Я тебя придумала (СИ) - Шнайдер Анна

На меня словно обрушилось небо, оказавшееся неожиданно тяжёлым. И я перестала дышать…

.

Вы спросите, почему я так поступила, когда на одной чаше весов стояла всего лишь жизнь Элли, а на другой — моя собственная, плюс судьбы брата, Вейна, Эдигора?

Когда Хранитель просил маленькую Тень «убить» Рыма, она ответила: «Всё важно… кроме, наверное, моей жизни».

Почему одним даётся шанс всё исправить, а другим нет? Почему кто-то обречён на боль и отчаяние с начала до конца, а для кого-то окружающие делают всё возможное, чтобы спасти, сохранить, уберечь?

Элли всегда поступала так, как было правильно, жертвовала собой ради других. Но никто, никогда и ничего не делал ради неё. Утешали, сочувствовали, обнимали… и всё. А сама Элли сколько всего совершила для Эдигора, Вейна, да и вообще — для всех жителей Эрамира?

Она ничего не просила. Никогда. Просто смирилась.

Тень, как я теперь понимала, была сгустком моего отчаяния. Я, при помощи своей силы, создала этот Источник, вложив в него всю боль и ненависть к себе. И почему теперь Элли должна страдать из-за моей ошибки?

Я знала, что могу просто разбудить Эдигора и отправиться в свой мир, где забуду маленькую Тень навсегда. Но я не хотела так.

Понимаете?

Я просто не хотела так. Это нечестно. Неправильно.

Я знала, что буду наказана. Но, в конце концов, за дело. Я виновата в том, что случилось, особенно с Элли. И я была готова принять своё наказание так же, как маленькая Тень приняла свою смерть.

В этот раз Хранитель не мог помочь мне. И я сжала зубы от боли, похожей на погребальный костёр, сжигающий моё тело изнутри и снаружи, и тихо взмолилась…

Пожалуйста, подожди. Позволь мне исправить одну ошибку. Ты ведь знаешь, ты ведь можешь почувствовать меня так же, как я тебя. Я не причиню тебе боли, обещаю…

Он замер. Задумался. А потом ответил…

Ты причиняешь мне боль каждым своим действием. Ты не должна быть здесь. Но я разрешаю. Потому что она хорошая, светлая. Но затем…

Я мысленно кивнула — да, я знаю, что случится после того, как я закончу. Пусть будет так.

Время сжалось, а потом остановилось. И я глубоко вздохнула, впуская в себя Эрамир до самой последней песчинки, пылинки и капельки воды…

.

Я чувствовала себя то огромной, как гора, море или большое, взрослое дерево, то крошечной, словно молекула. Я была всем и вся. Вокруг, внутри и повсюду.

Теперь меня держал не Хранитель, а сам Эрамир, не давая раствориться в нём и уйти в Ничто. Я по-прежнему чувствовала обжигающую боль, но она не мешала мне, наоборот, не давала забыть о том, зачем я пришла сюда.

Я открыла глаза. Теперь я видела всё иначе. Потому что была не телом, а пространством, растворённым повсюду.

Тень… где ты? Ты нужна мне.

Тьма, души умерших, слепящий Свет богини Айли… и вот, наконец, Тень. Между, как и объяснял Хранитель Элли.

Источник был закрыт, заперт — навсегда. Но что такое закрытая дверь для Творца? И я шагнула в него, со всех сторон окружённая Тенью, как дымом от большого костра, и огляделась.

Мои глаза пронзали казавшееся бесконечным пространство.

И вот… я, наконец, нашла то, что искала.

Я не знаю, бежала я вперёд, летела или плыла. Наверное, я была каким-то странным сгустком энергии… Но, так или иначе, мне казалось, что у меня есть руки. Которые я и поднесла к ярко-белому огоньку, сложив ковшиком, чувствуя, как этот огонёк согревает меня.

Его тепло было знакомым и родным.

— Да. Это ты, Элли, — сказала я, улыбнувшись. Огонёк задрожал от звука моего голоса и, кажется, захотел спрятаться. — Не получится. Я же сказала, что не отпущу тебя, Элли.

И тут появились другие огоньки. Они окружали меня со всех сторон — разные и незнакомые, трепещущие, и словно пытались сказать что-то важное.

Я посмотрела на душу Элли, которую держала в ладонях. Она была самой яркой среди них — белая, пылающая, по краям — изумрудная, как её глаза. Остальные же… кто-то желтел, кто-то полыхал синим или красно-оранжевым, но большинство огоньков были просто серыми. Как старое, давно не стиранное постельное бельё.

