Атлант расправил плечи. Книга 3 - Айн Рэнд

Если критерием ваших ценностей становится нелогичность, а вашим представлением о добре — утопия, если вы жаждете незаслуженной награды, богатства или любви, если вы пытаетесь обойти закон причин и следствий, ожидая, что по вашей прихоти А перестанет быть А, если вы стремитесь получить нечто противоположное бытию — вы этого добьетесь. Только не плачьтесь тогда, не говорите, что жизнь бесцельна, что счастья нет; проверьте, чем вы заправили свой автомобиль: вы доехали туда, куда и хотели.

Счастья нельзя достичь по прихоти эмоций. Счастье не есть удовлетворение безрассудных желаний, которым вы слепо потакаете. Счастье — это состояние непротиворечивой радости, радости без чувства вины, без страха наказания, радости, гармонирующей с вашими моральными ценностями, а не ведущей к саморазрушению; это радость от того, что способности разума используются полностью, а не от того, что удалось убежать от своих мыслей; от того, что достигнуты истинные ценности, а не от того, что удалось уйти от реальности; это радость творца, а не пьяницы. Счастлив может быть лишь разумный человек, человек, преследующий разумные цели, ищущий разумных ценностей и находящий радость лишь в разумных действиях.

Если я зарабатываю на жизнь не разбоем и не попрошайничеством, а собственным трудом, то я не пытаюсь построить свое счастье на благосклонности или несчастье других. Напротив, я заслуживаю его собственными достижениями. Ведь я не считаю целью своей жизни удовольствия других людей, равным образом я не считаю, что и другие сочтут целью своей жизни мои удовольствия. Мои ценности непротиворечивы, мои желания гармоничны — подобным же образом среди разумных людей не существует ни столкновения интересов, ни жертв, ведь разумные люди не желают незаслуженного, они не смотрят друг на друга глазами людоедов, они не приносят и не принимают жертв.

Делец — вот символ взаимоотношений между разумными людьми, нравственный символ уважения к человеку. Мы, живущие ценностями, а не грабежом, — дельцы по сути и духу. Делец — это человек, зарабатывающий то, что ему достается, не дающий и не берущий незаработанного. Делец не ждет, что кто-то заплатит за его неудачи, не просит, что-бы его любили за его недостатки. Делец не растрачивает себя физически на жертвы, а духовно на милостыню. Подобно тому, как он продает свой труд лишь в обмен на материальные ценности, он отдает свое уважение лишь в оплату, в обмен на человеческие добродетели, в оплату удовольствия, которое он получает, общаясь с людьми, которых уважает. Паразитирующие мистики, которые веками поносили и презирали дельцов, превознося попрошаек и бандитов, всегда знали скрытую причину своих глумлений: делец, приводивший их в ужас, — символ справедливости.

Вы спросите, каковы мои моральные обязательства перед согражданами. Никаких, кроме обязательства перед самим собой, перед материей и бытием: обязательство быть разумным. Я имею дело с людьми так, как того требует моя и их природа: посредством разума. Я не ищу и не желаю получить от них ничего, кроме тех отношений, какие они готовы установить по свободному выбору. Я могу иметь дело лишь с их разумом и лишь в собственных интересах — если наши интересы совпадают. Если это условие не соблюдается, я не устанавливаю никаких отношений. Я не препятствую тем, кто со мной не согласен, идти своим путем, и сам не сверну со своего пути. Я побеждаю лишь с помощью логики и подчиняюсь лишь логике. Я никому не подчиняю свой разум и не имею дела с теми, кто так поступает. Мне ничего не нужно ни от трусов, ни от глупцов; я не ищу никакой выгоды от эксплуатации человеческих недостатков: глупости, нечестности, страха. Единственная ценность, которую могут предложить мне люди, — плоды их разума. Когда я спорю с разумным человеком, судьей в нашем споре становится сама реальность; если прав я, он поймет свою ошибку; если прав он, осознаю свою ошибку я; выиграет в споре лишь один из нас, но спор принесет пользу обоим.

О чем бы ни шел спор, есть одно злодеяние, которого нельзя допускать, то, чего никому не дозволено совершать по отношению к другим и никому нельзя разрешить или простить. До тех пор, пока люди живут вместе, ни один человек не имеет права первым — вы слышите? — ни один человек не имеет права первым применить физическую силу против другого.

Угрожать физическим уничтожением человеку или его восприятию реальности значит отрицать или парализовать его инструмент выживания; силой принуждать его действовать вопреки своему разумению равнозначно тому, чтобы принудить его действовать вопреки себе самому. Кто бы ни начал насилие, какой бы цели он ни пытался таким образом достичь, он — убийца, действующий не в интересах жизни, а в интересах смерти, хуже, чем смерти: он исходит из стремления к разрушению самой способности человека жить.

