Сиротка. Расплата за прошлое - Мари-Бернадетт Дюпюи

Это было чем-то вроде упрека, он понял это и тут же рассыпался в извинениях.

— Дорогая Эрмин, я не собирался докучать вам до такой степени. Но я являюсь одним из ваших преданнейших поклонников и хочу, чтобы о вас узнал весь мир. Известная певица может выступать в разных странах, для нее открываются двери самых больших оперных залов. Вы уже добились славы в Канаде, самое время двигаться дальше, а не довольствоваться скромной карьерой.

«А разве мне это нужно?» — подумала Эрмин про себя, не осмеливаясь ему противоречить.

— Сейчас у меня несколько другой настрой, чем был прошлым летом, — пояснила она, усаживаясь в такси. — Я еще не до конца разобралась в этой истории, но, как я вам уже рассказывала по телефону, я не поехала в Голливуд. Похоже, роль отдали более опытной актрисе. Поэтому все эти месяцы я провела с семьей, наслаждаясь простым человеческим счастьем. Я готовила, вязала, читала. Помните, как я разожгла костер прямо возле железнодорожных путей? Вас это позабавило. Так вот — сегодня я более близка к той Эрмин, чем к певице, жаждущей славы.

— Но вы хотя бы работали над голосом? — забеспокоился он. — Этот чудесный инструмент следует поддерживать в форме, вам это известно не хуже меня.

— Разумеется! Я пою гаммы уже целых три недели. И привезла с собой все партитуры, которые у меня есть.

Он улыбнулся ей широкой доверчивой улыбкой. Внезапно ей стало стыдно за то, что она была с ним так холодна. Материальный комфорт всей ее семьи зависел от этого человека. Если она продолжит расстраивать его своим хмурым видом и капризами, он может отказаться от своего проекта и аннулировать контракт, который она собиралась подписать завтра. «Я не могу все испортить, — сказала себе Эрмин. — Тошан хочет купить хотя бы мотоцикл, пока мы не накопим денег на маленький самолет. А близняшки поступают в коллеж, им нужно обновить гардероб».

— Простите меня, — сделав над собой усилие, произнесла она, — сегодня я совершенно упала духом. В последующие дни я приду в норму.

— Но почему никто вас не сопровождает? Супруг или отец?

— К сожалению, это оказалось невозможно. Мой муж не может отлучиться, а у родителей полно хлопот с моей сводной сестрой и младшим братом. Кстати, мама просила еще раз поблагодарить вас за шампанское, которое вы прислали на Рождество. Оно было восхитительным, мы все наслаждались.

— Это вполне естественно. Мне некому больше дарить подарки на праздники.

Эрмин тут же прониклась жалостью к этому одинокому вдовцу, для которого музыка была единственным утешением в жизни.

— Вам следовало бы снова жениться, — заметила она.

Он насмешливо усмехнулся, отвернувшись к окну, словно хотел спрятать свое лицо.

— Уже слишком поздно, милая Эрмин, — тихо признался он. — Но не будем обо мне. На вокзале вы говорили, что хотите отправиться в свой отель, но я снял для вас комнату в «Шато Фронтенак». В это время года вид оттуда просто потрясающий! Зная, где вы останавливались прошлым летом, я позволил себе аннулировать вашу бронь. Не волнуйтесь, расходы за проживание, разумеется, оплачиваю я. В верхней части города вам будет значительно удобнее, а у меня сохранились такие приятные воспоминания о террасе отеля! Мы ведь с вами пообедаем там?

Придя в замешательство, она молча кивнула. Вихрь роскоши и безумных трат, в который Родольф Метцнер уже увлекал ее, снова подхватил Эрмин. Но на этот раз у нее больше не лежала к этому душа. Зима, проведенная на берегу Перибонки, пробудила в ней чистый, прозрачный источник, по течению которого она хотела следовать дальше, — это была ее любовь к Тошану, их детям, их друзьям. Молодая женщина также мечтала зачать ребенка, ощущать, как в ней растет и развивается плод страстных объятий, вызывавших обоюдное восхищение и безумную благодарность друг другу.

— Было бы невежливым с моей стороны отказывать вам, — вздохнула она, немного помолчав. — Насколько я поняла, все уже организовано. Мне остается только следовать вашим указаниям.

— Вы почти угадали, — с облегчением согласился он, мгновенно повеселев. — Я сделаю из вас звезду, как пишут в американских журналах, и вам следует привыкать к этому статусу.

Теперь настала ее очередь разглядывать улицу и прохожих за окном машины, чтобы скрыть от Метцнера свою досаду. Она больше не произнесла ни слова, и, как ни странно, он тоже с ней не заговаривал.

