Твердь небесная - Юрий Рябинин

Когда Лизе стало понятно, в чем именно ее подозревают Таня и Лена – и, мало сказать, подозревают: Таня, так та не желает даже объясниться, настолько ожесточена, до такой степени теперь пренебрегает ею, – Лиза в отчаянии бросилась куда глаза глядят. Подобной несправедливости она не знала в жизни. Особенно ее обидело, что несправедливы к ней не какие-то случайные люди, а лучшие, надежные и испытанные, казалось, подруги. От жгучего стыда Лизе захотелось ото всех спрятаться, скрыться, исчезнуть. Чтобы ни одно лицо, включая любимых, добрых родителей, никогда больше не напоминало о случившемся с ней величайшем бесчестии. Первым ее порывом было затвориться в каком-нибудь монастыре поглуше. Не откладывая дела вдаль и пользуясь случаем, пока не было родителей, она наскоро собрала чемоданчик и, распрощавшись с братьями и сестрами, отправилась на Рязанский вокзал.

Самый глухой из известных ей женских монастырей находился в Нижегородской губернии вблизи Арзамаса. Добравшись до обители, Лиза попросилась у игуменьи взять ее на послушание. Осторожная начальница, понимая, что образованная молодая москвичка, выбирая рясу, видимо, руководствуется какими-то мотивами отчаяния, поручила ей для начала просто потрудиться во славу Божию при монастыре. Через несколько дней к Лизе подошла какая-то монахиня и сказала, что ее хочет видеть духовница монастыря матушка Параскева. Ее проводили в изумительно чистую, уютную келью, в которой сидела старица… с детскою куклой на коленях. Кроме того, еще дюжины две кукол разного размера были аккуратно рассажены у нее на кровати. Духовница, не отрывая взгляда от любимой игрушки, проговорила: «Маменька не велит тебе в монастырь идти. Возвращайся, откуда пришла». Когда Лиза с провожатой вышли из кельи, монахиня объяснила ей, что прозорливая старица имеет духовное общение с предыдущей духовницей монастыря – блаженной Пелагеей. И если она сказала, что маменька не велит идти в монастырь, значит, это законно: так тому и быть! На следующий день Лиза распрощалась с монастырем и поехала назад в Москву.

Однако и возвращаться как ни в чем не бывало домой Лиза отнюдь не собиралась. Это выглядело бы совсем уж по-детски: поскиталась где-то неделю, постращала близких своим исчезновением в отместку за нанесенную обиду, да и объявилась. Прямо-таки возвращение блудной дочери.

Но, прослонявшись целый день по Москве, Лиза не придумала даже, где ей сегодня ночевать. Не говоря уже о более далеких планах. На Тверской забитые снедью витрины напомнили ей, что она целый день ничего не ела, и Лиза решила зайти куда-нибудь купить хоть сайку да ветчины, что ли, полфунта. Она вошла в первый попавшийся магазин с надписью над входом «Торговля Дрягалова и сына» и в самых дверях столкнулась с двумя господами, в которых тотчас признала знакомцев: в немолодом бородаче – того домовладельца, у которого они присутствовали на заседании социалистического кружка, – с ним рядом она в тот вечер сидела, – а в его элегантном спутнике – самого руководителя кружка. Эта нечаянная встреча и решила ее судьбу. Уяснив, в какой нужде оказалась девушка, руководитель кружка Саломеев предложил Лизе отправиться с ним к одному надежному товарищу, у которого она найдет приют на неограниченный срок. Узнав по дороге, что у Лизы нет теперь никаких определенных планов на будущее, Саломеев спросил: а не желает ли она быть полезной в благородной борьбе за лучшую долю рабочего народа? там исполнять какие-нибудь необременительные поручения? еще как-то помогать их организации? Лиза, не раздумывая, согласилась. Прежде всего, из благодарности к его участливому отношению. Но, вместе с тем, все сказанное Саломеевым отнюдь не было чуждым ее собственному настроению. К тому же Лиза подумала, что если подруги считают ее виновницей случившегося с кружком бедствия, то она теперь своим участием в этом самом кружке докажет всем ошибочность такого мнения.

Надежным товарищем, к которому Саломеев привел Лизу, оказалась еще одна ее мимолетная знакомая – та самая девушка, что так неодобрительно отозвалась о гостях кружка – трех подружках-гимназистках – на том памятном заседании, а потом еще запальчиво высказывала свое мнение по каким-то вопросам. Лиза ее тогда хорошо запомнила. На удивление, в этот раз Хая отнеслась к Лизе вполне дружелюбно. Когда Саломеев отрекомендовал ее новым их товарищем, Хая улыбнулась и протянула Лизе руку, – это была очень высокая степень благорасположения бывалой революционерки к кому бы то ни было.

Первое время, естественно, социалисты к Лизе присматривались: ни в какие свои тайны ее не посвящали. Но затем стали относиться все с большим доверием. Саломеев придумал для Лизы конспиративный образ гимназистки – благо вживаться в эту роль девушке не требовалось: вчера только бегала с книжками на уроки. Хая помогла ей сшить форменное платье с фартуком. А Саломеев позаботился приобрести портфель. Причем, бывалый конспиратор, он раздобыл где-то старый, повидавший виды портфель: не должно быть у старшеклассницы нового портфеля! И вот так, изображая гимназистку, Лиза ходила по Москве – из одного места в другое – и переносила всякие свертки в портфеле. Позже, когда она уже основательно втянулась в деятельность организации, ей стало известно, что свертки, которые она доставляет по разным адресам, – это листовки и брошюры для рабочих, отпечатанные в собственной типографии их организации. В конце концов Саломеев стал вполне доверять Лизе и позволил ей приходить получать листовки и прочее прямо в типографию, минуя посредников. Хая потом сказала: это означает, что она отныне считается одним из самых надежных их товарищей, способным при необходимости даже и возглавить организацию. Само собою, Лиза постоянно присутствовала на заседаниях кружка и с каждым разом все более уверенно и аргументированно высказывалась там.

Саломеев нашел для Хаи и Лизы квартиру в Теплом переулке у одинокой вдовы-дьяконши, у которой уже квартировали две курсистки. Вообще в Хамовниках повсюду нанимали комнаты студенты и курсистки. Поэтому среди массы учащейся молодежи еще две девушки вряд ли могли привлечь к себе чье-то внимание.

После встречи Саломеева с чиновником охранного отделения прошло месяца три. За это время новый сотрудник охранки не предоставил своему шефу никаких сколько-нибудь важных сведений, ограничиваясь лишь малозначительной информацией: например, извещал, куда именно отправляется произведенная в типографии печатная продукция, кроме того, он все-таки сообщил наконец в Гнездниковский о том, где скрывается Хая Гиндина, а также и о том, что вместе с ней теперь живет новая их участница Тужилкина, известная в организации под кличкой Гимназистка. Но Саломеев сам понимал, что за все это и подобное охранное отделение долго содержать сотрудника, к тому же весьма высокооплачиваемого, не будет: с него либо потребуют по-настоящему значительных сведений либо как-то взыщут – в лучшем случае отставят. Поэтому Саломееву во что бы то ни стало требовалось сообщить плательщику нечто такое, что, во-первых, укрепит к нему доверие Гнездниковского, а во-вторых, позволит еще несколько месяцев, не особенно утруждаясь, получать от охранки щедрое вознаграждение. И вот что Саломеев придумал.