История великобритании - Кеннет Морган (ред.)

Революционеров 1688 г. в первую очередь заботило определение статуса монархии. Сомнительно, однако, что большинство из них могло предвидеть, как их действия скажутся на отношениях Англии с другими державами. Но как раз в этом отношении важность происшедшей революции никем не отрицается и является бесспорной. До 1688 г. политика сменявших друг друга правителей страны: Кромвеля, Карла II и Якова II – была в большой степени профранцузской и антиголландской. После 1688 г. Франция стала более или менее постоянным противником Англии и, несомненно, ее постоянным соперником в борьбе за превосходство в заморских землях. Новым стал и масштаб конфликтов. Во время Девятилетней войны (1688-1697) и Войны за испанское наследство (1702-1713) Британия вела боевые действия как на континенте, так и в колониях, чего не было со времен борьбы елизаветинской Англии с Испанией, а с тех пор стратегия и техническое обеспечение ведения войны сильно усложнились. Интересы части англичан во многом были задеты этими неожиданными, даже непредсказуемыми последствиями революции. В сфере большой стратегии основной задачей страны стало противодействие экспансионистской политике Людовика XIV в Нидерландах, а также предотвращение создания новой мощной империи во главе с Бурбонами, которая объединила бы испанскую и французскую монархии. Можно сказать, что интересы коммерции, которые прежде требовали защиты от голландского экономического проникновения, теперь стали определять необходимость агрессивного отпора более грозным конкурентам в лице французов, особенно в борьбе за утверждение прав Британии на участие в торговле с Испанской империей, а то и на часть территории последней. Эти аргументы были положены вигами в основу интервенционистской внешней политики, особенно ярко проявившейся в континентальных кампаниях Вильгельма III и Мальборо. Но эти соображения вряд ли заставили бы многих англичан одобрить гигантские расходы средств и ресурсов, если бы они не затрагивали и династическую проблему. Девятилетняя война неслучайно была названа Войной за английское наследство. Вряд ли Вильгельм высадился бы в английском Торбее в 1688 г., если бы не был уверен, что союз с Англией против Франции логически последует за его собственным вмешательством в английские дела. Однако дипломатическая и военная помощь его новых подданных стала куда более безусловной благодаря опрометчивой поддержке, которую Людовик XIV оказал Якову II. Французское содействие якобитам прекратилось после заключения нелегкого мира в 1697 г. Но четыре года спустя, когда на кону стояло испанское наследство и Европа вновь оказалась на грани войны, именно поддержка Людовиком Стюартов, на этот раз в лице сына Якова – «Старого претендента», снова убедила многих колеблющихся англичан в необходимости вмешательства в конфликт на континенте.

Полный успех английского оружия был одной из самых поразительных особенностей этих войн, особенно ярко он проявился в кампаниях под руководством Мальборо в ходе Войны за испанское наследство. Дело не только в том, что сохранение наследия протестантизма было надежно обеспечено, по крайней мере на тот период. Более удивительной являлась та репутация, которую завоевала страна совсем недавно рассматривавшаяся чуть ли не как содержанка Франции. Триумфы Мальборо при Бленхейме и Рамийи, а также победы Рука в Гибралтаре и Стэнхоупа на Менорке сделали Британию большой силой в континентальной политике, важной державой в Средиземноморье и достойным конкурентом Франции в борьбе за колонии. На заключительном этапе войны, когда военные успехи выглядели не столь впечатляющими в сравнении с ростом государственных расходов, от амбициозных устремлений периода ослепительных побед при Бленхейме пришлось отказаться. Однако, когда в 1713 г. был заключен Утрехтский мир, страна получила достаточно выгод, чтобы закрепить достигнутые успехи, которые позволили французским историкам дипломатии говорить об установлении «английской гегемонии» в Европе.

