На манжетах мелом. О дипломатических буднях без прикрас - Юрий Михайлович Котов

телевидении. Ну, а его поездку в Марокко мы тогда перенесли на чуть более поздний срок. Но не состоялась она уже по совсем другой причине, описанием которой я и заканчиваю эту главу.

Где-то в конце 2003 года начали меня беспокоить периодические головокружения и какая-то неустойчивость в ногах. Отправился на прием к местному профессору, весьма опытному неврологу. После внимательного осмотра он неожиданно спросил, как у меня со слухом, не замечал ли признаков его ухудшения. А я действительно левым ухом стал хуже слышать. Отправили меня на компьютерный томограф, а по его показаниям вынесли диагноз: похоже, невринома слухового нерва. На мой недоуменный вопрос – а что это такое? – врач пояснил, что это доброкачественная опухоль, непосредственной опасности для жизни не представляет, но специальное лечение потребуется. К сожалению, в Марокко это сделать не представляется возможным. И лучше бы с этим делом не тянуть.

Предполагалось, что я окончательно покину Рабат где-то в феврале-марте будущего года. Но возникшие обстоятельства вынудили меня обратиться в Центр за разрешением уехать пораньше. Получив согласие, я быстренько провел все положенные прощальные мероприятия и вернулся в Москву.

К вам едет ревизор

По возвращении из Марокко в Москву мне предстояло решить две крайне сложные задачи. Первая – что делать с моей злосчастной невриномой (а этот предварительный диагноз подтвердился). Вторая, связанная с первой, – как быть с дальнейшей работой? Возраст мне позволял потрудиться до пенсии еще около трех лет. Были и соответствующие предложения, например, занять должность посла по особым поручениям.

Но это требовало постоянного присутствия на службе, а проблема с невриномой затянулась на несколько месяцев. Я о ней особо распространяться не буду, отмечу только, что в итоге всех исследований меня поставили перед тремя вариантами: операция (с трепанацией черепа) или использование так называемого «гамма-ножа». Для этого надо было ехать за границу, так как тогда у нас еще подобной техники не было (сейчас она имеется). Возможности для этого были: Григорий Карасин готов был организовать эту процедуру в Лондоне, а Алексей Федотов – в Праге. Ну и, наконец, третья: как мне сказал наш корифей нейрохирург академик Александр Николаевич Коновалов (он, кстати, трепанацию готов был делать лично): невринома в принципе не такая уж большая, в вашем возрасте они особо не развиваются. Так что можно в принципе жить и с ней, надо только будет регулярно делать КТ. После долгих обсуждений и размышлений именно на этом третьем варианте мы и остановились.

А за этот период решился и вопрос с продолжением моей трудовой деятельности. У нас в МИД'е существует практика так называемых плановых комплексных инспекций загранучреждений и подразделений Центрального аппарата. Подчеркиваю оба прилагательных: «плановые и комплексные», поскольку есть и другие виды инспекций: по отдельным направлениям работы или в случае возникновения каких-то чрезвычайных обстоятельств.

В Генеральном секретариате МИД'а есть специальный отдел инспекций. Он готовит и представляет на утверждение министра раз в полгода соответствующий план. В нем указывается, какие объекты и в какие сроки предлагается проинспектировать. Кроме того, указывается фамилия руководителя инспекционной группы. Члены группы (четыре-пять человек) набираются из действующих сотрудников (достаточно высокого уровня – замдиректора, начальники отделов) из следующих департаментов: кадров, безопасности, консульского, Генерального секретариата и иногда из территориального.

А вот с ее руководителями – несколько иная история. Они подбираются из числа отставных послов, имеющих солидный опыт работы за рубежом и в центральном аппарате. После того как его кандидатура утверждается министром, с ним подписывается временный – на три месяца – трудовой контракт. Жалованье нашему брату, а я попал в эту когорту аж на десять лет, выделяется довольно скудное – порядка двадцати тысяч рублей в месяц, но все же какая-никакая, а прибавка к пенсии. К тому же при загранкомандировках еще и положенные суточные в валюте выплачиваются.

Материальная сторона, таким образом, тоже имела определенное значение, но для меня лично важнее было все же ощущение своей полезности и удовлетворения от того, что на протяжении шести месяцев в течение года (а я попадал в каждый полугодовалый план) по-прежнему служу в родном министерстве. Трехмесячный срок при загранпоездках (как правило в две-три близлежащие друг от друга страны) разделялся на три фазы. Первая – подготовка к инспекции в самом министерстве: чтение всей поступающей информации: и шифртелеграмм и «почтовок», беседы в территориальном департаменте и со смежниками. Заключительная встреча с курирующим регион заместителем министра. Вторая – работа «в поле», то есть в инспектируемых посольствах и генконсульствах. Третья – завершающая – подготовка отчета с выводами и предложениями, который по мере готовности докладывался министру. Поездки, естественно, были разные: и по срокам пребывания, и по важности той или иной страны для наших взаимоотношений. Всего, на вскидку (точно не пересчитывал), мне довелось побывать где-то более чем в тридцати странах. Обо всех, разумеется, писать не собираюсь, а вот о чем-то интересном или забавном из случившегося все же поведаю.

В те времена, в отличие от советских, послов не из профессиональных дипломатов можно было пересчитать на пальцах одной руки. Работу троих из них мне выпала участь проинспектировать. Первым был посол в Белоруссии, бывший губернатор Алтайского края Александр Суриков. Фигура довольно сложная, со своими плюсами и минусами. Политик национального масштаба, он в рутинные дела посольства особо не вникал, занимался лишь крупными вопросами российско-белорусского сотрудничества, прежде всего в торгово-экономической сфере.

А вообще-то эта поездка в Белоруссию с самого начала у меня сложилась весьма трудно и была на грани срыва. Вылетать в Минск мы должны были рано утром в понедельник. А в ночь на воскресенье у меня случился жуткий приступ кожной экземы: подошвы ног и ладони рук покрылись болезненными волдырями – ни на ноги встать, ни в руки что-либо взять я не мог. Поликлиника не работала, жена с огромным трудом дозвонилась до какого-то дерматолога. Следуя его рекомендациям, закупила в аптеке одноразовые шприцы для прокола волдырей, всякие мази, а также пластыри разных размеров. После чего самостоятельно занялась «хирургической» операцией.

Вся сложность ситуации заключалась в том, что, если бы заболел кто-то из членов группы, то на ее отъезд это бы особо не повлияло – у нас была налажена неплохая взаимозаменяемость. А вот без руководителя никак нельзя. А у нас даже времени на перенос даты вылета не было – на пять утра уже и транспорт для отъезда в аэропорт был заказан. Короче, кое-как перебинтованного взяли меня коллеги под ручки и помогли добраться до точки назначения.

В Минске, помимо посольства, нам предстояло еще проинспектировать