Повелитель света - Морис Ренар

практически не «несущей», в атмосфере столь разреженной, что наука считала ее едва ли не абсолютным вакуумом, какой достигается при помощи пневматической машины! О, они действительно были достойны восхищения!.. Но кто сможет с ними сравниться? Стать столь же достойным восхищения? Кто повторит их открытие и позволит честным людям подняться туда, где на недосягаемых высотах устроили свое прибежище несколько гениальных мерзавцев?..

В ожидании решения сей проблемы самым разумным выходом было использовать воздушные шары и аэропланы для максимально возможного приближения к пятну и последующего его изучения уже с этого, более близкого расстояния, для чего нужно было усовершенствовать их по самому последнему слову техники. Модифицированные таким образом, они смогли бы по меньшей мере уклониться от встречи с дирижаблем-призраком или – как полагали некоторые – атаковать его.

К несчастью, многим недоставало благоразумия. Читатель помнит, что отважные профессионалы, поднимая в небо аэростаты, бипланы или даже примитивные монопланы, и прежде решались легкомысленно летать над подозрительными регионами. Начиная с 9 июля их число росло изо дня в день. Никогда еще атмосфера не была столь опасной, и никогда еще столько воздушных кораблей не искало встречи с Великим Притворщиком. Деревянные ангары окружали Бюже поясом бараков. Каждую минуту взлетал новый аэроплан-разведчик. Воздушные шары взмывали ввысь, словно пузырьки газа в бокале с шампанским. Аэронавты и авиаторы брали с собой дорогие зрительные трубы.

Их имена иногда были известными. Знаменитые иностранцы покидали родину и устраивали самые привлекательные соревнования с заманчивыми денежными призами, чтобы исследовать небо в зените Мирастеля. Победители Триумфальных недель, желая добиться еще большей славы, бесконечно, с остервенением поднимались в воздух. Сутки напролет лучшие летные части страны – ее военные самолеты, желтые, словно остроконечные коконы шелкопрядов, – взлетали и приземлялись, патрулируя возвышенности и обыскивая вотчину Урана[44].

По сути, это была своего рода игра под названием «Кто выше?», разве что драматизированная обстоятельствами. Смысл ее заключался в том, чтобы подобраться как можно ближе к пятну и как следует его рассмотреть. И они поднимались, поднимались… поднимались… до тех ужасных зон, где приходится дышать взятым с собой кислородом и искусственно поддерживать жизнь с помощью химии.

Благодаря уникальным шлемам, респираторам они брали те рубежи, которые стали смертельными для многих известных мучеников науки. Подняться удалось на высоту десять тысяч восемьсот метров. То был рекорд.

Итак, самый ловкий остановился более чем в тридцати девяти километрах от пятна; и он смог различить лишь расплывчатый темный квадрат, состоящий из непроницаемых прямоугольников и прозрачных линий, которые являлись просто-напросто разрывами между параллелограммами. Время от времени эти линии частично заполнялись чем-то трудноразличимым…

Все это было уже известно.

Воздухоплаватели прекрасно понимали, что подняться выше невозможно. Но такова горячность спортсменов, что они пытаются совершить невозможное.

Всеобщий пыл остудила лишь гибель «Сильфа».

Едва поднявшийся с полигона Вальбон «Сильф», большой сферический аэростат аэроклуба, начало сносить ветром в направлении Бюже. Он тотчас же набрал приличную высоту, однако какое-то время его еще видели в небольшие подзорные трубы четверо путешественников – два астронома и два аэронавта, – занятые собственными наблюдениями. Наступила ночь. Аэростат исчез… Он так нигде и не приземлился. Десятки автомобилей исколесили вдоль и поперек возможную зону его падения, но «Сильф» не обнаружили. Затворники-бюжейцы, опрошенные через запертые двери, отвечали, что ничего ужасного в последнее время не замечали. Так как они больше не выходили из дому, сарваны за неимением дичи, похоже, решили отказаться от дальнейшей охоты.

(Здесь автомобилистам следовало бы удивиться тому, что сарваны не расширяют свой круг опустошений за счет смежных с уже разоренными территорий… Но их волновала лишь судьба «Сильфа».)

На следующий день после их возвращения несколько запусков были отменены. Подавленность и оцепенение воцарились в ангарах. Была вывешена инструкция комитета, запрещающая использование свободных аэростатов и дозволяющая подниматься в небо лишь тем аэропланам, геликоптерам и летательным аппаратам, которые прошли осмотр на предмет их маневренности, усталостной прочности и скоростных данных.

Несмотря на запрет запусков дирижаблей, четверо или пятеро сорвиголов все же осмелились его нарушить. Еще не скоро позабудут «Антуанетту-73», которая в сумерках, словно дротик, упала с неба и поплыла с расправленными крыльями по Соне. Ее пилот не шевелился. То был один из «королей неба». Неподвижный в своем ковшеобразном сиденье, с пристегнутыми ремнями безопасности и легендарной сигаретой, приклеившейся к бескровным губам, он был мертв: во лбу зияла дыра, а затылок и горло были разодраны когтями некоей хищной птицы.

Но посреди всеобщего уныния одна за другой появились новости, которые произвели эффект разорвавшейся бомбы: герцог д’Аньес и его главный конструктор Бамэ только что построили чудесный моноплан, снабженный датчиком атмосферного электричества и невероятно замысловатым стабилизатором; тогда как воздушная эскадра государства пополнилась новым неутомимым крейсером, поразительно быстрым и легко управляемым.

Французский народ никогда не изменится. Общественное мнение тотчас же повернулось лицом к этим двум новостям. Оно окружило их одинаковым восхищением, одинаковой гордостью; но для публики тем не менее то были соперники. Соперники потому, что более тяжелый и менее тяжелый, чем воздух. Соперники потому, что частный и государственный. Соперники потому, что они противостояли одной и той же стихии, два претендента на одну и ту же победу, за счет одного и того же – скорости. В представлении народа один из них непременно должен был победить другого. Так возникла настоятельная необходимость соревнования.

Правительство воспользовалось случаем направить нервозность в спортивное русло и таким образом отвлечь внимание от ужаса Синей угрозы, назначив на сентябрь гонку между аэропланом и дирижаблем на дистанцию, которую еще предстояло установить, и объявив, что победителю достанутся 400 тысяч франков. (Как видим, участники были выбраны заранее, и стали ими именно те, о ком и судачили люди.) Поручив газетчикам до самого дня гонки нагнетать ажиотаж вокруг этого события, правительство под этим прикрытием отдало, однако, приказ военным инженерам и обратилось с просьбой к частным предприятиям изучить, возможно ли подняться к сарванам, и если да, то как. Оно тайком пообещало баснословные премии и обратилось с личными письменными запросами к ведущим специалистам всех стран и всех рас.

Эти письма приходили самым разным адресатам – под крыши, белые от снега или горячие от солнца; в один и тот же день кто-то получал свое осенью, а кто-то – весной.

Прочитав письмо, каждый принимался за работу. Маленькие желтые человечки склонялись над листами шелковой бумаги и тщательно вырисовывали геометрические фигуры; высокие светловолосые мужчины подходили к черной доске с кусочком мела в руке. И все они вычерчивали один и тот же рисунок: окружность, представляющую земной шар, затем другую окружность (большего радиуса), обозначающую границу