Имперский маг - Оксана Ветловская

В автомобиле Штернберга ждали. Он замедлил шаг, достал пистолет. Шофёр сидел на своём месте без движения, очень прямо, не смея даже повернуть голову, потому что ему в затылок упирался ствол «парабеллума», который держал Мёльдерс, удобно расположившийся сзади. Правая задняя дверь была приглашающе приоткрыта.

— Если будешь размахивать своей игрушкой, мой мальчик, услышал он голос стервятника, — я продырявлю твоему крысёнку башку. Убери эту штуку и садись в машину. Вон с той стороны.

Штернберг судорожно сжал шершавую рукоятку, его залихорадило. В здании, откуда он только что вышел, полно охраны. Один выстрел — и сюда сбегутся вооружённые эсэсовцы. Но кто из них двоих сейчас успеет выстрелить первым? Штернберг взглянул на бледное остроносое лицо мальчишки-шофёра. Жизнь этого растяпы против убийства гнусной твари. Рискнуть?

Мёльдерс наблюдал за ним с ухмылкой.

— Убери пистолет, юноша. Прежде чем ты поднимешь руку, я застрелю этого недоноска, ты прекрасно понимаешь. — Мёльдерс ткнул стволом «парабеллума» в голову водителя, и паренёк жалобно сморщился. — Убери. И садись.

Штернберг не сумел себя пересилить. Леденея от беспомощной ярости, отвёл пистолет в сторону и вверх и сел на заднее сиденье рядом с чернокнижником.

— Боишься… — прошелестело рядом. — Бедный юноша. Так хочется сыграть самообладание, правда? А не получается. Вон, уши уже полыхают. Бедный юноша. Тебя твой мальчишеский румянец выдаёт, когда ты волнуешься, — ты об этом знаешь?

— Не смейте тыкать мне, Мёльдерс.

— Слушай, парень, да ты мне в сыновья годишься.

— Какого дьявола вам тут ещё надо?

— Я уже знаю, зачем ты ходил к рейхсфюреру, мой умница. Те мыслишки, которые квохчут в куриных мозгах нашего дражайшего Генриха, можно расслышать даже из приёмной. Но мне нужны детали. — Мёльдерс положил ему на плечи правую руку, по-отечески приобняв его. Тяжёлая ладонь неторопливо заскользила по чёрному сукну кителя. Мёльдерс, мастер психометрии, мог одинаково успешно считывать информацию обеими руками.

— Кроме того, твою пижонскую повозку везде пропустят без вопросов…

— Вы когда-нибудь интересовались, что написано на пряжке вашего ремня, Мёльдерс? Там написано «Моя честь — в верности». Вы не имеете права носить этот мундир.

— Мой милый юноша, в самом скором времени я позабочусь о том, чтобы ты не дожил до моих лет. Но, если честно, немного жаль, что я не смогу увидеть, каким ты станешь лет через двадцать-двадцать пять. И что останется от твоих мальчишеских идеалов.

Холодная рука, прихотливо водившая пальцами по гладкой ткани, плотоядно впилась в плечо, так, что Штернберг сжал зубы от боли.

— Ах-ха… Сучёныш… Неплохо сработано. Умный мальчик. А тот ублюдок ещё клялся, что за ним не следили и его хибару не прослушивали… Ты куда сейчас собирался ехать?

Рука с пистолетом вновь толкнула стриженый затылок водителя. В зеркале заднего вида отражались дико расширенные глаза солдатика.

— В Вайшенфельд. — Штернберг чувствовал, что его собственная рука, сжимающая направленный вверх пистолет, дрожит. Его сознание едва держало напор чужой силы — будто скрестились клинки двух тяжёлых мечей.

— Вот и езжайте в Вайшенфельд. Слышишь, щенок? — Мёльдерс опять толкнул шофёра. — Я скажу, где остановиться. И смотри, без фортелей.

— Поезжай, Йохан.

Да, полиция уже, должно быть, ищет Мёльдерса, подумал Штернберг. К лучшему или к худшему будет, если их сейчас остановит патруль? Но никто, как нарочно, не стал останавливать длинный сверкающий «Майбах».

Мёльдерс по-прежнему обнимал Штернберга за плечи и почти упирался острым клювом ему в щёку. Со стороны они могли показаться родственниками или старыми добрыми друзьями.

— Когда-то давно, — шептал изверг, — ещё до твоего рождения, мой славный юноша, была большая война. Мне было почти столько же, сколько тебе сейчас, когда я пошёл на фронт. Красивым молодым лейтенантом, — Мёльдерс пригладил взлохмаченную шевелюру Штернберга. — Я командовал взводом таких вот гладкощёких розово-задых сопляков. — На сей раз стервятник не стал тыкать пистолетом в затылок водителю, чтобы не отвлекать того от дороги. — Все они передохли в боях под Ипром, там, у окопов, в грязи и в собственном дерьме, все до единого. А я вернулся — контуженым, изуродованным. Изуродованным, отравленным газами. И знаешь, отчего всё? Оттого, что я не отступил вовремя. Всегда надо уметь вовремя отступать.

Каждое его слово сопровождалось слабым толчком воздуха, несущего сладковатый запах какого-то курева и гнили — запах разложения. Штернберга слегка подташнивало.

— Не беспокойся за своих пронумерованных выкормышей, юноша. Я им уже ничего не сделаю. Но есть там одна хорошенькая девчонка, которая ждёт не дождётся тебя, мой мальчик. Клянусь, я выпущу этой милашке внутренности. Запомнил, мой юный Вертер? Я где угодно её найду и выпотрошу, как рыбу.

Это была инъекция страха в самую душу. Дана… Штернберг вздрогнул. Мёльдерс, довольный, оскалился у самого его лица.

Они ехали недолго.

— Эй, ты, щенок. Останови машину.

Автомобиль остановился на пустой дороге. К самой обочине глухой стеной подступал кустарник, на высоком холме за ним виднелись какие-то плоские постройки.

— Выходи, щенок. — Мёльдерс открыл дверь, вылез, держа под прицелом выбирающегося из машины неуклюжего от страха шофёра. — Спиной ко мне, руки за голову. А ты, мой дорогой юноша… — Чернокнижник мгновенно перевёл пистолет на Штернберга.

Было пронизывающее, как вспышка, мгновение, когда они смотрели друг другу в глаза — у Мёльдерса глаза были бесцветные, словно старое зеркало, где на место разрушенной амальгамы подложена фольга. Две сокрушающих воли столкнулись подобно двум таранам. Руки сильно дрогнули. Два выстрела прозвучали одновременно.

Пуля вошла в обшивку сиденья рядом со Штернбергом, а Мёльдерс коротко пошатнулся и бросился в густые заросли. На секунду Штернберг почти потерял сознание — но уже в следующий миг со звериным воем кинулся следом, паля из пистолета и одновременно посылая вперёд ментальный удар. В ответ раздались выстрелы, а удар вернулся такой силы, что померк дневной свет. Тут же пуля зацепила оправу очков, и левая линза брызнула осколками. Штернберг упал, отбросил исковерканные очки, в ужасе прижал ладонь к глазам. Проморгался, поглядел на солнечно-зелёное месиво листвы. От энергетических ударов ломило всё тело, из носа струилась кровь. Кровь сочилась и по переносице из пораненной брови, зудела задетая осколками щека.

Штернберг отполз в сторону, полежал, прислушиваясь. Было тихо. Он медленно, щурясь и прикрываясь локтем от веток, почти на ощупь вернулся к машине.