История Византийской Империи. Том 3 - Федор Успенский

Трудно найти лучших подтверждений, что в хрисовулах мы имеем первостепенный памятник для определения церковной, а следовательно, и политической границы Болгарии в период установления мирных отношений с империей при царе Петре. Отсюда понятна их историческая важность и глубокий интерес, возбуждаемый ими в научной литературе. Оказалось, что более тщательное изучение хрисовулов позволило открыть в них драгоценные данные как для этнографии Балканского полуострова, так и для старославянского языка.

«Очевидно, — говорит Новакович (9), — перед составителем был список епархий на старославянском языке. Еще важней, что канцелярия Охридской архиепископии издала греческую копию, составленную на основании старославянского оригинала, хранившегося в архивах архиепископии. В начале XI в. по македонским церквам еще сохранялся в целости старославянский язык с его отличительными чертами немых, носовых и смешанных гласных, что можно видеть в самой греческой транскрипции.

Список имен городов и жуп, вошедших в хрисовулы, составляет основу для славянской топографии от X–XI вв. Это было время, когда славянская колонизация полуострова могла считаться законченной, а следовательно, и географическая номенклатура установившимся фактом. На основании географических имен можно делать заключения о путях сообщения и о большей или меньшей населенности».

Нельзя сказать, чтобы изучение топографических данных, заключающихся в хрисовулах, могло считаться законченным, тем более что филологические толкования особенностей языка могут встретить споры [126]. Но и в смысле приурочения географической номенклатуры можно извлекать из хрисовулов в пользу Болгарской Церкви весьма важные данные. Легко понять, что в историческом отношении гораздо важней юго-западная и северо-западная границы подчиненной Охридской патриархии территории, чем северная или восточная. Здесь болгарская церковная власть должна была отмежеваться от Константинопольской патриархии, равно как славянский этнографический элемент от греческого, и, следовательно, в официальном акте империи здесь должна была наблюдаться особенная точность. И тем не менее сообщаемые в хрисовулах местные имена дают бесспорные основания к заключению, что церковная область Болгарского патриархата сильно вдавалась в греческую Македонию, Фессалию и Эпир. Весьма интересно в этом отношении определение границ некоторых епархий. Такова Костурская епархия с кафедрой в Корче и с городами Деволь, Колония и Мория, в особенности Главиницкая, находившаяся с кафедральным городом Главиница на берегу Адриатического моря, близ Янины, и неподалеку от города Канина. Это главная полоса, где архиепископия доходила до Адриатического моря. Юго-восточный угол этой площади, организованный как епархия Сербица, вдавался в греческую Фессалию и составлял здесь границу болгарских владений и архиепископии. Еще любопытней появление в хрисовуле географических имен Черника, Химара и Стага с именами соответствующих епархий. Это ведет в окрестности Эльбассана и Аргирокастро, где была епископия Дриинопольская, составлявшая крайний предел распространения Болгарского царства и Охридской архиепископии. Можно пожалеть, что не добыто таких же точных данных для определения границ Болгарии на северо-западе, где известно лишь в общих чертах, что граница шла по Дрину до Савы.

Насколько позволяют судить приведенные данные, заключенный в 927 г. мир давал Болгарии значительные преимущества, установив политическую границу Болгарского царства и автокефальность архиепископии. Нет сомнения, что весь церковный строй был сколком с византийского. Церкви пожалованы были большие земельные угодья с населяющими их зависимыми крестьянами, и по образцу византийского строя и соответственно каноническим правилам Болгарская Церковь получила административные и судебные привилегии. Но самым важным преимуществом нового порядка вещей, который, казалось бы, должен был иметь влияние и на внутреннее объединение всей территории, населенной различными и разноплеменными народами (кроме сербов и болгар албанцы, влахи, греки и др.), был общий церковнославянский язык, наследие просветительной миссии славянских проповедников Кирилла и Мефодия. Следует видеть большое несчастие для истории южных славян в том, что обстоятельства времени не позволили окрепнуть началам, на каких было основано царство Петра Симеоновича. Именно с этой точки зрения весьма важно войти в рассмотрение внутренних отношений небольшого периода Болгарского царства до разделения его на две половины, хотя бы эта задача несколько больше задержала нас на северной окраине, чем это желательно. Прежде всего имеются известия о внутренних движениях против царя Петра, которые свидетельствуют, что поводов к недовольству было достаточно как в центре, так и на окраинах обширного царства. Уже при самом вступлении его на престол партия бояр, возвысившаяся при Симеоне, составила заговор, имевший целью политическим переворот в пользу младшего брата Петра, царевича Иоанна. Но заговор был своевременно открыт и потушен с обычною в таких случаях жестокостью, а царевич Иоанн наказан был ссылкой в Константинополь, где, однако, его не заключили в монастырь, как то предполагалось, а, напротив, наградили саном патрикия и наделили почестями и богатствами.

