Рукопись, найденная в Сарагосе - Ян Потоцкий

В коллегии моим ректором был монах, который для того, чтобы приохотить нас к чтению, часто нам повторял, что маркиз Кампо Салес, тогдашний второй государственный секретарь, также был некогда бедным студентом и карьерой своей обязан лишь ревностной любви к наукам. Видя, что и на этом пути можно стать маркизом, я в течение двух лет трудился с необычайным рвением.

Между тем коррехидор Веракрус получил иной пост, преемник же его оказался человеком менее строгих правил. Мой отец отважился взять меня к себе домой. Я снова стал добычей ветреных и легкомысленных мулаток, юных особ, которые, поощряемые моим отцом, искушали меня всяческими способами. Я был весьма далек от того, чтобы страстно полюбить эти сумасбродства, однако научился многим новым для меня вещам и только тогда постиг, почему меня удалили из Асторгас.

Тогда-то весь мой образ мыслей подвергся сильнейшей перемене. Неведомые прежде чувства развились в моей душе и пробудили воспоминания о невинных забавах моих детских лет. Мысль об утраченном счастье, о садах в Асторгас, по которым я с тобой, госпожа, бегал; туманные воспоминания о тысячах доказательств твоей доброты в единый миг овладели моей душой. Я не смог сопротивляться стольким недугам и впал в состояние нравственной и телесной прострации. Врачи считали, что я страдаю изнурительной горячкой; я же не считал себя больным, но часто настолько впадал в безумие, что попросту галлюцинировал.

Ты, госпожа, чаще всего представлялась в видениях мечтательному моему воображению — не такой, какой я теперь тебя вижу, но такой. какой я тебя покинул. По ночам я внезапно срывался с постели и видел, как, белая и лучистая, ты показываешься мне в мглистом отдалении. Когда я выходил из города, гомон далеких сел и шорохи полей повторяли мне твоё имя. Порою мне казалось, что ты шествуешь по равнине перед моим взором, когда же я поднимал очи к небу, моля его о прекращении моих. мук, я видел образ твой, плывущий в облаках.

Я заметил, что обычно меньше всего страдаю в церкви; особенно молитва приносила мне облегчение. Я кончил тем, что целые дни проводил под сенью господних храмов. Один монах, поседевший в молитвах и покаянии, подошел ко мне однажды и сказал:

— Сын мой, сердце твоё переполняет любовь, которой сей мир недостоин; пойдем в мою келью, там я укажу тебе тропинки, ведущие в рай.

Я пошел за ним и увидел власяницу, плети и тому подобные орудия умерщвления плоти, при виде коих я вовсе не испугался, потому что никакие страдания не могли сравниться с моими. Монах прочел мне несколько страниц из «Житий святых». Я просил его дать мне эту книгу с собой, и дома всю ночь предавался чтению. Новые помыслы овладели моим умом; я видел в душе своей разверзшиеся небеса и ангелов, чей облик напоминал мне тебя.

В эту пору в Веракрус узнали о том, что ты вышла замуж за герцога Сидония. С давних пор я намеревался стать священником, всё моё счастье я видел в том, чтобы молиться о твоем счастье и спасении в жизни грядущей. Набожный мой наставник сказал мне, что распутство проникло во многие американские монастыри, и посоветовал мне, чтобы я вступил послушником в какую-нибудь обитель в Мадриде.

Я уведомил отца об этом намерении. Ему давно уже не нравилась моя набожность, однако он не осмеливался открыто отклонять меня с этого пути, и просил, чтобы я подождал приезда моей матери, а она вскоре должна была прибыть к нам. Я ответил ему, что у меня нет родственников на земле и что единственное моё семейство — в небесах. Отец ничего мне на это не ответил. Затем я пошел к коррехидору, который одобрил мои намерения и отправил меня первым же кораблем в Испанию.

Прибыв в Бильбао, я узнал, что матушка моя только что отплыла в Америку. У меня были, как я уже сказал, рекомендательные письма в Мадрид. Когда я проезжал через Бургос, мне сказали, что ты, госпожа, проживаешь в окрестностях этого города, и я жаждал ещё раз тебя увидеть, прежде чем навсегда отрекусь от света. Мне казалось, что если я снова тебя увижу, то с тем большим пылом смогу молиться за тебя.

Я направился к вашему дому. Вошел на первый двор, думая, что найду кого-нибудь из прежних твоих слуг, ибо я слышал, что ты держишь при себе всю твою челядь из Асторгас. Я хотел, когда кто-нибудь из прежних твоих слуг узнает меня, попросить его поместить меня в таком месте, из которого я смогу тебя увидеть, когда ты будешь садиться в карету. я жаждал увидеть тебя, госпожа, отнюдь не показываясь тебе на глаза.

Между тем проходили одни только незнакомые слуги, и я не знал, как мне быть. Я вошел в какую-то совершенно пустую комнату; наконец, мне почудилось, что я вижу кого-то знакомого. Я вышел, как вдруг меня ударили камнем в голову. Но я вижу, что рассказ мой произвел на тебя, госпожа, живое впечатление…

— Могу тебя уверить, — говорила далее герцогиня, — что набожное безумие Эрмосито пробудило во мне только жалость, но, когда он начал говорить о садах в Асторгас, о забавах наших детских лет — воспоминание о счастье, которым я тогда наслаждалась, мысль о нынешнем моём счастье и какой-то страх перед будущим, какое-то чувство, милое и печальное в одно и то же время, — сдавили мне сердце, и я почувствовала, что слезы заливают мне лицо.

Эрмосито приподнялся: мне думается, что он хотел поцеловать край моего платья, но колени его задрожали, голова упала на мои колени и руки сильно обняли мой стан.

В этот миг, искоса взглянув в зеркало, стоящее напротив, я увидела Менсию и герцога, но черты этого последнего приняли столь ужасное выражение, что я едва могла его узнать.

Кровь застыла у меня в жилах; я вновь подняла глаза на зеркало, но на этот раз никого уже не увидела.

Я высвободилась из объятий Эрмосито, позвала Менсию, велела ей позаботиться об этом юноше, который вдруг лишился чувств, и перешла в другую комнату. Случай этот вселил в меня большую тревогу, хотя слуги уверяли меня, что герцог ещё не возвратился из Бискайи.

Наутро я послала узнать о здоровье Эрмосито. Мне ответили, что его уже нет в доме.

Спустя три дня, когда я собиралась ложиться спать, Менсия принесла мне письмо от герцога, содержащее только следующие слова:

Делай то, что тебе велит донья Менсия. Приказывает тебе это твой супруг и судья.

Менсия завязала мне глаза платком; я почувствовала, что меня схватили за руки и провели в это вот подземелье. Я услышала бряцание цепей. Повязку сняли, и глазам моим представился Эрмосито, прикованный за шею к столбу, на который ты опираешься. Глаза его утратили блеск, и лицо его было смертельно бледным.

— Это ты, госпожа, — промолвил он еле слышным голосом, — я не могу говорить, мне не дают воды, и язык мой присыхает к нёбу. Муки мои продлятся недолго; если я попаду на небеса, буду молиться за тебя.