Том 19. Письма 1875-1886 - Антон Чехов

159. Л. Н. ТРЕФОЛЕВУ

20 марта 1886 г.

Печатается по автографу (ЦГАЛИ). Впервые опубликовано: Чеховский сб., стр. 83–84.

Ответ на письмо Л. Н. Трефолева от 16 марта 1886 г. (ГБЛ; в отрывках: Айзеншток И. Поэт-демократ Л. Н. Трефолев. Ярославль, 1954, стр. 128–129).

…«пука» стихов…— Вместе с письмом Трефолев прислал Чехову свою книгу: Трефолев Л. Н. Славянские отголоски. Стихотворения. В пользу балканских страдающих славян. Вып. 1. Ярославль, 1877. Надпись на книге: «Многоуважаемому коллеге Антону Павловичу Чехову на память от автора — Л. Трефолева» (ТМЧ; Чехов и его среда, стр. 302).

Письмо вошью в папку автографов…— Наиболее интересные письма Чехов с юных лет подшивал в папки (см. стр. 305 наст. тома).

…о молодых художественных силах. — Трефолев просил сообщить адреса художников, которых имел в виду Чехов в письме от 1 марта. Среди рисунков, воспроизведенных в ч. II сборника (см. примечания к письму 154*), есть рисунки И. Левитана («Крым») и А. Янова («На монастырском дворе XVI в.»).

«Павел Иваныч потолстел и всё играет на скрипке». — Ср. «Ревизор», д. I, явл. 1: «Иван Кириллович очень потолстел и всё играет на скрипке».

Первый свободный день отдам сборнику. — О сборнике, издаваемом «Обществом попечения о неимущих детях в Москве», м. в примечаниях к письму 154. Чехов в сборнике не участвовал.

160. Д. В. ГРИГОРОВИЧУ

28 марта 1886 г.

Печатается по автографу (ГБЛ). Впервые опубликовано: На памятник Чехову, стр. 139–141.

Ответ на письмо Д. В. Григоровича от 25 марта 1886 г. (ЦГАЛИ, конец автографа — в ГБЛ; Слово, сб. 2, стр. 199–201); Григорович ответил 2 апреля (ГБЛ, конец автографа — в ЦГАЛИ; Слово, сб. 2, стр. 201–203).

25 марта 1886 г. Григорович писал: «Милостивый государь Антон Павлович, около года тому назад я случайно прочел в „Петербургской газете“ Ваш рассказ; названия его теперь не припомню; помню только, что меня поразили в нем черты особенной своеобразности, а главное, — замечательная верность, правдивость в изображении действующих лиц и также при описании природы. С тех пор я читал всё, что было подписано Чехонте, хотя внутренно сердился за человека, который так еще мало себя ценит, что считает нужным прибегать к псевдониму. Читая Вас, я постоянно советовал Суворину и Буренину следовать моему примеру. Они меня послушали и теперь, вместе со мною, не сомневаются, что у Вас настоящий талант, — талант, выдвигающий Вас далеко из круга литераторов нового поколенья. Я не журналист, не издатель; пользоваться Вами я могу только читая Вас; если я говорю о Вашем таланте, говорю по убеждению. Мне минуло уже 65 лет; но я сохранил еще столько любви к литературе, с такой горячностью слежу за ее успехом, так радуюсь всегда, когда встречаю в ней что-нибудь живое, даровитое, что не мог — как видите — утерпеть и протягиваю Вам обе руки. Но это еще не всё; вот что хочу прибавить: по разнообразным свойствам Вашего несомненного таланта, верному чувству внутреннего анализа, мастерству в описательном роде (метель, ночь и местность в „Агафье“ и т. д.), чувству пластичности, где в нескольких строчках является полная картина: тучки на угасающей заре: „как пепел на потухающих угольях…“ и т. д. — Вы, я уверен, призваны к тому, чтобы написать несколько превосходных истинно художественных произведений. Вы совершите великий нравственный грех, если не оправдаете таких ожиданий. Для этого вот что нужно: уважение к таланту, который дается так редко. Бросьте срочную работу. Я не знаю Ваших средств; если у Вас их мало, голодайте лучше, как мы в свое время голодали, поберегите Ваши впечатления для труда обдуманного, обделанного, писанного не в один присест, но писанного в счастливые часы внутреннего настроения. Один такой труд будет во сто раз выше оценен сотни прекрасных рассказов, разбросанных в разное время по газетам; Вы сразу возьмете приз и станете на видную точку в глазах чутких людей и затем всей читающей публики. В основу Ваших рассказов часто взят мотив несколько цинического оттенка, к чему это? Правдивость, реализм не только не исключают изящества, — но выигрывают от последнего. Вы настолько сильно владеете формой и чувством пластики, что нет особой надобности говорить, например, о грязных ногах с вывороченными ногтями и о пупке у дьячка. Детали эти ровно ничего не прибавляют к художественной красоте описания, а только портят впечатление в глазах читателя со вкусом. Простите мне великодушно такие замечания; я решился их высказать потому только, что истинно верю в Ваш талант и желаю ему ото всей души полного развития и полного выражения. На днях, говорили мне, выходит книга с Вашими рассказами; если она будет под псевдонимом Че-хон-те, — убедительно прошу Вас телеграфировать издателю, чтобы он поставил на ней настоящее Ваше имя. После последних рассказов в „Новом времени“ и успеха „Егеря“ оно будет иметь больше успеха. Мне приятно было бы иметь удостоверение, что Вы не сердитесь на мои замечания, но принимаете их как следует к сердцу точно так же, как я пишу Вам неавторитетно, — по простоте чистого сердца.

