История античной культуры - Фаддей Францевич Зелинский

период III века, — все же ее романизация была настолько прочна, что восторжествовала над всеми веками и вторжениями варваров, и нынешние румыны справедливо признают императора Траяна создателем своего народа.

А впрочем, история всех этих окраин ничего не дает нам, кроме имен и голых фактов; пульс действительной жизни мы чувствуем, только спускаясь от них к греческому Востоку. Балканский полуостров, кроме Мезии и Фракии, был разделен на две провинции, Македонию и Ахайю, из коих первая обнимала также и северную Грецию (выше, с.20). Для обеих сакральным центром были Дельфы, амфиктионию которых (выше, с. 196) Рим реорганизовал, включая в нее почти все греческие племена с Македонией и Эпиром. Независимо от этого собственно Греция имела своими главными городами Коринф, вновь основанный Цезарем как римская колония, и Аргос: там жил римский наместник, здесь собирался провинциальный сейм. Не входили в состав провинции Афины и Спарта, сохранившие и при империи свою свободу. Вообще Рим всячески проявлял свой филэллинизм, особенно по отношению к Афинам — никто в такой мере, как Адриан, украсивший Афины многими величественными зданиями, пристроивший к ним новый квартал и подаривший им водопровод, из которого афиняне пьют воду поныне. И все-таки Эллада угасает; исчезновение филономического сознания повело к усиливающемуся безбрачию и к уменьшению населения. Старая религия еще была сильна, но более как предмет любви, чем веры. Промышленность и торговля оскудели; Пирей, некогда «гостеприимнейшая гавань в мире», теперь редко видел в своих водах заезжее судно. Мирное, предзакатное настроение царит повсюду; его лучший представитель — Плутарх Херонейский (I-II века), один из симпатичнейших людей того времени, прекрасный семьянин и любящий гражданин своей маленькой родины, довольствующийся при скромном достатке скромными почестями со стороны своих сограждан и мирно доживающий свой век под лучами заходящего солнца Аполлоновой горы.

Малая Азия состояла из нескольких провинций, из коих главной была «Азия» в узком смысле, бывшее Пергамское царство, «провинция пятисот городов», как ее называли. О ее процветании в нашу эпоху свидетельствуют, кроме литературы, и многочисленные развалины, обнаруженные путешествиями последних десятилетий: «Где только исследованию открывается уголок этой земли, нетронутой опустошениями того полутора-тысячелетия, которое нас отделяет от тех времен, там наше первое и сильнейшее чувство — чувство ужаса и почти стыда вследствие контраста между жалким и бедственным настоящим и счастьем и блеском истекшей римской эпохи» (Т. Моммзен). Земледелие, промышленность, торговля находились на одинаковой, очень значительной высоте; о просвещении города заботились взапуски, и в литературе — конечно, греческой — нашего периода Малая Азия играет первостепенную роль. Религиозность жителей была сильна и чутка с наклоном к мечтательности и мистицизму; для чудодеев, вроде знаменитого Аполлония Тианского, здесь была благодатная почва, но и христианство нашло здесь свои первые и самые верные общины.

Подобно Малой Азии и Сирия ждет своих избавителей для возвращения ей того благосостояния, которым она пользовалась в эпоху империи. Но, впрочем, характер ее был другой: там — множество одинаково цветущих, соперничающих друг с другом городов, здесь — бесспорное первенство греческой столицы, роскошной и распущенной Антиохии, которой не могла затмить основанная Римом латинская столица Берит (Berytos, ныне Бейрут), хотя и она прославилась своими высшими школами, филологической и юридической; там — мирная жизнь разоруженных провинций под мягкой властью римского сената, здесь — ферула[106] императорского наместника и воинский шум легионов у беспокойной евфратской границы. Но культура почвы, промышленность и торговля были здесь еще значительнее, чем там.

Особого внимания заслуживает Палестина. За Хасмонеями (то есть основанной Маккавеями династии, выше, с.201) последовал Ирод Великий, в сорокалетнее правление которого иудейское царство достигло своего апогея в смысле внешнего блеска и могущества; но при его преемниках начались смуты. Иудея была то подпровинцией с римским прокуратором во главе, то полусамостоятельной под протекторатом Рима; рознь партий между собой и с Римом росла и росла и повела, наконец, к восстанию 61-69 годов, после которого Иерусалим и его храм были разрушены. Но и этим сопротивление иудейского народа не было сломлено: он восставал и при Траяне, и при Адриане, и при Антонине Благочестивом, каждый раз неудачно; взаимное отчуждение и взаимная ненависть от этого только усиливались. Внешним результатом было включение Иудеи с ее столицей Aelia Capitolina — под таким названием Адриан вновь выстроил Иерусалим, запретив, однако, иудеям в нем селиться, — в провинцию Сирию; внутренним — прекращение прозелитизма (выше, с.238) и полная замкнутость еврейства в этот новый, чисто синагогальный период его жизни.

Оставляем в стороне римскую (северо-западную) Аравию, пустынную страну, в которой, однако, транзитная торговля с Индией повела к возникновению сказочно богатых и прекрасных городов вроде Петры; переходим к Египту с его столицей Александрией. В отличие от прочих провинций правление здесь было чисто бюрократическим: даже греческие города не имели ни советов, ни выборных властей. Превосходя плодородием все прочие провинции, Египет был житницей Италии в эпоху империи; вот почему императоры особенно дорожили этой провинцией, обладание которой им обеспечивало подчинение Италии. Второй силой страны была промышленность, главным образом, производство тканей, стекла и папируса; третьей — торговля с Индией (по Нилу до Копта, оттуда по большим дорогам до чермноморских гаваней[107] Myoshormos или Вереники, оттуда, огибая Аравию, к Малабарскому побережью), особенно с тех пор как мореход Гиппал открыл постоянство муссонов и возможность прямого морского пути из Аданы (ныне Аден) к Малабару. Александрийский Мусей с его кафедрами был оставлен императорами, и ученые продолжали с гордостью называть себя аро tu Museiu (как в Париже de l'Institut), но его придворное происхождение оказалось для него роковым: он захирел с тех пор, как в Александрии не было двора, между там как в Афинах высшие школы и под римской эгидой продолжали процветать. Впрочем, это касалось греков; местное население, умственно и нравственно обессиленное многовековыми кровосмесительными браками, в тупом повиновении исполняло свою тяжелую работу, равнодушное ко всему, что не касалось его священных крокодилов и кошек.

Оставляя в стороне малозаметное в нашу эпоху Киренское пятиградие на Большом Сирте, мы переходим к африканскому Западу между Средиземным морем и пустыней, состоящему из греко-финикийского трехградия (Триполиса), провинции Африки с Нумидией и Мавритании. После того как Цезарь восстановил разрушенный столетием раньше Карфаген, для этих провинций наступил период поразительного расцвета, о котором поныне свидетельствуют развалины заложенных тогда городов. Очень сложным был национальный вопрос. Местный (берберский) язык держался с замечательной стойкостью через всю античность, как и ныне; на него легло уже с давних пор финикийское наслоение вследствие карфагенского владычества; на финикийское — греческое, благодаря непреодолимой притягательной силе действующей с Сицилии и Кирены греческой образованности. Теперь