Башни Эквеллора - Ирина Ростова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Элианна, – повторил Сорс, а девушка, кривясь, подняла выроненную Карном трубку и наставила на своего дядю.
– Нет, – подумав, сказала она и перевела опаленное дуло на остальных троих. – Ты нужен мне целым, если не живым, дорогой дядя. А вот по ним никто скучать не будет, – и она выстрелила.
Торрен попытался закрыть Мист, и Эррах тоже, и они столкнулись все трое вместе, потому что Мист инстинктивно шагнула вперед, выставляя вперед левую руку, чтобы принять удар на себя.
Ударило по всем троим, резко, больно, горячо, словно отбрасывая назад толчком и пожирая огнем снаружи и изнутри, сбило с ног, прокатило, и они, не видя, задыхаясь, цеплялись друг за друга, и воздух словно рождался обратно внутри их легких, и дыхание выбивалось из груди, вместо того, чтобы входить.
А потом на мгновение стало тихо, словно все исчезло, чтобы начаться вновь.
Говорят, что за гранью мира лежит его прекрасное отражение – Домен Света, царство Деи, обитель праведников. Туда уходят счастливые души, и проживают там одно за одним свои светлые воспоминания пока не устают от радостной вечности. А еще, говорят, будто бы туда забирают лучших из лучших живыми, чтобы пребывать в блаженстве вечно. Все чары, что лечат, что дают защиту и радость, приходят оттуда.
Говорят, что за Доменом Света лежит домен Ветра, дом Свифта. Разные ветра дуют там, добрые и злые, и они уносят прочь эмоции и чувства, стирая отпечатки прожитых жизней с душ, что бредут по бесконечному каменному плато, меж струй воздуха, в ожидании финала, в ожидании конца. Волшебство изменений приходит из этих мест, магия иллюзий, подменяющая одни образы другими.
Говорят, что за Доменом Ветра есть Домен Холода, царство Смерти, Царство невозвращения, обитель ЛЛоединн. Самые злые холода приходят оттуда, и самые злые заклятья, и оттуда души стремятся к последним вратам. Лекари рассказывают, что души, дошедшие до обители Холода, еще могут вернуться в мир, лишенные эмоций, не знающие добра или зла, могут вернуться в свои мертвые тела, чтобы бесцельно бродить, не зная смысла своего возвращения.
Говорят, в конце всего есть Последний Город, Домен Пепла, где правит тот, кто алкает живой плоти и крови, но получает только тени. Его называют Грэнаш, и к нему взывают только те, кто потерял все, кому остался лишь пепел. Извращенные, измученные приходят оттуда уже не души, а демоны Пепла, самые опасные, самые неуязвимые, не знающие боли, не знающие разрушения.
И там, над Последним из последних пределов, зияет в небе бездна, выводящая за пределы известных сфер. Туда уходят навсегда, чтобы не вернуться, и судьба тех, кто канул в нее – неведома.
…и говорят, будто все это правда.
Это и есть правда, но иногда в Последнем Городе оказываются те, кто ему не принадлежит. Не на самом деле.
– Грэнаш, – позвал ар-Маэрэ Иллемэйр, с трудом выпрямляясь перед лицом ветра, несущего пепел, и складывая руки на груди в попытке выглядеть уверенней. Хотя о какой уверенности можно говорить, имея дело с властелином Домена Пепла, господином Последнего города? – Грэнаш! – повторил Мейли громче. – Я хочу говорить с тобой!
– Гонишь, все гонишь, потом зовешь? – отозвался пепел на ветру, начиная виться спиралями и кругами, обрисовывая смутные очертания фигуры. Линии пробовали сложиться так или иначе, смутно вырисовывая, словно наброском, то чудовищную фигуру с рогами и крыльями, то стариковские тонкие руки и горб, то молодого мужчину с волосами и одеждой, сотканной из сыпучего пепла. – Значит, я тебе нужен, Головешка.
– Сейчас – нужен. Я хочу сделку, – твердо сказал Мейли.
– И что же ты можешь мне предложить, ты, стоящий у последнего порога, пока я тебя за него не толкнул?
Маг почувствовал мягкое давление силы, упирающееся в него и невольно шагнул назад, ускользая от энергетического прикосновения, как привык это делать за годы и годы в Плане Пепла. Грэнаш совсем не был рад ему, как постоянному жильцу, постоянно пытаясь столкнуть с той тонкой грани, на которой Мейли балансировал, удерживая себя.
– Того, что ты хочешь.
– И чего же я хочу? Расскажи мне. В тебе не осталось живой крови и живой силы, пепельные ветры иссушили в тебе все то, что было изначально. Ты пуст, ты шелуха, оболочка. Мертвая шкурка насекомого, вот ты кто. Застрял на краю, зацепился и висишь, трепеща на ветру бессильными хитиновыми крыльями.
– Ты хочешь мою душу, – спокойно сказал маг. – Мою любовь. Мою ненависть. Мои сны и мою плоть, потому что я не потерял их, проходя через Домены до тебя, и ты алкаешь их, потому что тебе такого никогда не вкусить иначе.
– Я забираю то, что остается после моих жадных сестер и брата, – как будто бы почти согласился Грэнаш.
– И хочешь того, что достается им, – Мейли наклонил голову, глядя в пепельную крутоверть. Грэнаш качнулся к нему, и полубесплотная рука тронула мага за обгоревшие волосы у лица.
– Ты отдаешь мне себя?
– Отдам, когда придет мой час. Когда я не смогу противиться и стану падать, сожри меня – если мы договоримся.
– И что ты хочешь за себя, обломок мага?
– Ты отправляешь своих Гончих в мир людей, и Духов пепла – хоть и ненадолго. Отправь и меня.
– Ты здесь весь, целиком, с потрохами, как я это сделаю? Ты не принадлежишь пеплу, – сварливо отозвался Грэнаш, отпуская его волосы.
– Отправь как демона, только сутью.
– У тебя будет всего несколько минут, секунд – я не могу быть уверен, что твоя душа годна для демонической одержимости. Все таки, ты уроженец этого мира, хоть тебя уже и коснулась пустота, – в явном раздумье ответил Грэнаш.
– Мне хватит и краткого времени, – не позволяя себе неуверенности, ответил Мейли.
– Хорошо. Куда ты хочешь явить себя?
– Я сам найду дорогу, – сказал он. – Договор?
– Я отправляю твою душу как демона в место, которое ты выбрал. А когда ты будешь делать шаг в небо, я пожру тебя, – слова начертали себя в воздухе, и Мейли коснулся их ладонью, опаленной до костей и мяса.
Пепельные строки тут же расплылись и мелкими вихрями всосались в полуспектральное тело Грэнаша.
– Иди, – он снова толкнул мага своей силой, но на этот раз не встретил сопротивления, и душа Мейли, изуродованная, ледяная от дыхания пустоты за чертой и прикосновения божества, вылетела из его измученного тела, оставляя его на пепельной пустоши у ворот последнего города: пустое, иссушенное, шелестящее на ветру.
Он не оглядывался на себя: в Доменах время шло иначе, но он все равно опаздывал.
