Царица Пальмиры - Бертрис Смолл

— Почему я должен обращать внимание на ваши слова, царица Пальмиры? Ваш сын еще не проявил себя, а кроме того, он еще молод. Приведите мне хотя бы одну вескую причину, по которой мне следовало бы прислушаться к вам!

Зенобия встала и бросила на императора долгий изучающий взгляд.

— Потому что Пальмира — это я! — спокойно произнесла она.

Он искренне изумился ее словам, однако быстрый взгляд, брошенный им на остальных присутствующих, подтвердил, что ее слова правдивы и сказаны не из пустого тщеславия.

— Я думаю об этом, — сказал он. Она очень опасная женщина. Лучше уж он потратит некоторое время, оценивая ситуацию, прежде чем примет окончательное решение.

— Совет распущен! — сказал Аврелиан свои заключительные слова, поднялся и вышел из зала.

— Пойдите с ним, Антоний Порций! — умоляла Зенобия. — Ведь вы были последним губернатором империи, прежде чем мы освободились от контроля Рима. Попросите его за моего сына! Ради вашей дочери, юной царицы, ради нашего еще не родившегося внука, который будет законным наследником пальмирского престола!

Антоний Порций послушно поднялся и последовал за императором. За прошедшие годы он не слишком сильно изменился, но Зенобия заметила, что он двигался медленно, а в его волосах уже начинала пробиваться седина.

— Что нам делать, ваше величество? — спросил Марий Гракх.

— Ждать! — последовал ответ. — Он не простой человек. Я подозреваю, он действительно хочет вернуть Пальмире статус провинции, но мы должны предотвратить это любой ценой. Вабе должны позволить оставаться царем. Возможно, это случится не при его жизни, но когда-нибудь мы снова поднимемся, и когда это время придет, городом должны править наследники династии Одената! Я ожидаю, что все вы будете упорно работать ради достижения этой цели, и если народ действительно любит меня, то он тоже будет трудиться ради этого!

— А какова ваша участь, ваше величество?

— Я отправлюсь в Рим, Марий Гракх. Аврелиан уже много раз говорил мне об этом. Боюсь, он недостаточно доверяет мне, чтобы выпустить меня из виду. Он достаточно мудр, чтобы не сделать этого. — Она улыбнулась престарелому советнику. — Если бы мне дали шанс, я снова сделала попытку освободиться, мой старый друг.

Марий Гракх усмехнулся.

— Вместе с вами уйдет все наше величие! — ответил он.

— Не говорите так! — быстро ответила она. — Вабаллат еще молод. Кто знает, какие чудеса он совершит со временем? А те, кто придет вслед за ним? Этот город стоит со времен иудейского царя Соломона, его основателя. Он уже видел величие и увидит снова.

Она встала и объявила:

— Я устала. Я не спала как следует все эти последние месяцы, но сейчас, думаю, могу отдохнуть.

Потом, оглядев членов совета, она произнесла:

— Не знаю, позволят ли нам встретиться снова. Я благодарю вас за верность Пальмире, мне и моему погибшему мужу. Я знаю, вы будете так же верны и царю, моему сыну. Да здравствует Пальмира!

И она быстро вышла из зала совета.

Члены совета все, как один, не стыдясь, вытирали слезы, выступившие у них на глазах. Потом каждый из них медленно прошел вперед, преклонил колени перед Вабаллатом и присягнул ему на верность так же, как они сделали это много лет назад, после смерти его отца. После этого все они отправились в город, каждый в свой район, чтобы выполнить Наказ царицы. Это была нелегкая задача, потому что публичные собрания запретили. Однако члены совета все же медленно продвигались по городу, в некоторых случаях переходя из дома в дом, и распространяли слова Зенобии. Город должен постоять за своего юного царя, чтобы сохранить династию. Время царицы миновало, но римский император должен почувствовать вес общественного мнения в поддержку династии Одената.

Зенобия удалилась в свои апартаменты, где долго отмокала в горячей ванне, ароматизированной гиацинтовым маслом. Длинные волосы царицы вымыли и расчесали. Потом на нее накинули мягкий халат, и она легла на свое ложе.

Сон пришел быстро. Последнее, что она помнила, — это яркий полуденный солнечный свет, лившийся сверкающим лучом по мраморному полу ее комнаты. Когда она проснулась, в темноте комнаты горела единственная лампа. Снаружи, из сада, до нее доносилась вечерняя песня сверчков. Она медленно потянулась, вытянув сначала ноги, потом руки, а затем и все тело. Она ощутила, что напряжение исчезло. Зенобия глубоко вздохнула и вздрогнула, услышав голос Аврелиана.

— Долго же ты спала, богиня! Теперь ты лучше себя чувствуешь?

— Что ты здесь делаешь, римлянин? — спросила она, но в ее голосе не слышался гнев.

— Смотрю на тебя! — ответил он. — Я люблю смотреть на тебя, когда ты спишь. Это — один из тех редких случаев, когда ты не шипишь и не рычишь на меня, словно дикий Зверь.

— Мы не можем быть друзьями, римлянин, — тихо сказала она.

— Возможно, не сейчас, богиня. И все же я наслаждаюсь, глядя на тебя. Ты так прекрасна!

— Так же, как римские дамы?

— О великий Юпитер, нет! Ты — экзотическая женщина, а они… — он на мгновение задумался, а потом продолжал:

— Они не такие притягательные, как ты. Ты прекрасна, как рассвет, и неуловима, словно мягкий ветерок пустыни.

— Ну, римлянин, да ты просто поэт! Аврелиан поднялся, пересек комнату и сел на краешек ложа Зенобии. Она вся напряглась, и он сказал.

— Ты ведь не боишься меня, и все же…

Он посмотрел на нее пронизывающим взглядом.

—  — Что же это, богиня? Почему ты каменеешь, стоит мне только сесть рядом с тобой?

— Потому что я знаю, что это предвещает, римлянин. Ты снова набросишься на меня, чтобы еще раз запечатлеть победу империи на моем теле и в моей душе.

В ее голосе слышалась горечь, почти боль.

— Ты все еще любишь Марка Александра, не правда ли, богиня?

Она не ответила, поэтому он продолжал.

— Он — муж моей племянницы, а теперь они уже стали родителями. Это безнадежная любовь, которую ты держишь в своем сердце. Позволь же мне любить тебя.

Ее глаза широко раскрылись от удивления.

— Тебе? — в ее голосе слышалось жестокое презрение. — Я никогда не отдам себя в руки мужчины, римлянин. Но ты! Ты любишь меня? Что это за безумие? А как же твоя бедная жена, которая ждет твоего возвращения? Я царица! Не важно, что я побежденная царица, но я все еще царица! Я не какая-нибудь бедная наивная девчонка, для которой положение твоей любовницы было бы честью! Ты оскорбляешь меня!

— Твоя прославленная предшественница Клеопатра считала за честь быть любовницей двоих римлян, — сказал он.

— И это стоило ей жизни, — холодно ответила Зенобия. — Она отдала себя в руки римлян, и в конце концов это погубило ее! Я не позволю тебе погубить меня — ни тебе, ни какому-нибудь другому римлянину!