Королева четырёх частей света - Александра Лапьер

Морги, опровергает обвинения капитана Корсо в намеренном оставлении фрегата и галиота.

Но как знать? Если португалец хороший моряк, он наверняка оставил на корабле боцмана.

Эрнандо закинул с сампана верёвочную лестницу с кошками; она сразу же зацепилась за фальшборт и повисла вдоль борта.

На корабле ни света, ни звука. Как знать? Может быть, не так уж и трудно будет побывать на «Сан-Херонимо»; может, осмотреть его удастся гораздо естественней и, по крайней мере, быстрее, чем он предполагал.

Он приказал слуге-филиппинцу дожидаться и полез наверх.

На корабле его встретили те два человека, о которых он не подумал. Даже предположить не мог, что именно они там окажутся. Братья Баррето!

— Дон Диего? Какой сюрприз!

— Дон Эрнандо? А мы вас тоже не ждали.

О чём они втроём говорили тогда в каюте Исабель, она так никогда и не узнала.

Узнала только, как поразило дона Эрнандо её роскошное ложе с балдахином, как любопытны были ему книги, переплетённые в кордовскую кожу, как заинтересовала лютня с нотами. А главное, главное — какие он выводы сделал из копии контракта, заключённого между королём и Менданьей в 1574 году, «Капитуляции», которую во время плаванья она велела Эльвире переписать в нескольких экземплярах. И из копии завещания, по которому она становилась единственной наследницей островов, а избранный ею супруг — аделантадо Южного моря.

* * *

Всю неделю, пока не пришла в себя, она провела взаперти в хозяйском дворце. Даже отказалась принять генерал-лейтенанта Моргу, явившегося к ней с частным визитом выразить соболезнования и почтение с глазу на глаз. У Морги была слава любителя женщин. Эта женщина его интересовала, он хотел её видеть. Напрасно. К донье Исабель не было доступа.

За время её отсутствия о ней пошли самые разные слухи. Главный навигатор много болтал исподтишка, обвиняя её во всяческих преступлениях. Братья Баррето отвечали публично, задавали вопросы о смерти аделантадо и неудаче экспедиции. Надо бы всё-таки понять, говорили они, почему все четыре корабля миновали Соломоновы острова. И выплыл ясный ответ: по вине португальского моряка, который умеет только хвастать да ныть!

Словесная перестрелка между сторонами шла так бурно, что Морге пришлось приказать допросить экипаж. Все, оставшиеся в живых, прошли через контору резиденции. Они входили через маленькую дверцу с улицы, прямо перед окнами доньи Исабель.

Однако она продолжала молчать.

С тем большим нетерпением все ожидали бала 20 февраля.

* * *

Исабель сидела в спальне капитана де Кастро и постепенно возвращалась к жизни.

В то утро, 19 февраля, она никуда не спешила. События, назначенные для неё судьбой, благополучно ждали неделю. Могут подождать и ещё несколько часов. По крайней мере, сегодня день будет приятный. Последний приятный. Перед балом.

Её охватило чувство покоя. Приятного оцепенения. Опущенные жалюзи защищали комнату от уличного солнца. Вокруг медной люстры жужжали мухи. Белые цветы арабского жасмина в голубых фарфоровых горшках, чашках и китайских вазах источали её любимый неотвязный запах, наполнявший всю комнату. Она вздохнула.

Затвориться бы здесь навсегда. В этом обленившемся мире, где даже цветы цветут только ночью. А что?

На улице город бурлил под палящим солнцем. Звук был похож на кипящий чайник, который ставила для неё Инес.

Бал в её честь...

С некоторого времени её стали осаждать старые заботы, прежние привычки.

Нужно было открывать сундуки, проветривать платья, просушивать юбки. Все воротники промокли, все кружевные манжеты пожелтели. Вот вам и бал...

Нужно было очаровывать. Выигрывать сражение. Какое сражение? Она уже не помнила. Но чувствовала, что проигрывает его — это она увидала во взглядах хозяев, когда прибыла сюда. На благодарственной мессе её подвело тело. А может, душа? Всё в ней сразу просело. В то утро в соборе она проиграла первый кон.

Теперь надо снова так подняться в уважении к себе самой, чтобы никогда не углядеть в глазах мужчины то выражение жалости.

Ни малейшей жалости не должна была вызывать гобернадора. Если стать предметом сострадания, то можно и вовсе пропасть.

Её никто не должен даже понимать.

Готовиться к войне, желая мира... Кто там сейчас сторожит её корабль?

Инес уверяла, что им займутся браться. Но она знала: Луис и Диего не особенно дорожат «Сан-Херонимо». Они не любили его так, как должно. Не то, что она. Для неё корабль был одушевлённым существом. У него были собственные права и нужды. Он требовал заботы. «Сан-Херонимо» не изменил ей — доставил в Манилу. Его не обмануть притворными изъявлениями почтения. Как она могла так бросить свой корабль? Адмирал — бросила судно на произвол судьбы? Как будто ей всё равно? На милость мародёров и спекулянтов, грабителей и воров?

И уж точно — на милость Кироса.

Итак, о чём они договаривались, когда она отдала ему приказ следовать в Манилу? Что экспедиция ни в коем случае не закончена. Да — в Манилу: запастись водой, провиантом, оружием, взять солдат и священников. Да — в Манилу: набрать новый экипаж и опять направиться к Пятому континенту. Её задача — добыть для этого средства.

А чего Кирос добивался теперь?

Она знала ответ.

Продолжить путь на «Сан-Херонимо», безусловно. Только без неё.

Завладеть её имуществом. Да поскорей! Галеон был её богатством и силой.

И она должна была продиктовать донье Эльвире свой отчёт, рассказать собственную версию бунта на Санта-Крус, казни Мерино-Манрике, приятеля Кироса и юного Буитраго.

Куда, чёрт возьми, задевалась чтица? С тех пор, как Исабель заперлась в комнате, она её не видала. И даже не вспоминала о ней. Только сейчас до неё дошло, что Эльвира пропала. Что она сейчас затевала? Жаловалась на убийства мужа, обвиняя в нём братьев Баррето? Ведь Диего действительно помогал Лоренсо, когда лейтенанту рубили голову.

Сомневаться не приходится: она должна сама написать отчёт