Дмитрий Самозванец - Пирлинг

Королевич, столь неожиданно принявший на себя роль завоевателя, был непоколебимо уверен в том, что ему придется короноваться в Кремле. Из-за этого он заранее хочет предусмотреть все подробности предстоящего ему обряда. Владислав находился почти в таком же положении, что и злополучный Лжедмитрий I. Разница заключалась лишь в том, что один был тайным католиком, тогда как другой открыто исповедовал эту веру. Подобно своему предшественнику, королевич опасался оскорбить религиозное чувство православных русских людей демонстративным выполнением в Москве обрядов католического культа. Ему хотелось вступить на царский престол, не афишируя своих вероисповедных симпатий и ничем не омрачая радости своих новых подданных. Где же найти золотую середину? Таков был вопрос, который старались разрешить и сам Владислав, и вся его свита. Одни советники королевича обнаруживали непреклонный ригоризм. Другие, напротив, высказывались за необходимость самых широких компромиссов. К последнему мнению примыкал, между прочим, проповедник короля отец Бембо. Обе стороны согласны были в одном, а именно, что необходимо представить данный вопрос на благовоззрение папы и затем подчиниться его решению. В сущности, так же действовал и Мнишек, когда ему нужно было улаживать дело Лжедмитрия I. Инициатива обращения в Рим, естественно, должна была принадлежать Владиславу. Случай для этого представлялся сам собой. Королевич готовился принять огненное крещение войны. При подобных условиях было как нельзя более уместно заручиться благословением римского первосвященника, как это приличествовало отпрыску династии, исповедующей католицизм. 6 апреля 1617 года молодой завоеватель обратился с соответствующей просьбой в Рим. Он заявлял, что намерен послужить своим мечом вере и родине. За первым посланием Владислава в тот же день было отправлено второе. Оно касалось предстоящей Владиславу коронации. Редакция этого письма принадлежит самому королевичу. Однако в его словах ясно чувствуется влияние отцовских настроений. В главных чертах содержание этого документа сводилось к следующему.

«Предки мои, — пишет Владислав, — понимали, какую великую важность имело бы возвращение русских в лоно христианской республики и католической церкви. Но, по большей части, у них не было средств осуществить это дело. В настоящее время условия действительности слагаются более благоприятным образом для нас. Прежняя династия московских государей прекратилась. Все классы русского общества высказались за мое избрание. Правда, дело сильно затянулось; тем не менее значительное число московских людей и поныне сохраняют мне верность. Вот почему мы решили использовать столь удобный момент. При этом мы надеемся не только расширить границы Польши, но и раздвинуть область христианской республики и распространить католическую веру. Со своей стороны, я спешу выполнить предначертания Промысла и повинуюсь воле моего отца».

Однако, стоя на рубеже, за которым открывается столь блестящее будущее, королевич видит перед собой весьма серьезные затруднения. Как известно, русские всей душой преданы своим религиозным обычаям. Владислава ожидает коронование в Москве. По этому поводу его будущие поданные могут предъявить некоторые требования, с которыми необходимо заранее считаться. Принимая тон человека, прекрасно осведомленного о значении обрядов церкви и об отношении их к догматам веры, Владислав вполне определенно формулирует сущность своей просьбы. Прежде всего он высказывает категоричное желание, чтобы ему было предоставлено как угодно сообразоваться с обрядами греко-униатской церкви. Ведь короновать его будет, наверное, епископ-униат; в таком случае, королевич вкусит причастие под обоими видами. Впрочем, допуская, что обряд коронования может совершить, по требованию русских, какой-нибудь православный иерарх, Владислав в этом случае просит папу о разрешении пойти на уступки. Так или иначе, он обращается к нему за советом и указанием.

Письмо Владислава поднимало национальные и религиозные вопросы чрезвычайной важности. Обращение к обрядовым формам греко-униатской церкви могло знаменовать собой новую эру в истории отношений латинского Запада с православным Востоком. При таких условиях между главой римской церкви и великой Русской державой сразу устанавливалось вполне определенное общение. Конечно, как та, так и другая сторона должны были бы сойтись на одних и тех же формах культа; такое богослужебное единство, конечно, могло бы облегчить и дело догматического примирения. Подобный компромисс был вполне в духе Флорентийского собора, решения которого подготовлялись уже в Бресте. Однако, по-видимому, в Риме не поняли, какие широкие перспективы открывались при такой постановке вопроса. То, о чем просил Владислав, принято было за казус чисто вероисповедного свойства, который приходится рассматривать исключительно с богословской точки зрения. Впрочем, Павел V решил сам заняться этим делом. По его распоряжению, были собраны требуемые справки, после чего вопрос был передан на заключение св. Инквизиции. Это было в июле 1617 года. Членам высокого судилища было предложено высказаться по трем пунктам. Во-первых, может ли Владислав согласиться на коронование при участии православного иерарха, принимая во внимание благо всего христианского мира? Во-вторых, дозволительно ли разрешить ему причащение под обоими видами? В-третьих, наконец, допустимо ли, чтобы, в крайнем случае, королевич выполнил и все другие обряды восточной церкви?

Вопросы, поставленные таким образом, не заключали в себе, собственно говоря, ничего нового или неожиданного. Для того чтобы решить их, нужно было только справиться, какие резолюции были еще так недавно приняты в аналогичных делах Сигизмунда III или Названого Дмитрия. Несомненно, отвечая папе, инквизиционный трибунал руководился этими данными; впрочем, он подкреплял их ссылками на постановления церковных соборов — Лаодикийского, Карфагенского и Латеранского. Выходило так, что вся позднейшая практика слагалась в соответствии с этими каноническими традициями. В том же смысле высказывались и знаменитые авторитеты богословской науки; наконец, те же истины были запечатлены кровью мучеников… Во всяком случае, вопросы Владислава могли служить темами целых трактатов. И надо отдать справедливость Инквизиции. Она позаботилась о возможно более солидном документальном обосновании своих выводов, хотя по всем трем пунктам ее заключения были непримиримо отрицательного свойства. Впрочем, члены трибунала кое-что оставили и без ответа. Как мы видели, Владислав исходил из двоякого предположения: с этим, однако, совершенно не считались его судьи. Они все время имели в виду, что иерарх, совершающий коронование, будет православным, между тем как королевич допускал в этом случае и участие греко-униатского епископа.