Любви все звания покорны. Военно-полевые романы - Олег Сергеевич Смыслов

подробностей о подруге Купцова в полку не знали. (Это, кстати, еще один вариант женской доли на фронте – ППЖ-затворница.)

Знакомясь поочередно с подразделениями полка, Купцов побывал и в санроте. Там он не мог не обратить внимания на изящную симпатичную Пенкину, которая в качестве старшего врача, приветливо улыбаясь, представляла важному посетителю весь медицинский персонал и со знанием дела отвечала на вопросы. Судя по тому, что произошло после смотра санроты, Вера Михайловна произвела на командира полка сильное впечатление. На следующие сутки, около полуночи Рубцов из своей штабной землянки позвонил в санроту и передал распоряжение: капитану медслужбы Пенкиной немедленно прибыть в штаб, для ее сопровождения к вам направляется связной командира полка. Вера Михайловна, естественно, ночевала у Севы, так что, не обнаружив ее в санроте, связной долго блуждал по лесу, пока нашел место расположения минометчиков. Добравшись наконец до землянки Любшина и разбудив ее хозяина, связной несколько раз повторил недоумевающему командиру батареи, кого и куда вызывают. Минут через десять вышедшие из землянки Сева с Верой последовали за связным.

У входа в штабную землянку Купцова, которую охранял автоматчик, связной попросил их подождать, сам пошел и через минуту вернулся со словами «Приказано войти только гвардии капитану». Вера пошла в землянку, а Всеволод закурил и, нервничая, стал расхаживать взад-вперед, не удаляясь от автоматчика больше, чем на десять метров. Выбросив окурок «Беломора», он начал раскуривать вторую папиросу, но в это время из землянки раздался вопль «Сева!». Любшин вмиг расстегнул кобуру и достал пистолет, плечом оттолкнул автоматчика и ворвался в землянку. Направив пистолет на Купцова, он взял за руку растрепанную Веру и вместе с ней покинул логово несостоявшегося насильника. (О подробностях случившегося Всеволод рассказал мне спустя тридцать лет, во время юбилейной встречи ветеранов дивизии в Севастополе. Тогда же он вспоминал, что Купцов не простил ему своего поражения, но мстить начал, когда война уже закончилась.)

«Военно-полевой роман» Любшина и Пенкиной завершился за три недели до конца войны. Втайне от Всеволода Вера Михайловна оформила документы на увольнение в запас и, когда все было готово, сказала ему: «Севушка, спасибо, дорогой, за все, что ты дал мне в эти годы, спасибо за твою любовь! Но, милый, ты должен понять, что мы с тобой – не пара для жизни на “гражданке”. Ты найдешь свое счастье, а я – свое. Прощай, Севушка, и будь счастлив!» Многие, в том числе и я, были ошеломлены неожиданным финалом, сочли ее поступок чуть ли не предательством. А ведь, пожалуй, она была права.

Нелегкая судьба досталась медсестре санроты Ане Корнаковой. Во время переформировки дивизии в Башкирии нам представили ее в качестве закрепленного за батареей представителя санроты. Она действительно часто навещала нас. О сердечных делах этой двадцатилетней невысокой, но ладно скроенной девушки я узнал спустя полгода, когда она была влюблена в недавно прибывшего начальника артиллерии полка красавца-капитана Василия Карпова. Был ли он у Ани первым, не знаю. Вскоре в полк прибыла симпатичная машинистка – киевлянка Майя, и Карпов перестал обращать внимание на Аню. Горько ей было ощущать себя брошенной, но длилось это недолго. Обида на любимого человека, без раздумий оставившего ее, постепенно проходила, тем более что на Аню обращали внимание многие.

Первым, после Василия, Аниным «другом» был командир стрелковой роты (фамилии не помню), но его через месяц ранило, а затем она надолго сошлась с командиром другой роты, типичным солдафоном Ремизовым, главными достоинствами которого были зычный голос и умение много выпить, не пьянея. Анины невезения продолжались: летом 1944 года она заболела сыпным тифом. Из госпиталя Аня возвратилась остриженной наголо, жаль было на нее смотреть. Но как только волосики на голове немного отросли, стало заметно другое: Аня – беременна. И вот она уже покидает фронт, едет к маме рожать. (Это напоминало бытовавший у нас анекдот из серии «Армянское радио отвечает». Вот его подлинный текст: «Нас спрашивают, в чем разница между авиабомбой и фронтовичкой? Отвечаем: бомбу начиняют в тылу и отправляют на фронт, а с фронтовичкой все наоборот».)

Главные Анины страдания начались с момента приезда в родную деревню на Калининщине. (Ее письмо-исповедь я получил в 1968 году, когда случайно узнал адрес однополчанки и написал ей короткое приветственное письмо.) В первую же минуту встречи мать протянула дочери недавно полученное письмо от Ремизова. Сообщая о скором возвращении Ани, автор письма решительно отказался от возможного отцовства, ссылаясь на то, что «у нее таких, как я, были десятки, а я вообще очень давно с ней дела не имел». Аня была потрясена подлостью своего недавнего сожителя, но природа продолжала действовать по своему расписанию, и вскоре в доме Корнаковых появился малыш.(…)

В двух случаях фронтовая любовь моих однополчан завершилась образованием благополучных семей. Один из этих браков имел предысторию. Молодой, довольно интересный, по фронтовым меркам – рафинированный интеллигент, врач полковой санроты Николай Дудников был неравнодушен к медсестре, харьковчанке Жене Лифнер, и она была близка к тому, чтобы ответить взаимностью. Однако, на беду Николаю, Женя понравилась начальнику нашей строевой части (отдела кадров) капитану Станиславу Казинскому, жена которого погибла в оккупации. Капитан решил избавиться от конкурента. Пользуясь своими возможностями, он добился того, что Дудникова перевели на более высокую должность в медсанбат дивизии. Теперь оставалось завоевать Женино сердце. На это ушло несколько месяцев. После войны Казинские благополучно жили в Черновцах, он заведовал отделом культуры и искусства облисполкома, Женя работала медсестрой. В 1969 году Казинский перешел на более «наваристую» работу (в системе промкооперации), но уже через год за неумеренное пристрастие к «навару» оказался на скамье подсудимых и был приговорен к 10 годам тюремного заключения (его пять орденов Красной Звезды, Женины хлопоты и коллективные ходатайства ветеранов-однополчан не смягчили суровости приговора).(…)

Должен рассказать и о другом. Были случаи, когда из-за присутствия женщин на фронте (но никак не по их вине!) случалась беда.

Вспомним затянувшийся ночной марш на подходе к хутору Вишневому на Донбассе в августе 1943 года. Расскажу о нем подробнее.

В эту ночь колонна полка часто останавливалась, на каждом скрещении дорог сонное начальство долго разбиралось, по какому пути следовать дальше. Томительные, иногда до получаса, остановки происходили из-за того, что на марше эти начальники лежали в повозках со своими ППЖ, а чины пониже, не знавшие толком маршрута, опасались прерывать в неподходящий момент любовные утехи начальников. Солдаты, вынужденные подолгу стоять в колонне и догадывавшиеся о причинах остановок, роптали. В один из таких моментов возмутился обычно спокойный командир первого орудия