Мир приключений, 1989 - Сергей Абрамов

Спокойно выслушав все это, Виктор упрямо вскинул голову:

— Ну, что ж! Повторяю: я ни о чем не жалею и готов умереть. А если не умру, то знай: я буду продолжать бороться и против тебя, и против тех, кому ты служишь.

— Нет! — сорвался на крик Невелинг-старший и вскочил. — Я потерял сына, но я не подарю знамя, не подарю мученика тем, кто у меня тебя отнял! Но знай, есть наказание и страшнее, чем смерть. По праву отца я тебя приговариваю к жизни без родины, без семьи, без родных и близких. Ты отправишься в изгнание навечно.

Он лихорадочно вырвал из лежащего на столе отрывного блокнота листок бумаги с личным грифом наверху и быстро написал несколько слов. Затем резко протянул его Виктору:

— Иди, оформляй документы. На то, чтобы ты убрался из страны, тебе дано двадцать четыре часа. Прощай!

— Прощай, отец! — Виктор взял из окаменевшей руки Невелинга листок бумаги и, выходя, уже на пороге, мельком оглянулся.

— Прощай, — услышал он вслед сдавленный голос отца и увидел, что тот, сразу как-то ссутулившись и поникнув, отвернулся.

Прошло несколько месяцев. Обычным рутинным днем, вернувшись в раз и навсегда установленном часу из офиса в свой домашний кабинет, Леон Невелинг отхлебнул неразбавленного виски и откинулся на спинку своего любимого домашнего кресла, не сводя остекленевших, широко раскрытых глаз с языков пламени, лениво пожиравших в камине поленья красного дерева. На душе было пусто, зато не было уже и той боли, которая мучала его так долго — с той ночи, когда исчез его сын Виктор Невелинг-младший, исчез навсегда.

Зато в АНК появился неизвестно откуда белокожий южноафриканец, никаких данных на которого не было до сих пор в банке информации Системы. Он часто менял имя и внешность — агенты Системы сообщали из Европы, что его, очевидно, хорошо гримируют.

Что ж, по крайней мере, Невелинг-старший знал, что Виктор жив. Но почему… почему он все-таки пошел против своего отца? И чем больше хотел это понять Невелинг-старший, тем меньше понимал. Лишь однажды мелькнула мысль: а может быть, сын в чем-то прав? Но в чем?

И Невелинг-старший решительно отбросил прочь минутное сомнение. Прав был он — Невелинг-старший. И никаких сомнений в этом быть не могло.

Алан Кэйу

БИШУ-ЯГУАР

Глава 1

Бишу была ранена и бежала в родное логово, чтобы в нем умереть.

Пуля прошла немного выше ее правого плеча, скользнула по ключице, расщепила ребро и засела глубоко в толще мышц.

Бишу инстинктивно рванулась под прикрытие пятнистого сумрака сельвы. То и дело падала, когда приступы острой боли захлестывали ее, но заставляла себя подниматься и снова, подобно желтой молнии, неслась дальше.

Углубившись в чащу, она свалилась в шоке, не понимая, что произошло. С трудом дыша, запрокинула непослушную голову назад, тщетно пытаясь дотянуться языком до обильно кровоточившей раны. Затем глаза ее потускнели, и она опрокинулась на спину, судорожно рассекая лапами воздух, словно старалась загнать его в измученные легкие. Обрушившаяся лавиной боль туманила сознание. Бишу почувствовала, что умирает.

Так и лежала бы она, дожидаясь смерти, если бы не второй выстрел, резкий хлопок которого прогремел с пугающей неожиданностью. Свист пули потонул в несмолкаемом реве сельвы, но острый слух самки ягуара определил, что стреляли поблизости. Заставив себя подняться, она осторожно поползла в глубь леса, бесшумно подтягивая гибкое, мускулистое тело по мху. Она инстинктивно огибала каждую сухую веточку — та могла предательски хрустнуть, каждую кочку сухих листьев — они могли зашуршать.

Бишу не впервые спасалась от погони — этому древнему искусству она училась всю жизнь и прекрасно помнила страшную ночь, когда убили ее родителей.

…Тогда она была совсем маленьким детенышем, только недавно оторвавшимся от материнских сосцов. Она затаилась, распростершись, под кустом, как учила мать, и, словно оцепенев, наблюдала, как охотники подтаскивали к деревьям два желтых тела, испещренных неровными бурыми пятнами. Мертвых ягуаров привязали за лапы к сучьям и содрали шкуры. Окровавленные туши швырнули собакам, которые, остервенело тявкая, жадно набросились на мясо.

Охотники ушли, а Бишу еще долго выжидала, прежде чем подползти к тому, что осталось от ее родителей. Она не могла понять, куда исчез родной, столь привычный запах, не могла попять, почему вдруг оказалась одна.

Вокруг замерцали зеленые огоньки глаз, и Бишу учуяла шакалов. Двое из них осмелились приблизиться к останкам, но она резко выбросила вперед лапу с острыми, как иголки, когтями и разодрала одному из шакалов морду. Трусливые хищники убрались прочь.

По хлопанью крыльев на деревьях Бишу узнала грифов. Когда те начали слетаться к добыче, Бишу бесстрашно заметалась между ними, отчаянно кусаясь и царапаясь, пока отвратительные пожиратели падали не разлетелись.

Крупная коати, любопытная, длинноносая, с разрисованным колечками хвостом, подкралась к Бишу и замерла, оценивая ее силу. Коати миролюбивое животное, но, потревоженная, способна вступить в бой с любым противником, даже превосходящим ее по силе.

Она набросилась на Бишу без предупреждения. Та отпрянула в сторону, избежав мощных когтей, и ловко полоснула коати по длинной морде, выцарапав глаз. Покалеченная коати, истошно визжа, бросилась наутек. И тогда Бишу вдруг осознала, что осталась одна и что больше никто не придет ей на помощь.

Это было давно… А теперь за ней гнались охотники.

Лес был наполнен звуками: не умолкали крики борбетты — ярко-красного попугая, кичливо оповещавшего сельву о своем пробуждении; вдалеке слышался плеск воды, разбивавшейся о камни; вверху суматошно вопили потревоженные выстрелами обезьяны; гортанно заклохтал тукан, которого напугала свалившаяся с ветки змея; громко хлопая крыльями, взлетели криптуреллы…

Бишу напряженно выжидала, навострив уши, ловя малейший шорох. Вскоре оттуда, где вспорхнули птицы, донесся человеческий голос. Для Бишу он означал опасность.

Теперь всем поведением Бишу руководили два закона.

Первый гласил: «Прежде всего узри опасность и оцени ее». Соблюдение этого древнего закона позволяло ягуарам оставаться в живых, когда все объединялись, чтобы их уничтожить.

Второй закон был еще древнее. Он гласил: «Если смерть близка, вернись на родную землю, и тогда ты станешь частью ее».

А Бишу ушла далеко от своего леса. Долго она бежала к югу вслед за солнцем, движимая неукротимым желанием узнать, что находится за следующей горой, потом за следующей, — и так все время. Она оставляла за собой высокие горы и глубокие долины, переплывала реки и пересекала пампу.