Я знала, кто это. Души других проклятых магов, а ещё — тех, кого поглотила Тень за время своего существования. И не только в тот раз, когда Альгиус пытался убить Хранителя. Источник забирал ещё и тех, кто насылал проклятье на своих детей… и тех, из-за кого это проклятье насылалось.

Один из огоньков, насыщенно-оранжевый, полетел вперёд, отделившись от остальных, и остановился рядом со мной, дрожа, словно от волнения.

И внезапно я поняла…

Я не знаю, откуда пришло это понимание — но я легко дунула на огонёк, и он стал разгораться, увеличиваться в размерах, расти… Пока не превратился в рыжеволосую девушку.

Она была совсем юной, почти ребёнком. Волосы, не такие алые, как у Эллейн, а всего лишь ярко-оранжевые, вились, как штопор, густой шапкой обрамляя красивое, нежное лицо с глазами цвета весенней зелени.

Только вот в глазах… Сколько там было отчаяния, боли, горечи!

И щёки — все мокрые от слёз. Они катились из её глаз, не останавливаясь.

Девушка протянула руки и коснулась полупрозрачными пальцами огонька, принадлежащего душе Эллейн.

— Прости меня, дочка. Я была молодой и глупой, я не понимала… Прости меня за это проклятье, Элли…

Огонёк задрожал, ласково прижался к руке женщины, а потом я услышала знакомый тихий голос:

— Мама…

Они не сказали больше ничего. Но этого было достаточно, потому что в голосе Элли была вся сила её чувства, весь свет её любящей, благородной души.

И взгляд Ленни Грант посветлел. Она забрала из моих рук огонёк души Эллейн и, прижав его к груди, расплакалась ещё сильнее.

Я не знаю, о чём она плакала. Возможно, о себе, так рано умершей, проклявшей свою ни в чём не виноватую дочь. Возможно, она плакала об Элли, чья жизнь была отравлена мечтой о смерти.

А ещё, мне кажется, Ленни Грант плакала о потерянной возможности — ведь она так и не стала матерью по-настоящему, ни разу не обняла дочь, не была с ней рядом в трудные минуты.

Я посмотрела на души тех, кто находился рядом с нами. Там, в этой «толпе» из огоньков, я заметила ярко-синее, с коричневыми краями, пламя Ибора, и грязно-жёлтое — отца Эллейн. Здесь были и Альгиус, и любившая его девушка, полыхающая нежно-сиреневым, и даже бывший Повелитель тёмных эльфов, красный, как кровь.

— Идите, — сказала я тихо, но твёрдо. — Я дарю вам перерождение. Всем вам. Вы ничего не вспомните в следующих жизнях и, возможно, искупите свои грехи там. Отныне не будет рождаться никаких проклятых магов, а проклятье Тени станет просто сказкой. Сам Источник закроется, и никто не сможет воспользоваться силой, заключённой в нём.

Ярко вспыхивая, огоньки исчезали, и я знала, что они уходят туда, где есть хозяйка.

Дарида… надеюсь, ты простишь меня за то, что я подкинула тебе работу.

Последней ушла Ленни, передав мне в руки огонёк души Эллейн, ласково погладив его по яркому пламени.

Я очень надеялась, что когда-нибудь они встретятся и смогут обнять друг друга по-настоящему.

— Прощай, Элли, — сказала я, улыбнувшись. — Источник закрыт, проклятья больше нет, и раны твои затянутся. Ты теперь не Тень. Но я оставлю тебя сильным магом. Чуть менее сильным, чем Вейн.

Она цеплялась за мою ладонь, словно не хотела уходить.

— Всё будет хорошо, Элли. Я ни о чём не жалею. И надеюсь, что ты когда-нибудь сможешь меня простить, — шепнула я и изо всех сил дунула на огонёк её души, отправив его вперёд, в жизнь.

— Линн… — донёсся до меня голос Элли и я, закрыв глаза, рассмеялась.

Кажется, впервые в жизни я всё сделала правильно.

Что ж… пора уходить.

Я, раскинув руки, обняла весь свой мир, чувствуя, как нахлынувшая боль растворяет меня в нём, совсем как немногим ранее Тень поглощала Элли.

А потом боль ушла. Осталась только темнота.

Непроницаемая, беззвучная, равнодушная.

.

Это было похоже на сон без снов. Чернота, где не существует ничего — ни мыслей, ни чувств, ни памяти… И уж, тем более, меня.