Не говорите, что ваш разум убедил вас в праве принуждать мой разум к послушанию. Насилие и разум несовместимы; там, где начинается насилие, кончается мораль. Объявляя человека неразумным животным и предлагая соответственно с ним обращаться, вы определяете собственную личность и более не можете претендовать на разумность суждений — как не может на это претендовать ни один защитник противоречий. Не может быть права разрушать источник прав, единственное средство судить, что верно, а что неверно, — разум.

Заставлять человека отказаться от своего разума и принять взамен вашу волю, используя вместо доказательства оружие, вместо убеждения ужас, а в качестве самого сильного аргумента смерть, значит пытаться жить вопреки реальности. Реальность требует от человека действий в соответствии с собственными разумными интересами; оружие, которое вы применяете, требует, чтобы человек действовал вопреки своим интересам. Если человек действует вопреки собственному разумному суждению, реальность угрожает ему смертью; вы угрожаете ему смертью, если он действует в соответствии с собственным суждением. По вашей милости он оказывается в мире, где ценой жизни становится отказ от всех добродетелей, которых она требует; и все, к чему придете вы и ваша система, есть смерть, постепенное уничтожение. Когда смерть становится определяющим аргументом и главной силой в человеческом обществе, ни к чему другому прийти невозможно.

Бандит ли ставит путника перед выбором «кошелек или жизнь», или политический деятель ставит целый народ перед выбором «образование для ваших детей или жизнь», смысл этих ультиматумов один: разум или жизнь — а эти две ценности неразделимы.

Если можно измерить зло, то трудно сказать, кто презренней: жестокая и тупая скотина, присваивающая право навязывать что-либо разуму другого человека, или моральный урод, позволяющий другим навязывать себе что-либо. Это моральная аксиома, спорить о которой не приходится. Я не согласен говорить на языке разума с теми, кто хочет лишить меня разума. Я не вступаю в дискуссии с соседями, которые считают, что могут запретить мне думать. Я не иду навстречу желанию убийцы, который хочет лишить меня жизни. Когда со мной пытаются говорить с позиции силы, я отвечаю тем же.

К насилию можно прибегать лишь в ответ на насилие и лишь против того, кто первым прибег к нему. Нет, я не становлюсь на сторону того, кто творит зло, и не опускаюсь до его понимания нравственности; я лишь предоставляю ему то, что он выбрал, единственное, что он вправе уничтожить, — это он сам. Он прибегает к насилию, чтобы завладеть ценностями; я же — лишь для того, чтобы уничтожить уничтожение. Бандит, убивающий меня, стремится разбогатеть; я же не становлюсь богаче, убив бандита. Я не пытаюсь достичь ценностей посредством зла, но и от своих ценностей не откажусь перед лицом зла.

Во имя всех творцов, поддерживавших вашу жизнь и получавших от вас вместо платы согласие на свою же смерть, я обращаюсь к вам с единственным ультиматумом: наша работа или ваши штыки. Вы должны выбрать что-то одно; нельзя совместить и то и другое. Мы не прибегаем к насилию первыми, но и не покоряемся силе. Если вы когда-нибудь снова захотите жить в промышленно развитом обществе, оно будет построено на наших нравственных основах. Наши нравственные основы и наша движущая сила противоположны вашим. В качестве оружия вы использовали страх и карали смертью за отрицание вашей морали. Мы предлагаем человеку жизнь в награду за принятие нашей морали.

Вы, поклоняющиеся нулю, пустоте, вы так и не поняли, что обретение жизни и бегство от смерти — не одно и то же. Радость и отсутствие боли — не одно и то же, ум и отсутствие глупости — не одно и то же, свет и отсутствие темноты — не одно и то же, нечто не есть отсутствие ничто. Невозможно ничего создать одним лишь неучастием в разрушении; вы можете сидеть сложа руки и ждать веками, воздерживаясь от разрушения, но от этого не будет возведена ни одна стена, от разрушения которой вы могли бы воздержаться, и я, строитель, больше не стану слушать вас, если вы предложите мне: «Производи и корми нас, а мы взамен не станем разрушать созданное тобой». От имени всех ваших жертв я отвечаю: погибайте же от собственной никчемности, в собственной праздности; бытие не есть отрицание отрицания. Зло, а не ценности — вот что есть пустота и ничто, зло бессильно, оно не обладает никакой властью, кроме той, которую мы позволяем ему отнять у нас. Погибайте, потому что мы уже поняли, что нуль не может делать жизнь своей заложницей.