Император Мэйдзи и его Япония - Александр Мещеряков

Когда экипаж Окубо направлялся к дворцу, двое заговорщиков бросились к паре лошадей в упряжке и своими мечами покалечили им передние ноги. Четверо других убили кучера, вытащили Окубо из кареты и зарубили его. После этого они аккуратно сложили свое оружие возле трупа и отправились сдаваться. Они вручили полицейским свое политическое заявление. На вопрос о сообщниках гордо ответили, что все тридцать миллионов японцев являются ими. Непосредственно перед убийством преступники направили письмо в газету «Тёя симбун» («Двор и народ»). В нем перечислялись «прегрешения» Окубо. Газета опубликовала письмо, ее выпуск был приостановлен. Преступников, разумеется, казнили. Если бы преступление было совершено в прошлом, головы убийц непременно выставили бы на всеобщее обозрение. Однако теперь этот обычай окончательно ушел в прошлое. Прежним осталось поведение политических террористов: они не пытались скрыться. У полиции возникали проблемы с предупреждением террора, проблем с поимкой преступников не возникало.

Мэйдзи посмертно присвоил Окубо чин правого министра (начиная с VII в. посмертное повышение по службе стало обычной придворной практикой) и выделил 5000 иен на похоронные расходы. Это были первые в Японии государственные похороны: приспущенные флаги, артиллерийский салют боевых кораблей. Заупокойные службы проводились на синтоистский лад. Гонения на буддизм уже прекратились, но и допускать его в государственную жизнь никто не собирался. Новым министром внутренних дел был назначен Ито Хиробуми.

21 мая Мэйдзи распорядился, чтобы чиновники больше не строили себе каменных хором в европейском стиле, поскольку это вызывает в людях раздражение. Когда же будет окончено возведение его собственного нового дворца, тогда и строительство шикарных особняков не станет больше никого удивлять. Именно так: после того как сам император подаст пример, можно будет последовать ему без опасения за свою репутацию. Кроме того, император высказал неудовольствие тем, что со времени Реставрации важнейшие посты занимают только представители Сацума, Тёсю и Тоса. Разве в других частях нашей великой страны нет способных людей? – вопрошал император[137]. Но его вопрос остался без ответа. С засильем юго-западных княжеств в правительстве будет покончено только в следующем веке.

В июне Мэйдзи открыл военно-морскую школу. Флот становился одним из символов могущества, к которому стремилась страна. Однако день для проведения торжественной церемонии определили гаданием[138]. Солнечный календарь еще лучше высвечивал: старой Японии находится место и в Японии новой.

В июне этого года заканчивается создание системы общенациональных праздников, начало которой было положено в 1873 году. К уже имеющимся восьми праздникам добавили еще два: весенний Праздник поминовения душ-предков императоров и осенний Праздник поминовения душ-предков императоров. Они справлялись в дни весеннего и осеннего равноденствия. Теперь заимствованная из Европы идея национальных праздников приобрела законченный вид. При этом «праздничная сетка» оказалась заполнена только теми датами, которые были связаны с императорским родом и имели исключительно японскую специфику. В течение полувека, с 1878 по 1927 год, вся Япония отдыхала и праздновала по этим дням.

Прошлогодняя программа по визуализации императора из-за гражданской войны оказалась невыполненной. 23 мая этого года Мэйдзи объявил, что в августе отправляется в поездку по районам Хокурику и Токай. Только что был убит Окубо, в предполагаемом маршруте значился город Канадзава, откуда происходил Симада Итиро, и потому многие пытались отсоветовать Мэйдзи покидать Токио. Однако в результате все-таки решили, что не следует идти на поводу у террористов. Впрочем, нет никаких свидетельств того, что в это время кто-то вынашивал преступные планы относительно особы императора. Преступники метили в министров, о покушении на императора было невозможно даже подумать. В свиту Мэйдзи входило 300 человек. Их охраняли 400 воинов.

Начавшееся 30 августа путешествие, значительная часть которого проходила по настоящей глубинке, принесло Мэйдзи немало открытий. Так, всего в нескольких десятков километров от Токио, в крошечной по японским понятиям деревне (всего 129 жителей) не оказалось ни одного грамотного человека. Там не было даже храма; если кто-то заболевал, ни один врач не соглашался отправиться туда. Полная нищета и отсутствие всяких следов «прогресса» представляли собой резкий контраст по отношению к тем переменам, которые происходили в Токио.

Путешествие запомнилось тяготами пути. От непрерывных дождей дороги превратились в месиво, императору приходилось вылезать из своего паланкина, ибо носильщики не могли преодолеть это болото. И это несмотря на то, что дороги перед приездом Мэйдзи отремонтировали. Причем за счет местных жителей. На многочисленных горных перевалах Мэйдзи тоже приходилось передвигаться пешком. Император демонстрировал хорошую физическую форму, а это было не так просто – ведь до своего воцарения он не покидал пределы своего дворца, а физические упражнения не входили в программу подготовки будущего монарха.

В самые удаленные уголки страны Мэйдзи «экспортировал» государственную эмблематику. Города и деревни украшались государственными флагами, фонариками с изображением солнца, повсюду можно было увидеть 16-лепестковую хризантему.

Поскольку значительная часть маршрута проходила по тем местам, где десять лет назад шла война между войсками императора и силами, которые поддерживали сёгунат, Мэйдзи часто отправлял посыльных, чтобы они совершили приношения могилам погибших в сражениях. Несмотря на заявленное желание избежать излишней помпезности (так, ученикам школ предписывалось появляться перед императором в своей повседневной одежде), многие владельцы тех домов, где останавливался на ночлег император, провели дорогостоящие ремонты. Домовладелец из Ниигата потратил целое состояние – 2000 иен. Люди желали заполучить в гости Мэйдзи не только потому, что это считалось почетным. Они считали его за бога; почитая его, они рассчитывали на его помощь в будущем.

Составители официального отчета постарались представить поведение Мэйдзи в качестве идеального для правителя конфуцианского типа, который разделяет со своим народом как радости, так и горести жизни. Так, в доме, где ночевал Мэйдзи в Идзумодзаки, летали тучи комаров. Императору предложили провести ночь под покровом сетки от комаров, но тот якобы ответил: «Главная цель путешествия – понять тяготы людей. И если я сам не почувствую, в чем они заключены, как смогу понять их жизнь?»[139]