О том, что случилось, они узнали после завтрака, когда отправились по делам, но и тогда понадобилось время, чтобы что-то заметить.