Время и боги. Дочь короля Эльфландии - Лорд Дансени
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неправедные молитвы Помбо-идолопоклонника
Идолопоклонник Помбо молился богу Аммузу, прося его исполнить одну простую, но очень важную просьбу, которую без труда мог исполнить даже идол из слоновой кости, но Аммуз не откликнулся на его мольбу. Тогда Помбо стал молиться Тарме, надеясь, что он-то исполнит его простое желание, хотя бы и вопреки воле Аммуза, однако поступком этим Помбо нарушил божественную этику, ибо Тарма был дружен с Аммузом. И Тарма тоже не отозвался. После этого Помбо молился бесперечь, молился всем богам, потому что хоть и просил он об очень простой вещи, но вещь эта была совершенно необходима любому человеку. Но все боги – и те, что были древнее Аммуза, и те, что были его моложе и потому пользовались большей известностью и уважением, – все они отвергли его простую молитву. Он молился всем богам по очереди, но ни один не слышал его, а Помбо поначалу даже не задумывался об этом странном и неуловимом предмете – божественной этике, преступить которую он требовал то у одного, то у другого бога. Мысль об этом пришла ему в голову совершенно внезапно, когда он молился пятидесятому по счету идолу – божку из зеленого нефрита, которому поклоняются китайцы; тут Помбо догадался, что все боги в заговоре против него, и тогда он проклял день и час своего рождения и заплакал, не сомневаясь, что теперь-то он наверняка пропал.
С тех пор его часто можно было встретить во всех районах Лондона, где он обходил одну за другой антикварные лавочки и магазины, в которых торговали идолами из кости и камня, ибо, подобно многим людям своей расы, Помбо обитал именно в Лондоне, хотя родился он в Бирме – среди тех, кто почитает священными воды Ганга. В самые промозглые и холодные ноябрьские вечера Помбо прижимался изможденным лицом к освещенным витринам лавочек, обращаясь со своей нуждой к какому-нибудь безразлично-спокойному идолу, сидящему, скрестив ноги, за холодным стеклом, и стоял он так до тех пор, пока полисмен не прогонял его. Когда магазины закрывались, Помбо возвращался в свою полутемную комнатку в той части Лондона, где не часто услышишь английскую речь, и молился идолам, которые стояли в его жилище.
Когда его простую, но очень важную просьбу не услышали идолы ни в музеях, ни в аукционных залах, ни в пыльных лавках старьевщиков, Помбо купил щепотку ладана и сжег его на жаровне перед своими дешевыми идолами, наигрывая для них на инструменте, при помощи которого заклинатели заклинают змей. Но боги продолжали цепляться за свою этику.
Знал ли Помбо об этой этике, да посчитал ее пустячной по сравнению со своей нуждой, а может быть, именно его нужда, превратившись со временем в черное отчаяние, затмила ему разум, – этого я не знаю, но в конце концов Помбо-идолопоклонник внезапно схватил палку и превратился в воинствующего атеиста.
Вскоре атеист Помбо вышел из дома, оставив поверженных идолов покрываться пылью и этим уравняв их с Человеком, и отправился к самому известному и почитаемому идолопоклоннику, который сам вырезал идолов из ценных пород камня. Ему-то он и рассказал о своей беде.
Главный идолопоклонник упрекнул Помбо, что он разрушил изваяния своих богов, потому что «разве не были они созданы руками человеческими?», и, сказав так, он долго и со знанием дела толковал о самих идолах и об их божественной этике, так что Помбо стало совершенно ясно, как он пытался ее нарушить. Закончил же он тем, что теперь ни один идол во всем белом свете не станет слушать молитв Помбо. Услышав эти слова, Помбо заплакал, и, горько стеная, бранил он костяных идолов и идолов из зеленоватого нефрита, а заодно и руки человеческие, которые их создали, но пуще всего проклинал Помбо божественную этику, которая, как он утверждал, погубила ни в чем не повинного человека. Он так долго и горько рыдал и плакал, что в конце концов главный идолопоклонник перестал трудиться над новым каменным истуканом, которого он вырезал из яшмы для одного царя, коему надоело поклоняться богу Вошу, и пожалел Помбо, шепнув ему, что хотя теперь ни один бог во всем мире не станет слушать его молитв, однако за краем мира есть один бог со скверной репутацией, и что вот этот-то бог, не желая ничего знать о законах божественной этики, исполняет порой такие просьбы, о которых уважаемые боги не хотят и слышать.
Услыхав эти слова, Помбо взял в каждую горсть пряди бороды идолопоклонника и поцеловал их почтительно, и осушил свои слезы, снова становясь самим собой – удачливым и дерзким. А тот, кто вырезал из яшмы преемника бога Воша, объяснил Помбо, как отыскать в поселке на краю света Последнюю улицу и как в дальнем конце этой улицы найти садовую ограду, а возле нее – дыру в земле, которую можно сперва принять за колодец, однако если спуститься в эту дыру и повиснуть на руках, то ногой очень скоро нащупаешь ступеньку лестницы, по которой можно спуститься за край мира. «Насколько известно людям, эта лестница может куда-то привести и даже, как говорят, имеет и нижнюю ступеньку, – сказал Помбо главный идолопоклонник, – однако обсуждать то, что может встретиться на нижних ступенях, – дело пустое».
Тут зубы Помбо застучали, поскольку он очень боялся темноты, однако человек, который сам создавал идолов, рассказал Помбо, что ступени эти всегда освещены слабыми голубыми сумерками, в которых вращается Мир. «Затем, – молвил он, – ты минуешь Одинокий Дом и окажешься под мостом, который ведет от Дома в Никуда и назначение которого также неизвестно; далее ступай мимо бога цветов Махарриона и мимо его верховного жреца, который не похож ни на птицу, ни на кота, и лишь только ты пройдешь мимо них, то сразу увидишь небольшого идола. Это и будет Датх – тот самый бог, который один только может исполнить твою просьбу».
И, сказав так, он продолжил вытачивать идола для царя, которому надоел бог Вош, а Помбо сердечно его поблагодарил и с беспечной песней на устах отправился прочь, размышляя в свойственной своему народу манере, как ловко он провел всех богов.
От Лондона до поселка на краю света неблизкий путь, а у Помбо почти не оставалось денег, так что он оказался на Последней улице только пять недель спустя; я же не стану рассказывать вам о том,
