История Русской Церкви. В двух томах - Михаил Владимирович Толстой

– почти до самого Киева. Браком с царевной Софьей обратив на себя внимание Европы, он дал себе мудрое правило для политики внешней: ласкаемый от Рима до Константинополя, Вены и Копенгагена, не уступая первенства ни императорам западным, ни гордым султанам, он не хотел мешаться в дела чужие, избирал союзы только для пользы России, искал орудий для своих замыслов, асам никому не служил орудием. При нем Россия, как держава независимая, величественно подняла главу свою в пределах Европы и Азии, спокойная внутри и не боясь врагов внешних.

Таков был наш первый самодержец в делах государственных, в политике внутренней и внешней! Но в делах церковных он не присваивал себе власти, на которую не имел права. При всех важных случаях он ограничивался тем, что созывал на Соборы святителей и знатнейшее духовенство. Соборы в царствование Иоанна созывались чаще, нежели прежде15. Государь только утверждал соборные решения и содействовал исполнению приговоров своей властью. Так поступали и преемники Иоанна.

На Соборе 1503 года Иоанн предложил вопрос об имениях церковных, по поводу вотчин владычных и монастырских, отобранных им в Новгородской епархии после покорения вольного города. Самодержец желал, чтобы были отобраны в казну имения и прочих монастырей русских. Замечательно, что того же желали пустынники Белозерские: Паисий Ярославов16 и ученик его преподобный Нил Сорский говорили, что неприлично монастырям владеть селами, так как чернецы должны жить в пустынях и кормиться своим рукоделием. Но преподобный Иосиф, ученик Пафнутия Боровского и основателя монастыря близ Волоколамска, держался другого мнения. Он находил необходимым, как для благолепия церковного, так и для поддержания монашеской жизни в сословиях более образованных, чтобы монастыри пользовались некоторым довольством и владели недвижимыми имуществами17. Святители рассудили, что в Греческой Церкви не существовало запрещения монастырям и церквам владеть недвижимыми имениями; в Русской земле было то же со времен святых Владимира и Ярослава; даже злочестивые ханы ордынские щадили собственность епископов и обителей иноческих. «Не смеем, – заключил Собор, – отдать церковного стяжания: оно принадлежит Богу и неприкосновенно». И государь, которого слово было законом, добровольно подчинился решению Собора.

На том же Соборе рассуждали о вдовых священниках. Еще святой Фотий, желая пресечь повод к соблазну стригольникам во Пскове, запрещал псковским вдовым священникам священнодействовать. Митрополит Феодосий особенно заботился о нравственности белого духовенства: вдовых священников он отсылал в монастыри, развратных лишал сана. К скорби доброго пастыря, недостойных оказалось много, и много храмов опустело без священников; народ поднял ропот на святителя, и Феодосий отказался от кафедры18. Собор 1503 года постановил правилом, чтобы вдовые священники и диаконы отправляли священнослужения, пока не решатся обязать себя монашеским обетом чистоты. Им предоставлено, если ведут они жизнь непорочную, причащаться в алтаре – иереям в епитрахилях, диаконам в стихарях, а за пение на клиросе пользоваться четвертой частью доходов. С того времени стали выдавать епитрахильные грамоты19.

Важнейшим предметом для Московских Соборов в конце XV и в начале XVI века была ересь жидовствующих. В 1470 году пришел в Новгород из Киева еврей Схария (Захария); хорошо знакомый с естественными науками, известными тогда под именем алхимии, он успел обольстить легковерных мнимыми чудесами магии и совратить их в ересь. Два священника, Дионисий и Алексий, обманутые Схарией, и вновь прибывшие из Литвы четыре еврея распространили заразу ложного учения; сам Софийский протопоп Гавриил был в числе зараженных. В 1480 году великий князь Иоанн взял в Москву двух начальников общества: священника Алексия – протопопом в Успенский собор, а Дионисия – священником в Архангельский; сюда перешла с ними и ересь. Они казались людьми кроткими, воздержанными, праведными и тайно рассеивали плевелы лжеучения. Действуя тайно и хитро, они нашли себе слушателей даже при дворе; таковы были: близкий к великому князю дьяк Феодор Курицын с братом Иваном Волком. Алексий и Курицын имели такой свободный вход к великому князю, какого никто не имел. Нельзя было требовать обстоятельств более благоприятных для распространения ереси. Она была под защитой таких людей, которые занимали важные места в Церкви и в государстве, могла даже ожидать покровительства от самого великого князя, которого, как сам он после признавался, еретики старались уловить в свои сети. Так прошло еще несколько лет.

В Новгороде архиепископ Сергий, слабый духом и телом и нелюбимый народом, видел опасность, ноне имел твердости действовать против нее20. Наконец, провидение дало Церкви Русской сильного поборника веры. На кафедре Новгородской явился известный ученостью, а еще более ревностью по правде, мужественный, деятельный, твердый Геннадий21. Вскоре по прибытии к пастве он открыл существование тайного общества и донес о том великому князю и митрополиту, а сам приступил к розыску. Некоторые из еретиков были уличены в Москве и преданы казни. Со своей стороны, ревностный Геннадий, руководствуясь строгим указом государя, действовал успешно. В Новгороде еретики присмирели; одни принесли раскаяние, другие подверглись заточению.

Не так было в Москве: там ересь находила покровительство, с одной стороны, в Курицыне, с другой – в новом митрополите Зосиме. Несмотря на то, по державной воле Иоанна в Москве 17 октября 1490 года открыт был Собор22. Допросили еретиков, обличили их, предали проклятию, некоторых сослали в заточение, других отправили в Новгород к святителю Геннадию, который, давно желая искоренить настоящее зло и страхом наказания предотвратить будущее, подверг еретиков всенародному позору23.

По-видимому, лжеучение утихло, тем более что и суд Божий карал богохульников24, но втайне оно продолжало распространяться в Москве. Зосима не только давал волю злу, но и наказывал смелых обличителей нечестия. Даже в самом Новгороде еретики употребляли во зло снисходительность святого Геннадия, исходатайствовали себе свободу лицемерным покаянием и разнесли свое нечестивое учение по многим городам и селам. Всеобщее ожидание кончины мира, оказавшееся напрасным25, дало им повод с бесстыдной наглостью смеяться не только над ожиданием христиан, но и над самими догматами Православия: «Если Христос есть Мессия, – говорили они, – почему же не является Он в славе Своей по вашему ожиданию?» Ересь снова усилилась в Новгороде26, с диким нечестием и страшными мерзостями разврата. Пламенный ревнитель Православия, Геннадий призвал к себе на помощь преподобного Иосифа Волоколамского: они оба стали действовать решительно, несмотря на силу ереси при дворе. Хотя митрополит Зосима принужден был в 1494 году оставить кафедру, но для искоренения зла нужно было участие целой Церкви Русской, нужен был новый Собор, который и был созван державным Иоанном в 1503 году. В числе заседавших на Соборе был и игумен Волоколамский; он требовал казни еретиков. Обвиняемые были столь дерзки, что решились