De Personae / О Личностях Сборник научных трудов Том II - Андрей Ильич Фурсов

После окончания Второй мировой войны я начал собирать все доступные материалы, годящиеся для рассказа об истории «Фокуса». <…> Через какое — то время я обратился к моим бывшим коллегам по «Фокусу», чтобы узнать их мнение насчёт возможной публикации рукописи. Все они согласились с целесообразностью моего начинания… Все, кроме г-на Черчилля. Он эту идею не поддержал, и я из чувства глубокого уважения к нему пошёл навстречу его пожеланиям. Хотя мои бывшие коллеги и не понимали, чем объясняется сопротивление г-на Черчилля. <… > Леди Вайолет Бонэм Картер высказала предположение, что я обратился к нему в момент, когда он ещё занимал высокий государственный пост, и из — за этого он и не одобрил идею. Я дождался, когда г-н Черчилль ушёл в отставку с поста премьер — министра, и написал ему письмо, повторив в нём моё пожелание. Но ни это, ни последующие мои обращения никак на его отношение к моему предприятию не повлияли. В конце концов он написал мне, что предпочёл бы публикацию только после его смерти, хотя и не настаивает на этом. После долгих размышлений я посчитал, что ждать мне не следует…[643]

Чем объясняется сопротивление Черчилля, сегодня сказать наверняка трудно. Да, он, действительно, получал от активистов «Фокуса» немалые «незадекларированные» денежные средства. Да, «Фокус» и по своему составу, и по своей идеологии был в очень значительной степени еврейской организацией, а тогдашняя пропагандистская линия некоторых еврейских неправительственных объединений рассматривалась определённой влиятельной частью правящих кругов Великобритании как направленная на втягивание западных держав в войну с Германией ради защиты их единоверцев. Да, в «Фокусе» активно работали представители тогдашних левых политических сил, и у него даже были прямые связи и какие — то контакты с пропагандистским аппаратом Коминтерна, который по своему национальному составу тоже был в немалой степени еврейским образованием. Да, Черчилля, скорее всего, именно из — за этого посвящённые представители правящих кругов обвинят перед войной в том, что он выступает в интересах еврейских кругов и финансовых групп. Но вряд ли этого достаточно для того, чтобы и через двадцать лет Черчилль не желал предавать гласности этот важнейший эпизод в своей предвоенной биографии; он ведь уже имел за плечами самое надёжное оправдание всему своему прошлому — и историческая правда, и победа в войне оказались вроде бы на его стороне.

Чтобы понять суть обвинений, которые оппоненты Черчилля выдвигали против него во второй половине предвоенного десятилетия, и причину, по которой он мог не желать возобновления той предвоенной дискуссии, нужно просто помнить, что в марте 1933 г. объявили войну Германии и бойкот её экспортным товарам не правительство или правительства одной или нескольких стран, а только — только созданные на тот момент общественные земляческие организации американских «немецких» иммигрантов (в США евреев — иммигрантов из Германии тогда ещё называли «немцами») и что именно эту кампанию, развёрнутую только что прибывшими в страну иммигрантами, но очевидно грозившую втянуть народ принявшей их страны и народы многих других европейских стран в очередную кровопролитнейшую войну, более чем активно пытались поддерживать по всей Европе такие организации, как «Фокус».

Очевидно, что ни один традиционный британский политик не согласился бы открыто ассоциироваться со столь взрывоопасным «проектом»[644]. И поэтому то, что Черчилль тем не менее с готовностью принял в нём участие тайком, говорит об очень многом и позволяет делать весьма далеко идущие предположения относительно того, какую в конечном итоге настоящую задачу он, не выдавая её сути обществу, в тот предвоенный период пытался решить[645].

Думая об этом и занимаясь поиском ответа, следует опять же учитывать, что «предвоенным» тот период справедливо считаем и полагаем в наших рассуждениях мы, задним числом; современники же «Фокуса» неизбежность грядущей войны ещё не воспринимали как данность и вполне правомерно полагали её предотвратимой. Причём к их числу относились и многие евреи — в первую очередь средний и зажиточный класс, граждане принявших их стран в нескольких поколениях, — поскольку реальные жестокости и физическое насилие в отношении евреев в Германии начались значительно позже; в середине же 1930‑х угнетение носило практически полностью экономический и политический характер и вполне могло восприниматься как реакция на объявленные международными еврейскими организациями глобальные «войну» и бойкот (объявленная «войта», возможно, имела некоторый опереточный оттенок; но зато бойкот был вполне реальный ив Гёрмании очень болезненно ощутимый: товарооборот между Германией и США за несколько предвоенных лет сократился даже не в разы, а на порядок).

Поэтому не должно вызывать удивления, что современники «Фокуса» в своём анализе происходившего вполне могли с достаточным для того основанием разделять действующих лиц и проводимую ими линию на тех, кто сознательно подталкивали к войне, и тех, кто пытались её предотвратить.

Только с учётом всего сказанного можно пытаться предположить, в каких именно целях мог Черчилль использовать «Фокус» и разоблачения чего он мог опасаться при более или менее тщательном изучении истории этой организации «независимыми экспертами».

О том, насколько действующие политики опасались предания гласности их связей с «Фокусом», говорит следующий факт. 1 сентября 1939 г., через несколько часов после начала Второй мировой войны (действия немецких войск против Польши, ознаменовавшие начало войны на Восточном фронте, начались в 4 часа утра этого дня), то есть ещё за 48 часов до того, как правительство Великобритании объявило войну Германии, Ойген Шпир — всё ещё являвшийся немецким гражданином — по собственной инициативе посетил Министерство внутренних дел и предложил свои услуги и любую возможную помощь. Ему в ответ предложили подать соответствующее письменное заявление, и он отправился домой писать этот документ. Однако он даже не успел его закончить: к нему явились сотрудники Скотленд — ярда и заявили, что им поручено задержать его как гражданина страны — военного противника[646] (повторю: до объявления войны ещё оставалось 48 часов). Далее цитирую Шпира:

Документы у меня не искали и не конфисковывали; против меня не было выдвинуто никакого обвинения. Меня поместили в лагерь для интернированных, куда помещали в первую очередь таких нацистов, как друг Гитлера Ханфстэнг. Я попросил разрешения связаться с моим адвокатом, но мне в этой просьбе было отказано. Таким образом я стал военнопленным № 2, хотя война и не была ещё даже начата.

Ни Черчилль, ни Ванситтарт, несмотря на все их предыдущие заверения, даже не попытались что — то предпринять, чтобы вызволить своего верного и даже, возможно, в последние 2–3 года незаменимого помощника. Так что из лагерей Шпир был освобождён и