Тайна священного колодца - Василий Михайлович Чичков

вступила в Гавану и 2 января 1959 года заняла военную крепость столицы Ла Кабанья. Гарнизон ее сдался без единого выстрела.

В этой военной крепости я и встретился с Че Геварой.

Туда меня везли два повстанца-бородача на военном «джипе». Машина остановилась у ворот. Проверив документы, караульный козырнул, и машина въехала на территорию крепости. За мощной крепостной стеной стояли в ряд старинные пушки, здания казарм с узкими, как бойницы, окнами и небольшие дома-особнячки, в которых жили офицеры.

На возвышении, отдельно от других домов, находился небольшой одноэтажный домик за железной оградой. Около него и остановился наш «джип». Раньше в этом доме жил командующий гарнизоном, сейчас поселился Гевара, который после победы революции был назначен командующим военным гарнизоном столицы.

На ступеньках дома, облокотившись на автоматы, сидели бородачи, являя довольно красочную картину. Они тянули длинные сигары, пуская кольцами дым. Повстанцы были буквально обвешаны оружием. У одного кроме автомата висели на поясе два пистолета с золочеными рукоятками и еще большой красивый кинжал.

За дверями начинался длинный, плохо освещенный коридор. На стульях, расставленных вдоль стен, сидели какие-то люди. Священник в длинной черной одежде с белым крахмальным воротничком, уставившись в какую-то точку на противоположной стене, нервно перебирал четки.

Круглый как шар толстячок, постоянно отирая пот со лба, негромко хихикал, разглядывая картинки в иллюстрированном сатирическом журнале.

Меня провели в маленький кабинет помощника Че Гевары Нуньеса Хименеса. Молодой человек в зеленой форме повстанца вышел из-за стола и приветливо протянул мне руку. Затем усадил в кресло. Нам принесли по стакану сока.

— У Че начался приступ астмы. Вам придется подождать, — сказал Хименес. — Сейчас ему сделают укол.

Мы некоторое время сидели молча, пили сок. Я заметил на стакане чей-то портрет.

— Это бывший командующий местного гарнизона, — сказал Нуньес Хименес. — Рисовали его портреты на стаканах, очевидно, для поднятия авторитета. Крепость завалена такими стаканами. Мы били их, били, до сих пор перебить все не можем.

В облике Хименеса, несмотря на его военную одежду, проглядывалось что-то сугубо гражданское. Хименес — географ. Несколько лет назад он защитил докторскую диссертацию и выпустил в свет книгу, в которой наряду с вопросами географии затрагивались социальные аспекты жизни кубинского народа. Диктатору Батисте не по вкусу пришлась эта книга. Он приказал изъять ее и сжечь, а Хименеса арестовать. Но Хименес ушел к партизанам и вернулся в Гавану с победой. Теперь он мечтает снова издать свою книгу.

В кабинет без стука вошел один из повстанцев и пригласил меня к Геваре.

В комнате, где находился Че Гевара, вдоль стен стояли две железные кровати. Рядом приткнулся комод, старинное зеркало. На комоде разбросаны сигары, служебные бумаги, изрядно помятый галстук.

В одном углу комнаты, на полу, валялась картина: на голубом небе, среди белых шапок облаков, парят, раскинув крылья, улыбающиеся ангелы. На гвозде, вбитом в стену, где раньше, должно быть, висела эта самая картина, сейчас повешены автомат, пояс с пистолетом, полевая сумка.

Гевара лежал на кровати. На нем была белая майка без рукавов и зеленые солдатские штаны. Когда я вошел, он привстал и протянул мне руку, а затем сел на кровать, опустив босые ноги.

У Че были большие темные глаза. Длинные волосы спадали до плеч.

Может быть, потому, что у него только что был приступ астмы, он говорил негромко и неторопливо, иногда делая долгие паузы между фразами.

— Кубинская революция началась с выступлений студентов. — Гевара сказал «кубинская революция». Может быть, он не хотел подчеркнуть словом «кубинская» то, что сам аргентинец. Но я почему-то подумал именно об этом и снова в который раз вдруг мысленно окинул взглядом его долгий и трудный путь по дорогам Латинской Америки, пройденный им до дня победы. — Когда мы провозгласили аграрную реформу, — продолжал Гевара, — и стали делить земли латифундистов[55], мы завоевали еще большую симпатию и поддержку крестьян. Я думаю, что процентов шестьдесят всех повстанцев были крестьяне.

Гевара сделал долгую паузу и посмотрел вниз. То ли на пол, то ли на свои босые ноги.

— А рабочий класс? — спросил я. — Его участие в революции?

— Рабочих в наших отрядах было не так много, — ответил Гевара. — Может, процентов десять. Они требовали ликвидации безработицы, улучшения условий труда, демократизации профсоюзов. Чтобы лидеры были выборными. При Батисте этих лидеров назначало правительство. Мы, конечно, проведем такие выборы.

Неожиданно Гевара улыбнулся. Улыбка преобразила его лицо. У уголков глаз разбежались веселые морщинки, и куда девалась поэтическая задумчивость. Взгляд стал дерзким.

— Конечно, врагам революции хотелось бы задушить нас, как они это сделали в Гватемале. Но у них это не выйдет.

Лицо его менялось удивительно, когда он начал говорить о будущем Кубы. Во взгляде была твердость и вера в то, что Куба не согнет спину перед могучим северным соседом — Соединенными Штатами.

Гевара замолчал и опять опустил глаза. И снова у него вид был задумчивый и грустный.

— Можно вас сфотографирую? — спросил я.

— Неохота одеваться.

— На память о встрече… — не отставал я.

Гевара, не вставая с кровати, натянул гимнастерку, надел фуражку.

— Обуваться не буду, — сказал он. — Ты меня сними по пояс.

Я щелкнул один раз. Этот снимок потом был опубликован в журнале «Огонек» и книге И. Лаврецкого «Эрнесто Че Гевара». И когда я теперь смотрю на эту фотографию, где снят Че, невольно улыбаюсь, представляя его босым.

В те дни, памятные дни января тысяча девятьсот пятьдесят девятого года, кубинская революция успешно завершилась. И казалось, в жизни Гевары наконец-то наступил покой. Он получил высокий пост командующего военным гарнизоном столицы. Вскоре отпраздновал свою свадьбу.

Но, очевидно, Гевара принадлежал к той породе людей, которые видят смысл жизни в борьбе.

И хотя Гевара занимал высокие правительственные посты на Кубе, был министром, он всегда обращал свой взор к тем странам Латинской Америки, где свобода была порабощена. Он написал книгу «Партизанская война», в которой открывал тайны этой войны для своих угнетенных братьев в Латинской Америке.

Вскоре после этого Гевара добровольно оставил свой министерский пост и отправился в Боливию бороться за освобождение этого народа. Это была трудная и изнурительная борьба. Каждый день Гевара был на грани жизни и смерти. Его предавали, он опухал от голода, против него были брошены отборные войска под руководством опытных генералов. И когда его схватили, то расстреляли тут же в упор из автоматов.

После гибели Гевары были вскрыты письма, оставленные Фиделю Кастро, родителям, жене, детям…

«Сейчас требуется моя скромная помощь в других странах земного шара, — писал Гевара Фиделю Кастро. — Я могу сделать то,