Все сражения русской армии 1804‑1814. Россия против Наполеона - Виктор Безотосный

Среди союзников критика в штабных и генеральских рядах Витгенштейна была повсеместно. Например, А.А. Закревский, изливая душу в частном письме к М.С. Воронцову, позволил себе весьма нелицеприятные слова про нового главнокомандующего: «Уж мы успели наделать глупостей вместе с графом Витгенштейном, который много на себя берет и ничего не смыслит». Достаточно резко отозвался он и о Лютценском сражении: «Дело было беспутное, о котором описания делать никакого не буду, а только скажу вам, что было в оном деле 7 главнокомандующих, всякий по своему умению приказывал...» и тут же предположительно назвал новую кандидатуру на пост главнокомандующего, М.Б. Барклая де Толли: «Сего крайне не желают люди, живущие в главной квартире, а служащие в линии душевно сего желают, да и польза службы сего требует. Но граф Витгенштейн быть главнокомандующим не может и не в состоянии: эту справедливость все ему отдают» (487) . Витгенштейном оказались недовольны не только русские генералы, но и пруссаки, которого они обвиняли в неудачах. 17(29) мая главнокомандующим российско‑прусскими войсками был назначен Барклай де Толли. Вообще между русскими и прусскими генералами возникли разногласия по вопросу, куда и насколько далеко отступать. Пруссаки, исходя из общеполитической ситуации, естественно, не желали оставлять свою собственную территорию. Союзники приняли компромиссное решение, они не пошли к Одеру, а остановились в укрепленном лагере близ Швейдница, чтобы иметь возможность соединиться с австрийской армией, которую Венский кабинет положительно обещал выставить уже в июне. Союзное командование опять шло на большой риск, так как французы уже к этому времени взяли Бреслау, нависнув над лагерем под Швейдницем.

Плейсвицкое перемирие

В этой ситуации 23 мая (4 июня) главные силы противников застало заключенное при австрийском посредничестве Плейсвицкое перемирие, согласно которому военные действия прекращались до 8(20) июля 1813 г. (позже продолжено до 29 июля). Демаркационная линия между ними была назначена по Эльбе от Гамбурга (в конце мая туда вошли войска маршала Даву) до Магдебурга, далее к Франкфурту на Одере и до устьев р. Кацбах, а затем через Лигниц до Богемии. Город Бреслау объявлялся нейтральным. Перемирие в целом учитывало все произошедшие изменения на второстепенных участках театра военных действий. Осажденные французские гарнизоны крепостей (Данциг, Модлин, Кюстрин, Замостье, Штеттин) должны были весь этот период получать продовольствие.

Согласившись на перемирие, обе стороны исходили из собственных здравых оценок момента, и оно не было заключено, если бы не отвечало интересам Наполеона или союзников. Например, офицер русского штаба А.А. Щербинин позднее свидетельствовал: «Мы не могли отвергнуть предложение о перемирии. После сражения под Бауценом беспорядок господствовал и в армии. Переменив главнокомандующего... надобно было ему дать время к приведению армии в устройство» (488) . После двух неудач войска союзников находились не в самой благоприятной ситуации (можно сказать, в очень трудной), хотя на севере Германии их ряды пополнили высадившиеся в Померании шведские войска наследного принца Карла‑Юхана. В то же время, заключив военный союз с Наполеоном, против выступила Дания, несогласная отдать шведам принадлежавшую ей Норвегию. В целом союзники были потеснены на севере Германии и вынуждены оставить Саксонию, а под постоянной угрозой захвата находился Берлин.

Положение Наполеона в Германии, несмотря на присоединение к нему важных союзников (Саксонии и Дании), также нельзя было назвать устойчивым и прочным. Лояльность большинства немецких государств можно было назвать относительной. Французского императора очень беспокоило двусмысленное, а по существу, и враждебное отношение Австрии, которая занималась мобилизацией своих вооруженных сил. Невразумительные полупобеды французского оружия под Лютценом и Баутценом, с нашей точки зрения, только подтолкнули Австрию в состав коалиции, поскольку австрийцы получили свидетельства явной слабости наполеоновской армии. Собственно, во французских войсках имелись большие проблемы – в первую очередь с кавалерией и в вопросах снабжения.

Обе стороны нуждались в отдыхе, реорганизации и в подтягивании резервов, и каждая стремилась максимально эффективно использовать мирную передышку. Кому оказалось перемирие выгодней? Большинство историков не без оснований и категорично считают, что союзникам. На момент подписания соглашения у французов, хотя их войска и были крайне утомлены, все же имелись неплохие перспективы для ведения дальнейших наступательных действий. Чего нельзя сказать про союзников, значительно уступавших войскам Наполеона в численности. У них в тех условиях имелось мало шансов удержаться на левом берегу Одера, а отступление отдавало бы во власть французам большую часть Пруссии с Берлином. Оставалась лишь надежда на выступление австрийцев, а Венский двор не торопился, считая, что для столь решительного шага нужно хорошо подготовиться, в первую очередь мобилизовать, вооружить и подтянуть к границам армию (хороший аргумент и для ведения переговоров). Наполеон же еще питал иллюзии, что во время переговорного процесса сможет найти общий язык с Александром I и договориться с ним. Но в 1813 г. время неумолимо работало не за, а против Франции.