— Примите мои искренние извинения, — все же произнес он, когда таксист открыл ей дверцу. — Я чувствую, что совершил огромную ошибку, встретив вас на вокзале и предупредив прессу. Но я был так счастлив! Эти месяцы показались мне бесконечными. Я сгорал от нетерпения и надеялся, что и вы тоже испытываете нечто подобное.

Зеленые глаза швейцарца затуманились от слез. Он смущенно опустил голову.

— До завтра, Родольф. Я не знаю, что вам сказать… До свидания.

Она вошла в отель с твердым намерением впредь держать на расстоянии этого экзальтированного мужчину с обостренной чувствительностью, которому она теперь боялась причинить страдания. «Неужели он влюблен в меня? Или же просто видит во мне дочь, которую потерял? Наверное, она была бы сейчас примерно моего возраста. Завтра я поговорю с ним, чтобы развеять все недоразумения».

Эрмин закрылась в своей комнате, едва обратив внимание на роскошную обстановку, достойную дворца. От странного волнения в горле стоял ком, смесь сожаления и грусти. Она нашла утешение в созерцании Сен-Лорана, подвижные воды которого окрасились в серо-золотистые тона. Ее лазурный взгляд устремился вдаль, к Орлеанскому острову, затем скользнул в сторону побережья Бопре, где раскинулись дома вдоль лугов ярко-зеленого цвета.

— Квебек! — с грустью вздохнула она. — Я пролила здесь столько слез!

Во время воины Тошан отправился на корабле в Европу из порта, расположенного в нижней части города. Арман Маруа утонул в водах озера, которым она любовалась секунду назад. Если мысли не изменят ход, ей никогда не избавиться от тоски, сжимавшей ее сердце с момента отъезда из Роберваля.

Несколько минут спустя Эрмин разделась и включила воду в ванной. Отражение ее тела в огромном зеркале с богатой рамой заставило ее на секунду замереть на месте. Густые белокурые волосы струились по плечам, гармонируя с молочной матовой кожей. Она показалась себе красивой.

— Распутная красавица Эрмин Дельбо! — строго произнесла она.

Это вызвало у нее улыбку. Ее руки легли на грудь, чтобы прикрыть торчащие соски.

— О, Тошан… — простонала она. — Если бы только ты был здесь, рядом со мной…

Но ее прекрасный Повелитель лесов не мог приехать к ней, и так было даже лучше. Ей нравилось думать, что он сейчас находится в их доме на берегу Перибонки вместе с близняшками, Констаном, Мадлен и Акали. Именно там было его место.

— Я скоро вернусь к тебе, любовь моя, — сказала Эрмин, опускаясь в теплую воду монументальной ванны с серебристыми кранами.

Проснувшись ясным утром следующего дня, Эрмин воспряла духом, настроение ее заметно улучшилось. Хороший ночной сон и ужин, который она заказала в номер, помогли избавиться от необъяснимого чувства дискомфорта, испортившего ее прибытие в Квебек.

В белом платье с красным ремнем на талии, в красных туфлях на каблуке, с собранными сзади и скрепленными белой повязкой волосами, она шла по тротуару улицы Сент-Анн, привлекая к себе мужские взгляды. К счастью, солнцезащитные очки скрывали ее глаза, обладающие притягательной силой.

Молодая женщина ощутила волнение, ступив на лестницу, по которой ей доводилось не раз подниматься, когда она месяцами жила в Квебеке из-за следующих друг за другом контрактов с Капитолием. Деревянные лакированные ступени хранили для нее следы Шарлотты, Тошана, Симона Маруа, ее детей и родителей.

Она невольно улыбнулась, увидев на своей бывшей двери медную табличку «Студия звукозаписи Родольфа Метцнера».

Надпись в изящных завитушках ей понравилась. Из квартиры доносились звуки фортепьяно и скрипки. С екнувшим от волнения сердцем Эрмин позвонила в дверь.

Ей открыл сам хозяин, в рубашке и галстуке. Его лицо с упавшей на лоб прядью волос тут же озарилось светом.

— Эрмин, вы пришли даже чуть раньше, и вы все так же восхитительны! Входите, я представлю вас коллегам.

Она подумала, что это совершенно новый для нее мир, наверняка увлекательный. В сущности, Метцнер чем-то напоминал ей Октава Дюплесси, французского импресарио, направлявшего Эрмин во время ее первых шагов на сцене: у него была та же манера приходить в возбуждение из-за пустяков и осыпать ее комплиментами, приятными, но порой лишенными непринужденности. Это размышление ее немного успокоило.

— Номер в «Шато Фронтенак» вам понравился? — любезно спросил Метцнер.