Вскоре обнаружилось новое восстание, имевшее целью также политический переворот в пользу старшего царевича Михаила, который уже ранее был пострижен в монахи. На этот раз предполагалось образование самостоятельного княжения в западных областях царства, но за смертию Михаила повстанцы должны были искать спасения в пределах империи, где и поселились в Северном Эпире у Артского залива. Наконец, в последние годы правления Петра последовало новое восстание, имевшее уже кроме династического и территориально-политический характер. Хотя об этом последнем движении, поднятом в западных пределах царства знаменитыми колштопулами, не сохранилось точных известий, но так как оно сопровождалось разделением Болгарского царства на восточную и западную половины и появлением новой династии Шишманичей, то в нем следует видеть один из существенных моментов разложения Болгарского царства и объяснение его нужно искать в географических и этнографических условиях образования Симеоновой державы. Комит Шишман и четыре его сына с библейскими именами Давида, Моисея, Аарона и Самуила, основавшие независимое княжение в области Охридского и Преспанского озер, являются представителями особой политической и этнографической группы в обширном царстве и сосредоточивают около себя те народные элементы, которые не успели слиться с болгарами и которые в течение всего средневековья стремились к особности и автономности. Ни минуты нельзя колебаться относительно того, как назвать эти элементы: Шишманы опираются на албанские и сербские элементы, как впоследствии основатели второго Болгарского царства, Асени, черпали силы в румынских валахах. Вопрос, который мы здесь затронули, не касается лишь X века, а всей истории Балканского полуострова в средние века и в новое время. Попытки образования больших политических союзов на полуострове всегда оканчивались неудачно: ни болгарские, ни сербские цари не в состоянии были сломить партикуляризма и национальных особенностей и организовать такое политическое тело, которое бы выдержало напор враждебных сил. Роковые условия образования племенных и народных групп и происхождения государственности на Балканском полуострове, несомненно, лежат в разнообразных влияниях византинизма и в близком соседстве с империей, которая всячески препятствовала образованию национальных и политических союзов между славянами, и, наконец, в национальном характере славянской расы. Но никак нельзя согласиться с заключениями, свидетельствующими о безграничном пессимизме и крайней безнадежности высокоуважаемого сербского академика покойного С. Новаковича, который советует совсем вычеркнуть из истории средние века и начать строить жизнь на основании тех данных, какие постепенно выработались к нынешнему времени, «предоставив истории считаться с нелепым прошлым» (10). Кратко намеченные выше политические движения в Болгарском царстве до некоторой степени выясняют причины непрочности политической организации в первом Болгарском царстве. Можно присоединить сюда другое обстоятельство, не менее первого содействовавшее расчленению наскоро созданной организации. В церковном отношении территория была разделена приблизительно на 40 епархий; нужно думать, что такое же число гражданских управлений составляло совокупность административного устройства Болгарии. Достаточно ли было в начале X в. грамотных духовных лиц, чтобы заместить ими не говорим уже места приходских священников, но даже епископские кафедры; вообще оказалось ли духовенство на высоте своего положения, чтобы руководить недавно обращенным народом, и было ли оно национально-славянское или состояло больше из греков?