Если вернуться к поведению Австрии, то, раскладывая политический пасьянс, она старалась не ставить собственное существование на одну карту. Австрия оставалась на континенте в 1813 г. единственной страной (кроме Франции и России) все еще располагавшей ресурсами великой державы. Но Дунайская империя стремилась как можно дольше балансировать между ослабленными войной Францией и Россией, в идеале не желая победы ни одной из этих сильных держав. Трудно даже точно сказать, кого руководитель австрийской политики К. Меттерних опасался больше – Франции или России? Правда, сильнее всего он как раз боялся заключения прямого сепаратного мира между Францией и Россией, тогда Венский кабинет ничего не получал, а только значительно терял, а именно – свое влияние в Европе. Австрия встала на путь военного посредничества, чтобы попытаться бескровно получить обратно территории, потерянные ею в антинаполеоновских войнах, и в то же время не допустить возрастания русского влияния в европейских делах. Главная цель австрийской политики заключалась в том, чтобы добиться ухода как Франции, так и России из Германии. Тогда расчищенное поле оставалось бы за Венским двором. Весной 1813 г. Австрии удалось даже заручиться поддержкой ряда центральноевропейских государств (Баварии и Саксонии, правда, этот блок распался), с их помощью Меттерних рассчитывал подкрепить свою посредническую миссию. Но гениальность и неукротимый нрав Наполеона не позволяли надеяться на то, что Австрии будет позволено долго ловить рыбу в мутной воде, т. е. заниматься политическим шантажом. Нужно было срочно определяться, так как с другой стороны Россия и Пруссия уже явно испытывали не только недовольство, но и откровенное недоверие к ней, хотя крайне нуждались в альянсе с Венским двором. В конечном счете австрийская дипломатия в лице К. Меттерниха, определявшего политику Дунайской империи, вынуждена была сделать выбор в пользу меньшего зла – России.

Очень долго австрийцы избегали скреплять свои обещания формальным договором. Но 15(27) июня 1813 года в Рейхенбахе союзниками была заключена секретная конвенция с Австрией, по условиям которой Венский кабинет взял на себя обязанности посредника при переговорах об условиях будущего мира с Францией, а в случае отказа Наполеона австрийская армия должна была вступить в войну против него. В этом случае Австрия и Россия выставляли по 150 тыс. человек, а Пруссия – 80 тыс. человек. Союзники перед Наполеоном выдвинули предварительные условия, в значительной степени скорректированные после долгих споров австрийской стороной: уничтожение герцогства Варшавского и последующий раздел этой территории между Россией, Пруссией и Австрией; расширение Прусских владений (прежде всего за счет Данцига) и вывод всех французских гарнизонов из прусских крепостей; возврат Иллирийских провинций Австрии; восстановление независимости ганзейских городов, по крайней мере – Гамбурга и Любека (489) . Безусловно, эти условия больше соответствовали ультиматуму, тем более предъявлялись французскому императору, только что выигравшему два крупных сражения и отвоевавшему значительный кусок территории. Выдвижение таких пунктов являлось следствием катастрофы Великой армии в России в 1812 г. Александр I тогда отлично осознавал, что Наполеон не станет договариваться, просто обе стороны крайне нуждались в передышке и в перегруппировке сил. Надо сказать, что Россия и Пруссия на самом деле занимали более жесткую позицию, их требования были значительно радикальнее, но были смягчены австрийцами. Тем не менее некоторые представители русской и прусской элиты опасались, что Наполеон может принять выдвинутые условия и пойти на уступки. Лишь австрийские официальные лица имели некоторые надежды на заключение мира даже при такой постановке вопроса. Об этом свидетельствует активная и сложная деятельность такого опытного и прожженного дипломата, как Меттерних, пытавшегося изобретательными методами и обманным путем сгладить все шероховатости выдвигаемых им каждой стороне проектов (которые не во всем совпадали). Он стремился ввести в заблуждение и Наполеона и союзников и одновременно произвести впечатление миролюбца, даже докладывая своему императору, искажал положение дел, чтобы тот воздействовал в нужном направлении на Наполеона, как своего зятя. Но бонапартистский империализм всегда плохо сочетался с идей баланса сил и политического равновесия в Европе. Фактически все предшествующие двухсторонние переговоры свелись к политическому торгу вокруг участия Австрии в войне.