Вкус убийства - Анна Малышева

Она лежала на полу. Под голову ей кто-то подсунул подушку. Туфли с нее сняли, платье на груди расстегнули. В груди затаилась боль, но теперь она, по крайней мере, дышала. Осторожно, но все-таки дышала, И воздуху ей хватало.

– Уведи Люду, – сказала она, как только смогла шевельнуть голубыми от боли губами. – Она испугается… Уведи ее.

– Наташка, я «скорую» вызвала, – серьезно сказала соседка. – Ты допрыгалась.

– Не надо, – прошелестела Наталья. – Я никуда не поеду.

– Так тебя и спросили! У тебя, наверное, инфаркт. – Надежда силой сунула ей под язык валидол. – Сейчас приедут и разберутся.

– Отмени вызов. – Наталья сделала попытку сесть, но у нее ничего не вышло. Со стороны даже не было заметно, что она сделала какое-то усилие.

Убедившись, что тело ей еще не повинуется, Наталья упрямо повторила:

– Я никуда не поеду. Как тут Генка останется один?

– Ничего с твоим сокровищем не будет, – фыркнула соседка. – Не маленький.

– Вот именно… – эхом отозвалась Наталья. – В том-то и дело…

Глава 19

Кому-то этот день показался коротким. А кому то очень длинным. Быть может, самым длинным в жизни.

В третьем часу дня расследование дела Гурзо приняло новое направление. Были получены качественные отпечатки фотографий Натальи Пашковой и ее сына, Геннадия Фахрутдинова. Их предъявляли всем жильцам дома, где были убиты брат и сестра Гурзо.

Наталью не опознал никто. Зато мальчик из третьего подъезда, видевший, как не могли разъехаться два грузовика, опознал Геннадия.

– Это он был за рулем, – уверенно сказал мальчик. – А женщину я плохо разглядел.

Мать мальчика все это время маячила у него за спиной. Она была очень напугана и, когда сын закончил давать показания, попросила, чтобы ему не устраивали очную ставку с бандитами.

– Мы живем вдвоем, двор освещается плохо, – почти виновато сказала она. – Если что-то случится, нас никто не защитит.

Ей обещали сделать все возможное, чтобы засекретить ее сына – важного свидетеля. Но это ее, похоже, не успокоило. После того как Виталий ушел, она битый час пилила мальчика, говоря, что молчание – золото и нечего соваться в чужие дела.

Фотографию Фахрутдинова показывали и продавщицам, работавшим в обменном пункте, где был предъявлен паспорт покойного Станислава Бурханова. С уверенностью его не опознал никто. Лучше всего девушкам запомнилась Ксения.

– Она так шумела, вот мы ее и запомнили, – сказала одна из продавщиц. – А вот он, наверное, вел себя тихо, ничем не выделялся.

Кассирша из обменного пункта в тот день не работала. Пункт был закрыт по техническим причинам.

Узнали ее адрес и приехали к ней домой. Она только плечами пожала:

– Вы говорите, это было три недели назад?! Не могу же я помнить всех клиентов!

На вопрос, не видела ли она вообще когда-нибудь этого человека, женщина тоже с уверенностью не ответила.

– В любом случае у него должен быть паспорт Бурханова, – сказал Макаров Виталию. – И наверное, с переклеенной фотографией. Они совсем не похожи, даже цвет волос разный.

Фотографии Геннадия и Натальи показывали также в доме, где жила Бурханова Татьяна. Задавали вопросы: не видел ли кто этих людей вчера вечером – между девятью часами и половиной одиннадцатого?

Или когда-либо раньше? Результаты были нулевые.

Дом большой, двор проходной, рядом – рынок, народу ходит много. Никто из жильцов Геннадия и Наталью не опознал.

– Пока что можно доказать только их причастность к убийству Гурзо, да и то с трудом, – заметил Макаров, когда получил результаты опросов (это было уже поздним вечером). – Надо обязательно допросить старшего Бурханова, Вячеслава.

– Он запуган и не расколется, – ответил измученный Виталий, который никаких особенных результатов от опроса свидетелей не ждал, но все-таки рассчитывал на большее. – Эта банда запугала парня, а у него двое детей. Он может что-то сказать, только если сообщить, что Геннадий арестован.

– Ордер на арест Фахрутдинова можно получить, – заметил Макаров. – Но ведь он действовал не один. Ты сам видел его сообщника. Если брать, то брать всех. И мамашу обязательно.

Следственная группа направилась по адресу, который указал Тимошин. Но квартира, которую снимал с семьей Вячеслав Бурханов, оказалась пустой.

Виталий долго звонил в дверь, стучал, прислушивался, посылал посмотреть, нет ли света в окнах. Опросили соседей. Только одна из соседок смогла дать хоть какую-то информацию. Пожилая женщина была сильно напугана и, похоже, не очень верила, что перед ней находятся представители закона. Особенно подозрительно она посматривала на Виталия.

– А они уехали, – сухо сказала женщина.

– Куда?

Женщина с сомнением взглянула на него и еще раз попросила его документы. Прочитав все до буковки, она вздохнула:

– Да по разным местам разъехались. Лариса с детьми к родителям, а он не знаю куда.

– Когда они уехали? Давно?

– Сегодня утром. Лариса ко мне прибежала и дала ключи от квартиры. Сказала, что срочно уезжают. На ней просто лица не было.

Ключей соседка отдавать не пожелала – она все-таки отвечает за квартиру.

– Мы осмотрим все в вашем присутствии, – пообещал Виталий. – Ничего не пропадет.

Квартира хранила следы поспешного бегства.

О запланированном переезде не могло быть и речи.

Уходя отсюда, Бурхановы бросили все: постельное белье, одежду в шкафах, детские игрушки, продукты в холодильнике, зубные щетки в стакане. Щеток было четыре. Две маленькие, детские.

– Они не сказали, надолго ли уезжают? – Виталий остановился посреди разоренной комнаты. Нечаянно наступил на ночную рубашку Ларисы, наклонился, поднял ее и бросил на постель.

– Ничего не сказали… – Соседка тоже была потрясена открывшейся перед ней картиной. – Наверное, они вернутся. Ведь все побросали.

Вячеслава Бурханова нашли только поздним вечером, у его родителей. Как только раздался звонок в дверь, он заперся в ванной и долго не желал выходить. Ольга Григорьевна и Петр Михайлович уже видели Виталия и поэтому беспрекословно впустили его в дом. Теперь они держались тише воды, ниже травы. Но сын никак не желал показываться.

– Он моется, – сказала женщина, даже теперь пытаясь выгородить сына.

Но в ванной было тихо, воду там никто не открывал. Виталий прижался ухом к дверной щели и Несколько раз постучал:

– Чего ты боишься? Хотя бы покажись, и мы уйдем.

– Со мной все в порядке, – раздался глухой голос. – Оставьте меня в покое.

Но в покое его не оставили. Он сдался только тогда, когда Петр Михайлович принес долото, молоток и вызвался взломать дверь.