Безумие толпы - Луиза Пенни

моим отцом. Зачем? Это не имеет никакого отношения к смерти Дебби. Как эти случаи могут быть связаны?

– Когда люди лгут, нам важно знать, почему они это делают.

– Важно? Какое это может иметь значение?

– Я вам скажу, что думает старший инспектор, – сказала Лакост. – Он считает, что вашу сестру убила Дебби, а вы, разбирая вещи отца, наткнулись на свидетельство этого и отомстили ей.

Эбигейл ожгла ее взглядом:

– Вы думаете, Марию убила Дебби? А потом я сорок лет спустя убила ее за это? Но это же безумие. Зачем Дебби убивать Марию? А если она это сделала, то зачем моему отцу признаваться в том, чего он не совершал? И какое могло обнаружиться свидетельство среди его вещей? Нет, это лишено всякого смысла.

Проблема Изабель состояла в том, что и для нее такая версия не имела смысла. Она не знала ответов, а потому просто сидела молча с глубокомысленным видом.

Эбигейл прищурилась:

– Вы тоже в это не верите, верно? Вы сказали, что это версия старшего инспектора, а не ваша. – Профессор Робинсон подалась вперед. – Что, по-вашему, случилось с Дебби?

* * *

– Мы с Жан-Полем терпели, Арман, пока ваши люди переворачивали все вверх дном у нас в доме, – сказала Колетт. – Вы не считаете нужным теперь объясниться?

– Может быть, нам лучше поговорить наедине. – Арман посмотрел на Жан-Поля, который выкладывал салфетки ровными рядами на кофейном столике.

Колетт помедлила, потом сказала мужу:

– Знаешь, было бы здорово, если бы ты все же сумел закончить этот пазл. Так мы смогли бы получить полную картину.

Она проводила его к столу, усадила, прошептала что-то на ухо, потом выпрямилась.

– Перейдем в соседнюю комнату. Он некоторое время будет занят.

Они вошли в гостиную, и Гамаш предложил ей сесть, но она отказалась, предпочла стоять лицом к нему. Уставившись на него. В ожидании.

– Мотив убить Эбигейл был у многих людей, – сказал он. – И одна из версий построена на том, что убийца принял Дебби Шнайдер за Эбигейл.

– Да, я знаю.

– Итак, если намеченной жертвой была Эбигейл, то у кого были мотив и возможность?

Он смотрел на нее, и она начала улыбаться.

– У меня?

– Вы пригласили ее в Квебек, организовали лекцию, приютили у себя дома, а потом отвезли на вечеринку. Без вас не случилось бы и убийства.

– Опуская вопрос о том, зачем мне могло это понадобиться, хочу спросить: вы ни о чем не забываете? Я единственная, кто знал наверняка, что в лесу лежит не Эбигейл. И что вы надеетесь найти здесь, устраивая этот обыск?

Она обвела рукой комнату, в которой агенты Sûreté продолжали свою работу.

– Свидетельство.

– Свидетельство чего? Того, что я в припадке безумия приняла Дебби за Эбби и убила ее? Бог с ним, с обыском. Но у меня не было никаких оснований желать кому-либо из них двоих смерти. И уж конечно, не Дебби Шнайдер. Я ее едва знала. И определенно слишком мало, чтобы возненавидеть до такой степени.

– Нет, не думаю, что мотивом была ненависть. Я считаю, что скорее уж любовь.

– Теперь я вас вообще не понимаю.

Арман показал на книгу:

– Пол Робинсон просил вас приглядеть за его дочерью. Он был исполнен вечной благодарности по отношению к вам. Убить ее вы не могли, но должны были остановить кампанию Эбигейл по принудительной эвтаназии. Плохо было уже и то, что она получает такую широкую поддержку, но на вечеринке вы внезапно поняли, что у вашей гостьи есть способ заткнуть рот Винсенту Жильберу.

– Он работал с Юэном Камероном, – вмешался Бовуар. – Об этом никто не знал, кроме вас. Однако позднее профессор Робинсон тоже выведала про это.

– Значит, я убила Дебби, чтобы защитить Винсента Жильбера? А это-то как можно пришить к делу?

– Вы умеете решать проблемы, мыслить рационально, – сказал Гамаш. – Вы, возможно, поняли: Эбигейл собирается предъявить Жильберу обвинение, что она практически и сделала на вечеринке. А следовательно, у нее должно быть и какое-то доказательство. И это доказательство находится у Дебби, она ведь все бумаги носила при себе.

– Ага, теперь понимаю. Я ударила ее по голове, украла бумаги и сожгла. Это ваша версия? – (Гамаш в подтверждение развел руками.) – Вы, Арман, сделали несколько так называемых логических скачков. Будь вы моим студентом, экзамен вы бы не сдали. Самое грубое допущение заключается в том, что моя любовь к Винсенту Жильберу настолько сильна, что я готова на убийство ради защиты его эго.

– Не ради защиты его эго, а ради защиты его самого от его эго. Вы боялись, что Жильбер поддастся на шантаж. Поддержит то, что продвигает Эбигейл.

– Политики уже карабкаются на борт, – сказал Бовуар. – Все больше людей говорят о поддержке ее идей.

– Если бы выдающийся ученый, известный гуманист одобрил предложения профессора Робинсон, то он мог бы стать сотой обезьяной.

– Кем-кем?

– Не исключено, что именно его поддержка привела бы к переломному моменту в пользу идей Робинсон. Вы не могли допустить этого. Вы готовы на все, чтобы защитить того, кого любите.

– Винсента Жильбера? – Она рассмеялась.

– Non. Не Жильбера. Вы знали: если Эбигейл добьется своего, Жан-Поль встанет в очередь на убийство из милосердия.

Колетт выпрямилась. Вздернула подбородок. Но ничего не сказала.

– Настоящий мотив, последний толчок вам дала необходимость защитить его, – сказал Арман. – И этот мотив – любовь.

Глава сорок вторая

– Значит, Эбигейл призналась в том, что знает про отцовское письмо, – сказал Бовуар.

Они снова спустились в подвал обержа. Здесь они были отрезаны от остального мира. В этом ограниченном пространстве все важные разговоры крутились вокруг подозрений и подозреваемых. И если рассматривать расследование как театральную постановку, то сегодня на сцене было довольно многолюдно.

– Она сделала это без особой радости, но, когда я показала ей то, что ты прислал, ей трудно было отпираться, – ответила Изабель.

– По крайней мере, теперь мы знаем, что случилось с Марией, – произнес Бовуар. – И этот мотив в расследовании убийства Дебби Шнайдер теперь исключается.

– Точно ли знаем? – с сомнением проговорила Изабель.

Арман и Жан Ги повернулись к ней.

– Ну хорошо. – Жан Ги подтолкнул к Изабель по столешнице письмо Пола Робинсона в полиэтиленовом пакете. – В этой предсмертной записке есть одна зацепка.

– Но является ли записка признанием?

Теперь Бовуар рассмеялся, потом подозрительно взглянул на нее:

– Конечно является.

– А ты что думаешь, Изабель? – спросил Гамаш.

– Что-то в этом письме меня зацепило. – Она подтянула пакет к себе.

Гамаш обогнул стол, остановился рядом с Изабель, Бовуар подошел к ней с другой стороны.

– Почему Пол Робинсон не