Лина и Сергей Прокофьевы. История любви - Саймон Моррисон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотя дети и внуки Лины воспитывались в СССР как советские граждане, все они в конце концов уехали на Запад, в некотором роде повторив путь Лины. Правда, двинулись они в обратном направлении. Первым уехал Олег. В 1969 году он развелся с Софьей и получил долгожданное разрешение на брак с англичанкой Камиллой Грей, исследовательницей русского авангарда. Они познакомились в Москве в 1962 году, когда Камилла приехала в Москву проводить научное исследование, результаты которого вошли в ее знаменитую книгу «Русский эксперимент в искусстве: 1863–1922». В 1963 году они решили пожениться, но для этого должны были получить разрешение советских чиновников. В октябре 1970 года они отпраздновали рождение дочери Анастасии и купили живописный дом на берегу Химкинского водохранилища, там, где раньше располагался поселок Новобутаково. Там же берет свое начало Канал имени Москвы, который соединяет Москву-реку с Волгой и был вырыт вручную заключенными ГУЛАГа в 1930-х годах[564].
В декабре 1971 года Грей умерла от печеночной недостаточности, вызванной вирусным гепатитом. Это случилось во время отдыха на Черном море, когда Камилла была беременна во второй раз. Ни ее, ни ребенка спасти не удалось. Олег просил дать ему разрешение поехать в Англию на похороны жены. Он получил загранпаспорт сроком на пять лет и уехал насовсем. С собой он увез маленькую дочку и чемодан, в котором было несколько его картин. К сожалению, в дороге холсты были повреждены, поскольку было решено, что содержимое чемодана не имеет ценности и не требует осторожного обращения. Родители Камиллы взяли на себя заботу об Анастасии, а Олег стал научным сотрудником отделения изящных искусств Университета Лидса. Его дом в Химках, редкий в Советском Союзе пример частной собственности, Лина продала какому-то художнику[565].
Сын Святослава, Сергей, с женой Ириной и дочерьми Линой и Никой уехали во Францию в июне 1990 года. Они обосновались в Париже и в 2000 году получили французское гражданство. У Сергея было счастливое детство в Москве, однако знакомые места изменились до неузнаваемости – не стало фонтана и цветов во дворе дома на улице Чкалова[566], и поселок Николина Гора перестал быть тихим из-за активного автомобильного движения. Однако Святослав с женой Надеждой не разделяли желания сына сменить место жительства и были вполне довольны своей спокойной жизнью в московской квартире и на даче. Тем не менее Святослав получил французское гражданство по праву рождения, главным образом для того, чтобы иметь возможность видеться с сыном и внуками. Несмотря на преклонный возраст, Святослав с Надеждой часто ездили из Москвы и Париж. Святослав умер в Париже 7 декабря 2010 года, на восемь лет пережив жену. В то время, когда шла работа над этой книгой, его квартира в Москве была свободна; дача продавалась, и никто не собирался превращать ее в мемориальный музей.
16 августа 1974 года Лина в очередной раз обратилась с просьбой разрешить ей выехать из Советского Союза, чтобы повидать сына Олега и внучку Анастасию. Письмо она адресовала Юрию Андропову, в то время он был председателем Комитета государственной безопасности СССР, КГБ, а в 1982 году стал генеральным секретарем ЦК КПСС. Приглашение от родителей Камиллы Грей пришло в 1973 году, и с тех пор Лина безуспешно пыталась получить разрешение на поездку в Отделе виз и регистрации (ОВИР). Первый отказ пришел после восьмимесячного ожидания – немалый срок для пенсионерки, возраст которой приближался к 77 годам. Линино письмо Андропову представляло собой удивительное сочетание сердитых претензий с искренними просьбами о сострадании. Лина смело писала, что не может «согласиться с несправедливостью, причиненной мне ОВИРом… мысль, что я так и умру, не повидав внучку и сына, невыносима»[567]. Затем, набравшись еще большей смелости, Лина объявила главе КГБ, что «как вдова Прокофьева я известна в мире культуры за границей. Отказ дать мне разрешение на выезд вызовет ненужный интерес у прессы. Мне хотелось бы избежать скандала, но с каждым месяцем становится все труднее объяснять, что документы находятся в процессе оформления»[568]. Более того, Лина взяла на себя смелость написать Леониду Брежневу, преемнику Хрущева на посту руководителя страны, заявив, что неоднократно подвергалась плохому обращению со стороны советского бюрократического аппарата, несмотря на то что в 1936 году Советский Союз стал для нее «второй родиной» и она гордится «успехами и достижениями» советского народа[569]. К примеру, она пожертвовала 59 тысяч французских франков в Советский фонд мира. Давая понять, что государство в некотором долгу перед ней, Лина охарактеризовала восемь лет в лагерях как «ужасную ошибку, допущенную в отношении меня»[570]. Лина написала, что теперь эта ужасная несправедливость усугубляется тем, что безо всяких на то оснований ее не пускают на Запад на премьеры произведений мужа. Но самое ужасное, что она не может повидаться с сыном и внучкой, по которым ужасно скучает.
На протяжении многих лет Лина слышала только отказы, и теперь почти не надеялась получить положительный ответ на свою просьбу. Она была потрясена, когда всего через несколько дней получила загранпаспорт с трехмесячной английской визой.
Разрешение было подписано Андроповым, а не Брежневым. 17 ноября 1974 года Лина вылетела в Лондон с 20 рублями в кошельке и квитанцией на излишний багаж. Лина не была невозвращенкой; она законным образом продлевала визу через соответствующие консульские каналы в Лондоне и Париже. Но Лина не собиралась ехать обратно. В 1974 году она распорядилась, чтобы ее квартира на Кутузовском проспекте перешла сыну Святослава, Сергею, когда закончится срок его службы в армии.
Оставшиеся годы жизни Лина провела в Лондоне и Париже, подолгу жила в Соединенных Штатах и Германии и занималась популяризацией наследия Прокофьева, по ее инициативе в 1983 году был создан Фонд Прокофьева. Она много путешествовала, вернувшись к образу жизни, который вела до переезда в Москву. Чтобы поправить здоровье, Лина съездила в Тунис, а затем отправилась на родину, в Испанию, где нашла дом, в котором появилась на свет.
Приглашения от итальянских музыкальных обществ позволили Лине посетить памятные места в Милане. После фестиваля «Штирийская осень» в австрийском городе Граце, где исполнялась первая опера Сергея «Маддалена», Лина поехала в Этталь и предалась воспоминаниям, беседуя с настоятелем монастыря. В 1976 году в Соединенных Штатах Лина, не зная усталости, посещала концерты и приемы, устраиваемые в ее честь, и общалась с журналистами. Бостон, Чикаго, Вашингтон и особенно Нью-Йорк пробудили много светлых воспоминаний. В 1977 году она посещала концерты в Техасе. Ей вручили ключ от города Остин, Лина увидела, как объезжают мустангов, и получила удовольствие от «великолепного приема в особняке», по ее выражению, «совсем как в фильме «Унесенные ветром»[571]. Оттуда Лина отправилась в Лос-Анджелес и Сан-Франциско, где когда-то давно жили ее друзья. Но она узнала, что Карита Дэниэлл умерла в 1969 году, а Гасси Гарвин в 1955 году. Через дипломатов, с которыми она познакомилась в 1930-1940-х годах в Советском Союзе, ей удалось восстановить связь с Анной Холдкрофт. Разыскала она и свою любимую подругу, бывшую московскую соседку Анн-Мари Лотт, живущую в Бретани.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});