Пламенный клинок - Крис Вудинг

бы никогда не выбралась с того выступа, и ей было немного стыдно, как она повела себя после. Просто она разозлилась: разозлилась на себя за слабость, разозлилась на него, что он так и не понял, каково это, когда мир уходит из-под ног.

И все-таки, как бы он ее ни раздражал, было в нем что-то успокаивающее. Он просто находился рядом. Не докучал расспросами. Разве только время от времени так на нее поглядывал, что в глубине души у Фен пробуждалась смутная тревога.

Неужели это и есть дружба? О Девятеро, зачем она вообще нужна?

— А как умерла твоя матушка? — спросила она, стараясь держаться непринужденно.

Арен остановился и уставился на нее. Фен почувствовала, как она свертывается и загорается изнутри, словно сухой лист в огне.

— Я неважная собеседница, — угрюмо добавила она, будто в этом была вина Арена.

Он стряхнул с себя удивление и поднял руку, как бы извиняясь.

— Ничего страшного. Просто это было слегка… неожиданно. Ну… Она заболела. Не знаю точно, отчего она умерла. Никто мне не рассказывал, да и я, наверное, не спрашивал. Диковинно, правда?

— Диковинно, — согласилась Фен, хотя ничего диковинного в этом не видела.

— А твоя?

На Фен накатило смятение. Она затеяла разговор не для того, чтобы приплетать еще и себя. Но ведь так оно и происходит? Что-то получаешь, что-то отдаешь. Даже если не хочешь.

— Порезала руку. И расхворалась. — Ответ получился сухой и сжатый. Ей не хотелось вдаваться в подробности.

Арен понял намек.

— Извини.

— За что? Не ты же порезал ей руку.

Разговор снова зашел в тупик.

— А каково было расти в Ольдвуде? — спросил Арен, пытаясь оживить беседу.

Фен не знала, как ответить. О том времени у нее остались лишь обрывочные воспоминания. Вот отец кладет ей руку на спину, следя за ее дыханием, когда она прицеливается в оленя. Вот она лазает по деревьям возле хижины, а матушка сидит на пороге, греется на солнышке, поет и что-то стругает. Вот кукла, которую матушка вырезала для нее из дерева; запах сладких яблочных лепешек; ее родители держатся за руки под столом. Ее детство наполняли счастье и любовь, и теперь с трудом верилось, что все это не сон.

— Там было хорошо, — ответила она. — Пока не умерла матушка. Тогда отец изменился.

Она попыталась подобрать слова, которые не прозвучали бы искусственно или глупо, но не сумела. Арен почувствовал ее неловкость и милосердно сменил тему разговора:

— Ты не знаешь, что замышляет Гаррик?

— В каком смысле?

— Мы направляемся в Хаммерхольт, верно? Это самая грозная крепость во всей Оссии, а по случаю королевского бракосочетания она будет кишеть стражниками. Как мы собираемся захватить Пламенный Клинок?

— Он все расскажет, когда мы доберемся до Моргенхольма.

Арен хмыкнул.

— Он любит таинственность?

— В этом есть смысл. Вдруг кого-нибудь из нас поймают и станут пытать? Тогда Железная Длань все узнает.

— По-моему, он слишком подозрителен.

— Ты не знал его до Солт-Форка, — возразила она. — Тогда мы были готовы последовать за ним на край света. Мне не нравится его вспыльчивость, но я не сомневаюсь в его честности. Я выслушаю его план и, если мне не понравится, уйду.

— И куда?

Она на мгновение задумалась.

— Куда глаза глядят.

Арен кивнул. Она решила, что он ее понял. Он тоже лишился дома, как и она, и знал о мире совсем мало. Но он, по крайней мере, умеет налаживать знакомство с людьми, к тому же у него есть Кейд. У него все получится. А насчет себя она не была уверена.

— Ты мог бы покинуть нас в «Привале разбойников», — сказала она. — Почему остался?

— Кейд уговорил.

Она недоверчиво взглянула на него. «Мог бы придумать что-нибудь поубедительнее».

— Я и сам хотел остаться, — признался он. — Матери я не знал. Отец был для меня всем. Помню это чувство, когда он возвращался домой из очередной поездки… Счастье, облегчение, что он снова рядом… Добрый и сильный, каким мне самому хотелось стать. — Его лицо болезненно скривилось. — Я даже не знал его настоящего имени.

Фен опустила глаза. Ее смутила искренняя горечь в голосе Арена.

— Мне нужно выяснить, кем был мой отец, — сказал он. — Это может рассказать только Гаррик.

— А Пламенный Клинок? Разве он ничего не значит?

— Пламенный Клинок… — Его взгляд затуманился. — Думаешь, Оссия вправду поднимется вновь, если мы вернем Пламенный Клинок?

— Не знаю, — ответила Фен. — За других я говорить не могу.

Они прошли еще немного.

— Если бы я знала, кем был твой отец, Арен, я бы тебе сказала. И плевать на Гаррика.

Арен оторопел.

— Спасибо, — выдохнул он и взглянул на Фен с такой благодарностью и теплотой, что она сердито зарделась и отвернулась.

— Мы только время теряем, — проворчала она. — Идем быстрее.

До самой стоянки она не проронила больше ни слова.

* * *

Торговые дома находились вдали от побережья, скрывались среди мощеных закоулков, куда не достигали шум портовых складов и запах рыбы и кипящей ворвани. Гаррик шагал знакомыми улицами, среди серых каменных домов, поросших черным лишайником. Ракен-Лок представлял собой настоящий лабиринт, дома лепились друг к другу в полнейшем беспорядке. В пасмурные дни вроде нынешнего городок становился безрадостным, холодным и сырым, но Гаррика согревали мысли о предстоящем деле, и он целенаправленно шагал вперед. Если удастся выполнить задуманное, день сложится хорошо.

Он знал, где находится ксуланский торговый дом, хотя никогда там не бывал. Иностранцы в Ракен-Локе не считались редкостью. В порту сновали изящные ксулане, кичливые картаниане, скрытные боскане, татуированные скарлы и немногословные квины. Иногда прибывал карагуанский корабль с дальнего запада, и на берег сходили миссионеры, несущие слово Вочеловеченного; или заворачивала посудина, полная сварливых лунийцев, неспособных и один вечер провести без драки. Встречали пришельцев в основном недоверчиво, и мало кто здесь обосновывался. В Ракен-Локе любили их деньги и товары, но не жаловали чужие обычаи. В большинстве своем оссиане были гостеприимным и терпимым народом, но Криволомье населяли суровые люди: замкнутые, упрямые и не желавшие меняться.

Снаружи торговый дом представлял собой ничем не примечательное строение с маленькими окошками, сложенное из обветренного камня. Необычной была только вывеска. Надпись, составленная из красивых загадочных значков ксуланского алфавита, ничего не говорила оссианам. Чуть выше помещалось изображение облаченного в мантию человека со скрещенными ногами и распростертыми руками. Худощавый и лысый, он низко склонил голову, так что виднелась только макушка: наполовину белая, наполовину черная. Прадап Тет, духовный пастырь ксулан.

Гаррик толкнул дверь; раздался пронзительный звон колокольчика. Внутри словно начиналась другая страна. В убранстве — ничего оссианского: ни ярких цветов, ни