Тайные тропы - Георгий Брянцев

— Пусть пока тут постоит, а потом мы найдем ему место, — сказал он, усаживаясь в кресло. — Прежде всего эти ценности ваши... русские. Был такой немец — Вильгельм Кубе...

— Слышали, — заметил Никита Родионович.

— Еще бы! — усмехнулся старик. — Но я подчеркиваю, что не есть, а был. Теперь его нет. Вильгельм Кубе, прохвост, депутат рейхстага, был генеральным комиссаром Белоруссии и, если мне не изменяет память, его еще в прошлом году отправили на тот свет партизаны. Около Кубе крутился один из его выкормышей, фамилии которого не упомянул мой дорогой племянник. Он назвал его кличку. Кажется, Манишка. Этому Манишке Кубе доверил доставку награбленного золота сюда, в Германию. В Бресте Манишка встретился с племянничком. Манишка, со слов Рудольфа, схватил сыпной тиф, слег и умер. Вот и вся история. Но я не верю, что Манишка умер от тифа...

— А вы думаете?.. — спросил Андрей.

— Я не думаю, я уверен, что в смерти его повинен Рудольф. Он в таких случаях не стесняется. Так вот, давайте закончим. Ценности эти принадлежат советской России, и мы будем думать о том, как их вернуть владельцам.

— Хорошо, — согласился Никита Родионович, — к этому мы еще вернемся, а теперь давайте поговорим об Абихе и Моллере.

Вагнер, Гуго и Алим сделали удивленные лица.

— Да, да, — сказал Ожогин. — И разговор предстоят серьезный.

18

Чернела ночь. Снег колючими сухими космами бился в окна. Завывал порывистый ветер. Все жильцы дома собрались в мезонине, теперь регулярно отапливаемом, а сгрудились вокруг маленького столика, на котором лежала пара наушников. Сквозь шум и посвисты бури друзья жадно ловили едва слышимый, но четкий и разборчивый голос «большой земли», голос Москвы:

— «Приказ Верховного Главнокомандующего, — в третий раз начал диктор. — Войска 1-го Украинского фронта, перейдя в наступление 12 января из района западнее Сандомира, несмотря на плохие условия погоды, исключающие боевую поддержку авиации, прорвали сильно укрепленную оборону противника на фронте протяжением 40 километров. В течение двух дней наступательных боев войска фронта продвинулись вперед до 40 километров, расширив при этом прорыв до 60 километров по фронту. В ходе наступления наши войска штурмом овладели... Смерть немецким захватчикам!»

В полночь, когда ужин был окончен и шло активное обсуждение боевых действий подпольной организации, явился Моллер.

— Я вам не помешал? — спросил Оскар Фридрихович, стряхивая снег с шапки и оглядываясь на следы, которые он оставил за собой.

Все промолчали.

Не ожидая приглашения и растянув губы в улыбку, Моллер уселся на стул и, засунув руку во внутренний карман пальто, извлек оттуда какой-то листок.

— Вы отлично читаете по-немецки, — сказал он, подавая листок Ожогину, — прочтите. Это же комедия!

Никита Родионович взял листок и сразу определил, что это одна из листовок подпольной антифашистской организации. Об этом свидетельствовали формат, шрифт, бумага и обычная подпись в конце.

Сохраняя спокойствие на лице, Ожогин стал про себя читать листовку. С той поры, как не стало тайн между ними и Вагнером, все листовки проходили через его руки, часть из них он составлял лично, часть редактировал, но этой листовки он не знал. В ней сообщалось, что за связь с русскими гестапо арестовало и осудило видного немецкого разведчика Марквардта. В конце делался вывод, что даже такой оплот нацизма, как разведка, имеет в своих рядах лиц, непокорных фюреру, не желающих служить существующему режиму и идущих на предательство. Сообщались детали биографии Марквардта, называлась дата приведения в исполнение смертного приговора.

Присутствующие невозмутимо смотрели на Никиту Родионовича, и на их лицах Моллер ничего прочесть не мог, хотя глаза его суетливо перебегали с одного на другого.

— Я прошу вслух прочесть... это же очень интересно, — попросил Моллер.

— Ничего в этом интересною я не вижу, — резко ответил Никита Родионович. — За чтение, а тем более за распространение таких штучек вас может постигнуть судьба человека, о котором идет здесь речь. Я удивляюсь вам, господин Оскар. Вы всегда передавали новости, о которых никто, кроме вас, не был осведомлен, а теперь вы притащили какую-то дрянь. Как она к вам попала? — Ожогин швырнул листовку Моллеру.

Все заметили, как Моллер смутился и учащенно заморгал глазами.

— Я нашел ее на ступеньках вашего дома... — неуверенно проговорил он после некоторого замешательства.

Никто ничего не оказал. Только Вагнер встал и, демонстративно загремев стулом, вышел из комнаты. Он не мог переносить присутствия Моллера и считал ниже своего достоинства разговаривать с ним. Даже совет Никиты Родионовича, терпеливо относиться к визитам Моллера и сдерживать себя, не помог. В этом вопросе Вагнер не шел ни на какие компромиссы и считал, что изменять тактику по отношению к Моллеру ему невыгодно, поскольку он до этого много раз говорил в лицо управляющему гостиницей то, что думал о нем.

Но и это не смутило Моллера. Он тотчас, со свойственной ему болтливостью, принялся излагать городские и международные новости.

Тогда Никита Родионович, подмигнув Моллеру и выйдя из-за стола, поднялся к себе в мезонин.

Окончив рассказывать очередную сплетню, управляющий гостиницей тоже побежал наверх.

— Я вас правильно понял? — спросил он, войдя в комнату. — Вы хотите остаться со мной тет-а-тет?..

— Совершенно верно. Присаживайтесь... Я хочу с вами серьезно поговорить...

Сделав удивленную мину и пододвинув под себя стул, Моллер уселся против Никиты Родионовича.

— Скажу откровенно, — начал он, — я не люблю серьезных разговоров.

— Придется полюбить, — коротко бросил Ожогин и закурил.

— Если это вам доставит удовольствие, — рассмеялся Моллер и хлопнул рукой по колену Никиту Родионовича. — Но только с вами, а ни с кем другим...

— Я считал и считаю вас человеком умным, — начал Ожогин. Моллер кивнул головой в знак согласия. — Но ведете вы себя, по меньшей мере, глупо...

Моллер насторожился.

— Очень глупо, — продолжал Никита Родионович, — и если вы не измените своего поведения, я, как хотите, вынужден буду сообщать в то учреждение, где мы с вами недавно встретились... Вы, надеюсь, поняли меня?

Моллер отрицательно замотал головой и оглянулся на дверь.

— Дурака не валяйте, — резко сказал Ожогин. — В серьезных делах я шуток не люблю...

— А я разве шучу? — спросил Моллер.

— Да, но заметьте, что я бы на вашем месте не шутил... Нам друг перед другом кривить душой нечего. Вы знаете, кто мы. Но, возможно, только вы один об этом знаете. А о том, что вы сотрудничаете с гестапо, знают все.

— Этого не может быть, — мотая головой, пробормотал Моллер и еще раз оглянулся на дверь.