Не менее важным было влияние войн на внутреннее положение в стране. Военные затраты достигли 150 млн фунтов стерлингов, при том что тогда расходы в мирное время составляли около 2 млн фунтов стерлингов в год. Гигантские расходы требовали соответствующего повышения уровня налогов, что имело широкие политические последствия. В ретроспективе особенно интересным выглядит тот факт, что большая доля расходов, примерно треть, была покрыта за счет заимствований. Суммы такого порядка могли быть получены только при наличии оживленного и гибкого денежного рынка, такого, который сформировался в экономических условиях конца XVII в. Несмотря на то что спад в сельском хозяйстве сильно повлиял на стоимость земли, в 80-х годах XVII в. торговля находилась на подъеме и высвобожденные доходы от вложений питали экономику на протяжении многих лет. Послереволюционное правительство, остро нуждавшееся в наличных средствах и готовившееся занять в долг доходы еще не рожденных поколений налогоплательщиков путем разрешения соревновательной процентной ставки, предложило многообещающие возможности для вложения средств. Финансисты, чья инициатива в конечном итоге привела к созданию в 1694 г. Английского банка, в принципе не изобрели ничего нового. Когда начинаются войны, правительства вынуждены полагаться на займы у предпринимателей. В данном случае новшеством являлась политическая инфраструктура, создание которой обусловливалось очень большими объемами заимствований в тот период. Кредитоспособность нового режима, фактически созданного на парламентском правоосновании, была бы незначительной без ясного понимания того, что имущие классы в конечном итоге готовы покрыть расходы. А такое понимание проистекало из ясного осознания со стороны режима, что он должен тесно сотрудничать с этими классами и их представителями. Государственный долг и все, что ему сопутствует, сформировались на основе этой важнейшей связи общих интересов, соединяющей нелегитимную династию, финансистов и налогоплательщиков.

Бремя долга росло от войны к войне, десятилетие за десятилетием. Сменяющим друг друга правительствам становилось все труднее избегать заимствований, и основной функцией увеличивающихся налогов часто являлась просто выплата процентов по долгу. Преимущества такой системы, если не проводить слишком близкие аналогии с современной Европой, очевидны. Политическая стабильность режима, который в противном случае был бы довольно шатким, значительно усилилась. Кроме того, в условиях военного времени средства, поступающие в распоряжении государства, значительно выросли благодаря этому механизму направления частного богатства на общественные расходы. Однако в то время больше внимания обращали на недостатки этой системы. Надежда на то, что государственный долг может быть выплачен и государство избавится от угрозы банкротства, становилась все более призрачной. Обеспокоенность общества, традиционно настроенного неприязненно в отношении налогов в целом и новых форм налогообложения в частности, делала задачу казначейства и Комитета путей и средств (бюджетная комиссия Палаты общин) все более трудной. Однако уже в то время трезво осознавалось по крайней мере одно из поистине бесценных политических преимуществ новой системы. Данное преимущество заключалось в том влиянии, которое имел Парламент, в особенности Палата общин. От его участия зависело очень многое в этом сложном процессе, и Парламент ревниво оберегал свои права в финансовой сфере. Земельный налог – основная гарантия привлечения налогоплательщиков к формированию государственного долга – был не без трудностей утвержден Парламентом сроком на один год. Даже таможенные и акцизные пошлины, устанавливаемые на более долгий период, пролонгировались и обновлялись только после продолжительнейших дебатов и торгов. Понятие «бюджет» – изобретение середины века; тогда, в период первого лорда казначейства Генри Пелэма (1743-1754), этот термин был использован впервые. Однако важнейшие элементы бюджетной системы можно найти уже во время революции, и именно данный аспект событий 1689 г. надежнее, чем что-либо другое, гарантировал центральное место Парламента в конституционном развитии страны. В XVII в. законодательную власть еще можно было рассматривать как несколько абсурдный и, несомненно, раздражающий пережиток средневекового прошлого Англии, иррациональную помеху для эффективной монархической власти, без которой в общем-то вполне возможно обойтись. Теперь же ее будущее было обеспечено; с 1689 г. Парламент каждый год собирался на значительный период времени. В этом смысле революция дала новую жизнь старой проблеме: политики XVIII в. не думали о том, как отделаться от необходимости созывать Парламент или как вовсе избавиться от него, они скорее искали способы манипулирования им. Искусство манипуляции дает ключ к образу действий политиков георгианской эпохи.