Собрание сочинений в десяти томах. Том 5 - Юзеф Игнаций Крашевский

гостей почти никто не уехал, и теснота была такая же, как и накануне. Полковница, окруженная этой толпой, едва успела издали кивнуть ему головой.

Вся разница была только в том, что сегодня меньше стреляли из пушек и ружей, и общество за столом, утомленное вчерашним днем, вело себя спокойнее и сдержаннее…

Более знакомых гостей усадили в огромные лодки, покрытые ярко-красной материей, и повели катать по прудам; тут же на маленьких катерах ехали музыканты. Так как погоды была чудесная, то остальные гости пошли бродить вдоль берега, где были разбиты палатки со всевозможными напитками. Паклевский как раз в этот день испытывал страшную жажду и пил все, что попадалось под руку, кроме прохладительных, миндальных и фруктовых вод, предназначенных для слабого пола. А так как он повстречался со своим давним приятелем и чудесным человеком, ротмистром Германовским, с которым он в дружеской беседе провел время до самого вечера, разгуливая по берегу и попивая понемногу, то к вечеру Паклевский почувствовал себя совершенно бодрым и здоровым и с удовольствием дождался ужина.

Но, однако, и в этот день, он рано ушел к себе, потому что на другой день праздновались именины гетманши, для которых тоже надо было набраться сил. Это торжество справлялось обедом в Хороще, для чего поручику надо было проехать верхом добрых две мили. А присутствовать ему было необходимо, во-первых, ради того, чтобы быть там, где гетман, а во-вторых, ради фейерверка, иллюминации и других великолепий, которыми ему хотелось полюбоваться.

На этот день небольшой дворец в Хороще не вместил всех гостей, и для них были разбиты палатки в саду, и там поставлены столы.

Приехав сюда и отправляясь на прогулку перед обедом, Паклевский невольно вспомнил о том, что Борок совсем близко отсюда, а племянник его ничего не увидит, потому что мать, наверное, не позволит ему выходить из дома. Ему стало жаль юношу и захотелось доехать верхом до Борка, тайком увезти племянника, но страх перед невесткой удержал его. Он принялся в душе ругать женщин и бабье воспитание. Между тем, прием гостей все продолжался; правда, про гетманшу тоже шли слухи, что она выдает врагам гетмана его тайны, но, однако, если сам Браницкий оказывал ей уважение, то и другие должны были почитать ее, к чему располагала и великолепная внешность этой знатной дамы. Ей приписывали большой ум, унаследованный от той же familia, к которой она принадлежала, а доказательством этого служило то, что она с таким достоинством умела держать себя в своем опасном положении, не разрывая со своими и сохраняя вполне приличные отношения с мужем.

В этот день на пирамидах из леденца, расставленных на всех столах, красовались рядом с гербами Браницких гербы Понятовских, и первый тост, при грохоте пушек, был провозглашен за здоровье пани Краковской! Некоторые становились при этом на колени, говорили речи, декламировали стихотворения Дружбацкой и Матусевича; поручик усиленно заливал тоску венгерским вином. Однако, зная, что к вечеру готовилось особенно интересное зрелище, потому что весь сад, оба берега пруда и деревья были убраны цветными фонариками, которые должны были зажечься с наступлением темноты, а, кроме того, специально для этого выписанный из Варшавы мастер подготовлял великолепный фейерверк. Паклевский никак не мог расстаться с мыслью представить племяннику эти огненные доказательства могущества гетмана. Во время обеда, продолжавшегося до самого вечера, он раздумывал над тем, не съездить ли ему в Борок и не захватить ли Теодора.

О том, чтобы получить на это согласие матери юноши, он и не рассчитывал, зная ее упрямство; ему казалось, что все это можно устроить потихоньку от нее и доставить юноше удовольствие, а в то же время ослепить его блеском гетманского могущества и показать воочию, чью милость они отвергли.

Борок был так близко от Хорощи, что там, наверное, слышны были обеденные тосты.

Встав из-за стола, Паклевский почувствовал себя гораздо более смелым и решительным, чем до обеда. Прежде всего он хотел посмотреть, что сталось с его конем и денщиком.

Паклевский с трудом нашел своего Мартина среди бричек, колясок, коней и слуг, которых угощали больше пивом и водкой, которых было вволю, чем съестным; кроме обыкновенного хлеба, соленых огурцов и колбасы для людей не было ничего приготовлено. Поручик нашел своего Мартина в таком разнеженном состоянии, что тот при виде своего пана так принялся ударять себя в грудь и уверять его в своей любви и в том, что за него он готов идти в огонь и в воду!

Это было для поручика лучшим доказательством, что Мартин был сильно навеселе. Напоенный и накормленный конь стоял тут же наготове. Поручика прельщала мысль о поездке в Борок по холодку, после сытного обеда. Приказав Мартину, который не переставал повторять, что готов идти за него в огонь и в воду, остаться и ждать, Паклевский подтянул подпругу, сел верхом и, посвистывая, поскакал в Борок.

Отличное венгерское освежающим образом подействовало на его голову, и на сердце у него стало весело.

– Если увижу мальчика одного – заберу его с собой, если наткнусь на невестку, ну, что же – она ведь меня не съест! Скажу ей, что приехал навестить ее.

За лесом был уж виден и Борок.

Там, действительно, слышна была канонада в Хороще и произвела такое неприятное впечатление на егермейстершу, что она заперлась в своей спальне, велела закрыть ставни и осталась наедине со своим горем. Теодор, уже собравшийся ехать, чувствовал себя расстроенным и печальным.

Прежде всего его беспокоило здоровье матери, потом тревожила неуверенность в будущем, огорчала смерть отца и, может быть, запрещение матери иметь какие-либо отношения к гетману, с помощью которого так легко было получить всякие льготы и протекцию.

Дворовые люди рассказали Теодору о большим приготовлениях в Хороще и возбудили в нем любопытство; а старый эконом уверял его, что стоит только выйти за лес, и оттуда будет виден фейерверк и иллюминация.

Теодор, выслушав его, оделся хотя и очень скромно, но к лицу, так что и в этом наряде казался элегантным, и медленно направился пешком к лесу, как вдруг на дороге перед ним вырос на коне поручик Паклевский.

– Да, ведь, это же просто чудо! – крикнул Паклевский. – Смотрите, пожалуйста, я – к вам за тобой, а ты, как будто предчувствуя это – вышел мне навстречу. Ах, ты молодчинище!

– Как это, за мной? – спросил Тодя.

– Ну, да, за тобой, – сказал поручик, – дай слово, если это еще не называется любить свою кровь, то пусть я буду пес. Я бросил всякие марципаны и токайское