Жму Вам дружески руку и желаю Вам всего лучшего

Уважающий Вас

Д. Григорович.»

…и — пошла писать! — Крылатое выражение. Ср. «Мертвые души», гл. 8: «…пошла писать губерния!».

…«Егеря», который Вам понравился, я писал в купальне! — С восторженной встречей Григоровичем этого рассказа («Петербургская газета», 1885, № 194, 18 июля) связано, по воспоминаниям А. С. Лазарева (Грузинского), приглашение Чехова в «Новое время» (Грузинский А. О Чехове (Отрывки воспоминаний). — «Русская правда», 1904, № 99, 11 июля). К этому рассказу относятся, и строки из воспоминаний Суворина о Чехове: «Он мне говорил, что один из своих рассказов написал в купальне, лежа на полу, карандашом, положил в конверт и бросил в почтовый ящик» (Суворин А. Маленькие письма. — «Новое время», 1904, № 10179, 4 июля).

…письмо Суворина. — См. письмо 149* и примечания* к нему.

Циничности ~ я почувствовал сам…— При включении рассказа в сборник «В сумерках» (1887) Чехов исключил некоторые натуралистические подробности (см. т. 4 Сочинений).

…петербуржцы ~ советовали не портить книги псевдонимом. — См. примечания к письму 151*.

Пришлите ~ Вашу карточку. — Просьбу Чехова Григорович выполнил. На карточке надпись: «От старого писателя на память молодому таланту. 31 марта 1886 года» (Дом-музей А. П. Чехова в Ялте; Чеховы Мария и Михаил. Дом-музей А. П. Чехова в Ялте. Мемуарный каталог-путеводитель. Изд. 7. М., 1963, стр. 39). Карточка была прислана вместе с ответом Григоровича от 2 апреля 1886 г.:

«Ответ Ваш истинно меня обрадовал и в то же время растрогал, Антон Павлович. Письмо мое вырвалось у меня невольно, в радостном увлеченье приветствовать новый литературный талант; но я тогда же подумал: „он, наверное, иронически отнесется к горячности старика… А впрочем, что за беда! Я свое дело сделал по совести!..“ Вы же ответили мне самым сердечным образом — и хорошо сделали. Вы этим подтвердили только мою веру в Ваше дарование: впечатлительность и сердечность в тесной связи с творческой способностью. Поверьте, я счел бы за большой грех тревожить Вашу душу обольщением, если бы то, что писал Вам, не выходило из твердого убежденья человека опытного, прожившего 40 лет в кругу лучших наших и иностранных писателей, человека, сохранившего горячую любовь к литературе, много читавшего и теперь еще много читающего. Читая Ваши рассказы, я не сразу себе поверил. Как опытная гончая собака, почуяв за кустами дупеля, — я на него не бросился, подобрался тихонько ближе, прочел еще раз, подчеркивая то, что остановило мое внимание, и тогда уже, сделав конечное заключенье, отправился к Суворину, к Полонскому, Потехину и Буренину — которые вполне согласились со мною. Вот Вам мой дружеский совет: первым делом, необходимо покончить с работой срочной, спешной и по мелочам. Вы прекрасно сделали, что берегли и не тратились образами и картинами, которые Вам особенно дороги. Выберите из этого запаса то, что Вам ближе к сердцу, обдумайте хорошенько план (архитектурная постройка повести важная вещь) — и летом приступайте с богом к работе. Если к свойствам Вашего таланта не подходят повесть или роман, — пишите мелкие рассказы, но обделывайте их до тонкости. Тургенев одними „Записками охотника“ сделал бы себе громкое имя! Перед Вами сто гряд, засеянных фиалками; художественная задача в том, чтобы в одном небольшом флаконе сосредоточить фиалковый запах этих ста гряд. Образец повести, по-моему, „Тамань“ Лермонтова. Пусть все литераторы соберутся, и ни один не найдет слова, которое можно было бы прибавить или убавить; они все, как цельный музыкальный аккорд. Когда кончите Вашу работу, пришлите ее мне, — не для замечаний, боже упаси, — но для того только, чтобы я мог определить ее в хорошее место и за гонорар, который я устрою, конечно, выгоднее, чем Вы это сделаете. Успех будет — я уверен; Вы прямо займете то место, которое Вам следует. Тогда Вы смело можете отымать время у медицины в пользу литературы. По любви Вашей к природе и замечательному чувству, с каким Вы ее описываете, — Вы еще поэт вдобавок. Это драгоценное свойство, столь редкое теперь в литераторах новой формации, — вынесет Вас, как на крыльях. Правдивость передачи внешних впечатлений нимало не требует подробностей грубо матерьяльного оттенка. Это, между прочим, недостаток Золя, — а уж на что талант! Прибавил ли Гоголь хотя малейшую черту в свою чудную повесть „Шинель“, заставив городового казнить зверей на ногте? — точно посреди задушевной беседы вдруг кто-то рыгнул. Читали ли Вы „Пикквикский клуб“ Диккенса? Если нет, — непременно прочтите. Такая картина из русских нравов давно ждет своего Диккенса. Россия велика, и „Мертвые души“ далеко еще не всё исчерпали. Но я заболтался с Вами, — удел живых старцев. В конце нынешнего месяца уезжаю за границу; но когда случится Вам быть в Петербурге, — надеюсь увидеть Вас и обнять Вас, как обнимаю теперь заочно. Портрет посылаю Вам с великим удовольствием и желал бы, чтобы Вы ответили мне тем же.