Легион павших. VI - VII Акт - Эри Крэйн

у берега и принялся рыскать руками в воде. Не прошло и четверти часа, как он втиснулся в грот и высыпал на камень несколько рыбин в локоть длиной.

— Ты переоцениваешь мой аппетит, — опешив, проронил Къярт.

Улов был не рад грозящей ему участи: лупил хвостом, разбрызгивал набежавшую из ладоней Химеры воду. Тот попытался подобрать их, но в процессе размазал парочку по камню, будто масло по ломтю хлеба.

— Нет, лучше оставь, как есть.

Будто обидевшись, что его старания не оценили, Химера ушел. Однако причина была не в этом: пройдясь вдоль русла реки, он вернулся с целым ворохом веток.

От проявления такой заботы стало неловко, и Къярт, едва не почувствовав себя виноватым, вынужден был сказать:

— Даже будь они сухими, мне нечем разжечь костер.

Чтобы не оскорбить Химеру еще больше, он снял с пояса только чудом уцелевший кинжал и принялся потрошить рыбу. Исполин тем временем свалил ветки в кучу и накрыл ладонями. Из-под них донесся резкий треск; запахло грозой.

Когда Къярт закончил с чисткой рыбы, в гроте уже витал дух жженой древесины. Химера отнял руки от земли, пуская свежий воздух к разгорающемуся костру. В небо взметнулись искры, когда исполин бережно сгреб горящие ветки в кучу.

— Не знал, что ты так умеешь, — произнес Къярт, исподволь разглядывая оплавленный камень.

Набив желудок пресной рыбой, он принялся уговаривать Химеру повернуть на запад. В очередной раз ничего не добившись, стал расспрашивать о дальнейших планах. Но как бы он ни старался, исполин смотрел на него, как на трещащую на своем птичьем языке пичужку и не шевелил и пальцем. Когда Къярт уже отчаялся, Химера пришел в движение, но только для того, чтобы жестами потребовать лечь спать. Аргумент, что это глупая трата времени, и что он может спать у него во рту, исполин пропустил мимо ушей, и Къярту пришлось подчиниться.

Они продолжили путь в полдень, когда кошмары выгнали его из царства сновидений. Чувство, будто в горло набился песок, мешало кричать.

Прошел еще один день и ночь, на протяжении которых Химера неустанно боролся с рекой. Он мог бы выбраться из каньона за считанные секунды, и давно добраться туда, куда ему так приспичило, но, похоже, сейчас его привлекала не скорость, а возможность передвигаться незаметно и, в случае чего, скрыться под водой.

На следующий день он поднялся на восточный склон каньона. Къярт решил, что Химера направится к линии фронта на востоке страны, но ошибся.

Исполин выпустил его посреди разгромленного лагеря беженцев. Вернее, лагерь был в порядке: палатки, подводы с провизией — все стояло нетронутым. Но люди… Майское солнце не скупилось на тепло, и судя по отсутствию стойкого запаха смерти и только начавшемуся трупному окоченению, с момента их гибели прошло не более нескольких часов.

Къярт прижал кулак к губам и отошел от выбранного для осмотра тела женщины. Она лежала на спине, с распахнутыми от ужасам глазами, и казалось, что ее страх никуда не исчез — будто все еще боялась, но не того, кто убил ее, а кружащего в небе воронья. Кровь чернела в разорванном горле, на груди и руках. Под ногтями застряла плоть.

Къярт догадывался, кто за этим стоял. Чтобы подтвердить свое предположение, он попытался призвать душу одного из погибших, но в итоге даже не смог покинуть затянутые песком воды заводи.

— Прости, ты привел меня сюда, но я все еще не могу использовать свою силу.

От чувства собственной бесполезности хотелось взвыть. Некромант, который не может призывать мертвых. Он мог пробудить обычное умертвие и без силы изумрудного измерения, но какой от этого прок?

Химера снова засунул его в пасть и вернулся в каньон.

Миновали сутки, а Къярт все так же не мог разглядеть в заводи ничего дальше собственного носа. Что, если он никогда больше не сможет никого призвать? Для чего он тогда вообще нужен? По этой причине Химера сказал, что не убьет его? Потому что лишил некроманта его силы?

Къярт швырнул ему этот вопрос, почти как оскорбление, а исполин промолчал. Не кивнул, не покачал головой, а только снова протянул к нему руку. Но Къярт был совершенно не в духе, чтобы терпеть излюбленный ритуал Химеры.

Когда на рассвете его разбудила боль от разрушившихся печатей оставшейся сотни паладинов, Къярт едва не потерял самообладание. Если бы он бодрствовал, то смог бы удержать печати, но во сне… И еще эта боль. Он знал ее, помнил. Он чувствовал тоже самое, когда Кара, еще будучи живой, пыталась разрушить его связь с Райзом. Получается, на последнюю сотню напало Братство? А ведь Райз предостерегал его, а он, дурак, не верил.

И снова он пытался достучаться до Химеры, которому словно стало плевать на все, кроме засевшей у него в голове идеи. Сколько ни уговаривай, сколько ни бейся лбом об стену, исполин продолжал двигаться на север.

— Что в твоей голове? О чем ты думаешь? Ладно я, плевать на меня. Но ты подумал о Каре? Или ты совсем не понимаешь человеческих чувств? Уже четыре дня прошло, как она не знает, где я и что я, не знает, что с тобой. Рядом с ней нет Райза, все остальные паладины убиты. Она осталась абсолютно одна, а ты…

А Химере не было дела.

Къярт не знал, как долго его нервы смогут выдерживать ожидание невесть чего, но провидение решило смилостивиться над ним: когда вечером этого же дня он нырнул в заводь, его рука наткнулась на ведущую к душе Кары цепь.

Вечерние сумерки сменились почти непроницаемой мглой лесной чащи. Несмотря на темень, Кара бежала, что было сил — не от опасности, а чтобы поскорее покрыть расстояние, и он приказал ей остановиться.

Кара замерла на месте, как вкопанная, и Къярт смутился, когда она с неподдельной радостью произнесла его имя.

Записывать его ответы было бы слишком долго, и Къярт решил попробовать другой способ.

«Произнеси: в небе две луны».

— В небе две луны, — тотчас повторила Кара и с удивлением подняла взгляд к кронам, восприняв его слова буквально.

Работает. Хорошо, что она находилась вдали от людей — иначе ее точно сочли бы сумасшедшей, разговаривающей сама с собой.

«Где ты? Почему одна? Что случилось с паладинами?»

— Все эти дни ни тебя ни Химеру не могли найти, и Братство сочло, что ты переметнулся на сторону Орды. Я и оставшиеся призванные находились в отделении Руферона, когда паладины освободили их души.

И снова Къярт почувствовал себя неловко, и дело было не столько